Диалогические теории цивилизаций

Идеи Хантингтона показывают, что сравнение локальных цивили­заций само по себе не предполагает диалога, свободной продук­тивной коммуникации между ними. Оно не полностью устраняет иерархию. Сохраняющиеся претензии на научность все еще дают преимущество культуре создателя концепции (субъекта) над куль­турами описываемых цивилизаций (объектами). Это позиция ког­нитивного доминирования, заведомого неравноправия исследую­щего и исследуемых. Создаваемые модели являются зачастую дог­матическими, слабо проблематизируемыми. Представители иных цивилизаций часто воспринимали это болезненно (например, опи-

128 Теория и методология истории

сание Японии американским антропологом Рут Бенедикт в середи­не ХХ в.). Поэтому сейчас все большее значение приобретает идея диалога цивилизаций, связанная с провозглашением ООН 2001 г. как «Года диалога цивилизаций» и созданием «Альянса цивилиза­ций» в 2005 г.

Ситуация диалога коренным образом отличается от идентифи­кационной или чисто когнитивной. Образ иного становится не про­сто терпимым или интересным. Возникает ответственное отно­шение к иному, о котором писал французский философ Эммануэль Левинас (1906–1995). Образ цивилизации в диалоге радикально от­личается от образов, созданных «объективным» наблюдателем из­вне. Это образ их взаимодействия, в котором наиболее определен­но проявляются как их сходства, так и различия; как способы вос­приятия инокультурного опыта, так и формы сохранения собствен­ных традиций. В диалоге роль субъекта закреплена за обеими сторонами. Роль самоидентификации при этом в значительной сте­пени утрачивается, так как ее никто не опровергает. Возникает поле взаимодействия оппозиций, в рамках которого каждая культу­ра говорит за себя, а исторические образы взаимно проблематизи-руются. Всеобщая история, написанная с одной фиксированной точки зрения (целостный образ), заменяется множеством историй, написанных со всевозможных точек зрения (калейдоскоп образов). Малоподвижные образы цивилизаций как социокультурные сущ­ности высшего порядка заменяют динамичные образы цивилизаций как разномасштабных сторон взаимодействия. Поэтому макроисто-рические модели всеобщей истории, которые доминировали ранее, будь то линейно-стадиальные или циклические, а также региональ­ные модели истории локальных цивилизаций соседствуют теперь с моделями микроистории и часто, как у французского историка Эмманюэля Ле Руа Ладюри (р. 1929), переплетаются с ними.

Целью историков становится описание нормативных и возмож­ных форм реакции представителей цивилизации на те или иные культурные воздействия. Для анализа контактов цивилизаций ис­пользуется стратегия «насыщенного описания» американского со­циолога и антрополога Клиффорда Гирца (1926–2006), созданная первоначально для интерпретации поведения участников много­стороннего межкультурного взаимодействия во Французской Са­харе. При этом предполагается изучение культуры как контекста, в котором могут быть адекватно описаны и интерпретированы

Глава 5. Теории цивилизаций

символы, используемые сторонами в процессе диалога. Речь идет не только об описании и понимании другой культуры, но и о гер­меневтическом понимании межцивилизационного диалога как це­лого, во всех его странностях и поворотах, обусловленных взаим­ным недопониманием. Исследование истории цивилизаций высту­пает как продолжение и развитие такого диалога, связанное с изме­нением конфигурации герменевтического круга.

На смену структурализму как теоретическое основание иссле­дования цивилизаций приходят феноменология и диалогика. Со­гласно представлениям итальянского писателя и филолога Умбер-то Эко (р. 1932), структурализм претендует на объективность опи­сания реальности общественной жизни, овеществление созданных им моделей. Феноменология же описывает скорее «естественные установки», ментальные предпосылки тех или иных форм деятель­ности, устойчивые образы, характерные для участников диалога. Хотя эти установки закреплены в институтах, современная фено­менология в меньшей степени претендует на рационализацию, реификацию и субстанциализацию своих идей и моделей, припи­сывание им сущностной природы, «задающей» облик той или иной цивилизации. В диалогике изучаются образы и представления, соз­данные участниками цивилизационного диалога, их ситуативное значение, изменяющиеся контексты и культурные горизонты, внутри которых они создавались и функционируют, способы трансфера (передачи) понятий и смыслов, прежде всего при помо­щи инструментов языка. Рационализм все в большей мере и все бо­лее сознательно дополняется процедурализмом, вниманием к про­цессу диалогического взаимодействия, а не к его возможному ре­зультату (который признается вероятностным, а не детерминиро­ванным).

