Становление науки Нового времени как «науки быстрых открытий»

Кумулятивная наука, она же наука быстрых открытий (Коллинз 2002: гл. 10), появилась в результате прорыва начиная с XVI в. в математике (Ф. Виет, Н. Тарталья, Дж. Кардано, Р. Декарт), а за­тем также в механике, астрономии, оптике и т. д. (Г. Галилей, И. Кеплер, Н. Ньютон, Г. Лейбниц). Появляется машинерия быст­рых открытий – манипулирование формулами в математике и экс­периментальная техника, использование приборов в естествознании.

Открытия получают статус открытий именно потому, что они проверяются и перепроверяются другими исследователями. Новое поколение ученых предпочитает согласиться с доминирующей, от­вечающей текущим критериям достоверности позицией и, основы­ваясь на ней, продвигаться дальше, а не возвращаться к старым спорам (пусть и в новой терминологии), как это происходит до сих пор в философии, социальных и гуманитарных науках.

Таким образом, в математике и естествознании достигается на­учный консенсус об открытиях (доказана ли теорема, происходит ли определенный феномен при заданных экспериментальных усло­виях) и появляется быстро сдвигающийся передовой фронт иссле­дований. Результаты, по которым достигнуто согласие, попадают в энциклопедии и учебные пособия уже не как мнения отдельных исследователей или направлений, а как непреложные научные зна­ния, относительно которых уже никто не спорит. В этом и состоит накопление положительных знаний (причем не только эмпириче-

358 Теория и методология истории

ских, но и теоретических) как важнейшее свойство кумулятивной науки (значение 4, см. выше).

Как уже говорилось, социальные и исторические дисциплины в своем большинстве не попадают в этот круг. Если многие эмпи­рические факты и события могут считаться непреложными и, как правило, неоспоримыми, то в интерпретациях относительно исто­рических явлений и социальных процессов нет даже намеков на достижение общего согласия.

Следует ли вообще к этому стремиться? Мы подходим к цен­тральной проблеме и важнейшему интеллектуальному конфликту в методологии социального и исторического познания.

«Спор о методе» - конфликт между сторонниками номотетики и идиографии

Исторический контекст Спора о методе (Methodenstreit) в Германии второй половины XIX в. - активная экспансия идеологии естест­венно-научного подхода на философию и гуманитарное познание с позиций материализма, позитивизма, физикализма, эволюцио­низма, психологического ассоцианизма. Контрудар со стороны не­мецкой гуманитарной профессуры выразился в появлении в 1883 г. первого тома книги Вильгельма Дильтея «Введение в науки о ду­хе», идеи которой позже были развиты в «Описательной психоло­гии» (Дильтей 1987; 2000). Главная тема этих книг - различение Geisteswissenschaften («науки о духе» - перевод термина “moral sciences” Милля) и Naturwissenschaften («науки о природе»).

Таким образом, науки различались Дильтеем по предмету, при­чем предмету должен соответствовать метод. Эксперименты, выяв­ление численных закономерностей, причинное объяснение, выве­дение и проверка формул - все эти методы подходят только для «наук о природе», изучающих внешние, объектные, лишенные духа фрагменты природы. В «науках о духе» такие подходы бесполезны и бессмысленны. Дух может быть исследован только как дух не внешним, а внутренним образом, он должен быть понят. Отсюда знаменитое различение Verstehen (понимания) и Erklären (объясне­ния) как визитная карточка данного, идущего от Дильтея подхода в философии и методологии социогуманитарных наук. Будучи одним из отцов «философии жизни», Дильтей также подчеркивает «то­тальность», «целостность», «жизненную полноту» духовной сторо­ны человеческого существования.

Глава 18. Основы методологии

При этом «духовное» понималось Дильтеем как сознание, по­знающая, интеллектуальная сторона которого дополнялась пере­живаниями, надеждами, страхами и т. п. Поскольку предметным изучением сознания всегда занималась психология, Дильтей вслед за Юмом и Миллем пытался выстроить все здание гуманитарных наук на психологической платформе. Тут обнаружилась сущест­венная трудность. Благодаря Вундту и его ученикам как раз в то время бурно развивалась экспериментальная, численная, объясни­тельная психология, построенная по естественно-научным кано­нам. Неприятный парадокс: психология – главная, базовая «наука о духе», а развивается (причем весьма успешно и убедительно) как самая заядлая «наука о природе».

В 1887 г. появляется и сразу завоевывает авторитет книга не­мецкого социолога Фердинанда Тённиса “Gemeinschaft und Gesellschaft”. Тённис попросту отказывает истории в праве назы­ваться наукой. Сам же он строит классификации и выводит зако­номерности вполне в духе стандартов естествознания. Таким обра­зом, уже две «науки о духе» – психология и социология – заявляют о себе как классифицирующие, объясняющие и выявляющие зако­ны, а вовсе не «понимающие».

В 1894 г. выходит в свет книга основателя Баденской школы неокантианства Вильгельма Виндельбанда «История и наука о природе». Виндельбанд продолжает тему принципиального раз­личения наук и сосредоточен на возникшем затруднении. Ход Вин-дельбанда состоит не в расщеплении предметов познания, а в об­ращении к специфике познавательных методов. Один и тот же предмет может изучаться разными науками, важно, какими мето­дами при этом пользуются исследователи.

Так возникает знаменитое, используемое до сих пор различение номотетики и идиографии ¹. Науки, преимущественно использую­щие номотетический метод, ищут общие закономерности, пользу­ясь для этого экспериментами, математикой, статистикой, поста­новкой и проверкой гипотез. Науки, следующие идиографическому методу, сосредоточены на описании единичных и неповторимых явлений, проникновении в их скрытые глубинные смыслы, всегда связанные с ценностями. Таким образом, Виндельбанд также счи-

Иногда даже в солидных изданиях это слово пишут неверно (с третьей буквой е). Дело в том, что первый корень в «идиографии» происходит не от слова «идея», а от «идиос» (единичный, неповторимый).

360 Теория и методология истории

тается создателем философии ценностей (Wertphilosophie). Он не привязывал жестко методы к наукам: так, исторические науки о природе могут использовать идиографические методы, а в истории каждое событие может быть понято только в контексте общих – номотетических представлений об истории (Виндельбанд 1996).

Ученик Виндельбанда Генрих Риккерт в книге «Границы есте­ственно-научного образования понятий» (1896 г.) показал, что в различении номотетики и идиографии реально скрыты два крите­рия: между генерализующим и индивидуализирующим подходом к образованию понятий, между оценивающим и неоценивающим мышлением. Риккерт также предложил вместо «наук о духе» гово­рить о «науках о культуре» («культуроведении») – прямом аналоге не современной культурологии, но всего комплекса социогумани-тарных наук (Риккерт 1998). Согласно Риккерту, «науки о культу­ре» суть взгляд на мир через тотальную отнесенность к ценностям, тогда как «науки о природе» рассматривают мир в отношении к за­конам и закономерностям.

В первой половине XX в. Спор о методе по многим причинам угас. Последователи «философии жизни» Дильтея (О. Шпенглер, экзистенциалисты) все больше отходили от рационализма, тогда как приверженцы строгой научности (Б. Рассел, логицисты и непо­зитивисты), напротив, сосредоточились на поиске абсолютных ра­циональных и логических оснований научного языка. Общее поле дискуссии было утеряно.

Второй этап Спора открывает статья Карла Гемпеля «Функция общих законов в