В этих условиях принципиально невозможны составление нор­мативных «списков цивилизаций», произвольное выделение их «сущностных» качеств, иерархичность и конфликтность познава­тельных моделей. Эта ценностная ориентация исследователей за­креплена в идеологии мультикультурализма, остающейся продук­тивной при всех ее недостатках, общих для всех производных постколониальной критики (субстанционализм, догматизация об­раза субалтерна, иного и др.). Возникает резкая критика цивилиза-ционных концепций, связанных преимущественно с задачей само­идентификации. С этой точки зрения цивилизационные представ-

Теория и методология истории

ления в России (равным образом либеральные и консервативные) критикует как националистические и имперские французский ис­торик Ютта Шеррер (р. 1942).

Однако радикальная переориентация со сциентистской на нар-ративистскую познавательную стратегию, связанная с переходом от логики противоречия к логике диалога, означает и актуализацию некоторых недостатков постмодернизма, в частности уравнивание различных правдоподобных нарративов о прошлом. Это усложняет процесс осознания всей совокупности различий и сближений меж­ду цивилизациями. Так, японский антрополог-африканист Юнзо Кавада (р. 1934) в рамках важной и продуктивной концепции три­ангуляции (мультиперспективизации) фактически ставит на одну доску индустриальную революцию в Англии, освоение поливного рисосеяния в Японии и овладение ремеслом по переработке утиля в Буркина-Фасо в Африке. При этом идеи прогресса, интенсивной адаптации и деградации (катагенеза) практически приравниваются друг к другу.

Надо подчеркнуть, что идеал цивилизационных представлений и исследований в условиях диалога цивилизаций еще не создан. Трудно сказать, каким он будет. Юрген Остерхаммель (р. 1952) считает, что в условиях диалога цивилизаций можно продолжать развивать сравнительную историю цивилизаций на сциентистской основе и выстраивает ее диалогическую, неиерархическую модель, не упуская при этом идеалы прогресса и модернизации. Для этого он разделяет структурное, тотальное и частичное сравнение циви­лизаций (он считает, что частичное сравнение предпочтительно, так как «менее произвольно»). Он также разделяет асимметричное и симметричное, конвергентное и дивергентное сравнение (сим­метричное и конвергентное сравнение позволяет преодолевать «не­осознанное стремление к дихотомизации», особенно присущее раннему этапу развития цивилизационных идей). В этом – сущ­ность и роль современного этапа развития цивилизационных пред­ставлений, неотрывного от диалога мировых цивилизаций. Оценка его познавательных возможностей еще впереди.

Все большую роль в развитии теории цивилизаций играют гло­балистика и глобальная история. Теория «глокализации» англий­ского социолога Роланда Робертсона (р. 1938) видит предмет изу­чения цивилизаций во взаимодействии глобального и локального: глобализация порождает процессы роста локального, в том числе

Глава 5. Теории цивилизаций

цивилизационного самосознания, и сама является продуктом взаи­модействия, взаимопроникновения локальных цивилизаций. В то же время исследование цивилизаций переводится в область исто­рического и социального сознания, исторической памяти. В про­грамме исследований Фонда Форда (1997) подчеркивается, что ци­вилизации – это не факты, а артефакты – наших интересов, фанта­зий, нашей потребности знать, помнить, забывать.

Французские историки Мишель Вернер и Бенедикт Циммер-манн сомневаются в перспективах традиционных форм сравни­тельного изучения цивилизаций и межцивилизационных трансфе­ров, указывая как на метафизическую и идеологическую нагружен-ность понятия «цивилизация», так и на несовершенство методоло­гического обеспечения такого рода процедур. Для их проведения важным остается фиксирование образов цивилизаций, которое и делает сравнение или исследование трансфера возможными. Но подобная процедура предполагает спекулятивные представле­ния о бинарных оппозициях или единой референциальной сетке, опосредующих исторический анализ. Это предпосылочное знание входит в противоречие с фактами взаимной модификации объек­тов сравнения, многосторонности взаимодействий в процессе трансфера. Тем самым поле методов сравнения и поле объектов сравнения разводятся, они представляют разные традиции и разные способы мышления. Их необходимо так или иначе соотнести меж­ду собой. Это тем более важно, что позиция исследователя по от­ношению к предметам сравнения всегда отчасти смещена, что по­рождает оптические обманы. Поиск баланса или «золотой середи­ны» поэтому менее эффективен, чем способность исследователя к сознательному маневру.

Как альтернативу Вернер и Циммерманн предлагают интерак­тивное, высоко рефлексивное, предмет- и процесс-ориентирован­ное исследование, в котором масштаб сравнения, ориентация на синхронию или диахронию, позиция историка не предопределены, а зависят от хода анализа и корректируются им. Это многосторон­ний диалог на уровнях предмета, методов, логик, ценностей, точек зрения («двойная герменевтика»); исторического свидетельства, естественных установок и профессиональных навыков историка. Методологический аппарат и активность историка диалогически, а значит и исторически, согласуются со свойствами предмета, ста­новясь гибкими, динамичными, способствуя оптимизации познава­тельного процесса на разных его этапах, помогая преодолевать

Теория и методология истории

возникающие препятствия. В сущности, речь идет об использова­нии диалогических коммуникативных стратегий во имя когнитив­ных задач, в том числе для исследования транснациональной исто­рии Европы (Вернер, Циммерманн 2007).

В целом основной тенденцией в развитии современных теорий цивилизаций является уход догматических и кажущихся самооче­видными схоластических схем, приписывающих себе рациональ­ность и научность. Это означает все больший учет роли языка и «естественных установок» культуры и личности, процедуры диало­га, сближение с конкретным, проблематизируемым, вероятностным историческим знанием. В сущности, это движение от простых спо­собов объяснения цивилизационных явлений ко все более слож­ным. Если на первом этапе этого процесса философия истории на­вязывала исторической науке свои онтологические модели («вар­варство – цивилизация»), на втором этапе историки стремились выделить, а затем и соединить методы объяснения и понимания, развести метафоры и модели, овладеть многофакторным анализом, то на третьем этапе теория цивилизаций как бы растворяется в диа­логе с теорией исторического знания. Теперь это один из инстру­ментов историка, которым он должен овладеть наряду с многими другими.

Рекомендуемая литература

Время мира. Вып. 1–2. Новосибирск, 1998, 2001.

Ионов И. Н. 2007. Цивилизационное сознание и историческое знание: проблемы взаимодействия. М.

Ионов И. Н., Хачатурян В. М. 2002. Теория цивилизаций от античности до конца XIX века. СПб.

Сокулер З. А. 2003. Столкновение или диалог цивилизаций? Современ­ные цивилизационные исследования (Реферативный обзор). Россия и современный мир 3(40): 198–220.

Сравнительное изучение цивилизаций. Хрестоматия / сост. Б. С. Ерасов. М., 1998.

Тойнби А. Дж. 1991. Постижение истории. М.

Глава 6 ТЕОРИИ МОДЕРНИЗАЦИИ

В современной литературе понятие «модернизация» употребляется в различных смыслах: 1) для обозначения широкого многовекового перехода от традиционности к современности, от аграрного к индустриальному обществу (хронологически совпадающего с пе­реходом от Средневековья к Новому и Новейшему времени); 2) многовариантного процесса, в ходе которого отставшие догоня­ют ушедших вперед; 3) для характеристики преобразований, совершенствований, реформ, внедрения инноваций, которые осу­ществляются в современных уже модерных обществах в ответ на новые вызовы; 3) для объяснения усилий, предпринимаемых стра­нами третьего мира (далее – ТМ) с целью приблизиться к характе­ристикам наиболее развитых обществ; 4) для описания трансфор­маций, переживаемых постсоциалистическими странами.

Модернизация в первом, широком, смысле слова, как движение от «традиционности» к «современности» (в той или иной степени включающее в себя и все прочие интерпретации), трактуется ис­следователями как протяженный, охватывающий несколько столе­тий всеобъемлющий исторический процесс инновационных меро­приятий, обусловленный действием в первую очередь факторов внутреннего происхождения (эндогенных), который, в свою оче­редь, может быть представлен как совокупность подпроцессов: ин­дустриализации, урбанизации, бюрократизации, профессионализа­ции, рационализации, демократизации, становления современных ценностно-мотивационных механизмов, образовательной и комму­никативной революций. В ходе модернизации аграрные, традици­онные общества трансформируются в индустриальные, современ­ные, что связано с развитием передовой индустриальной техноло­гии, политических, культурных и социальных механизмов, соот­ветствующих поддержке, регулированию и использованию этой технологии (Побережников 2006 а).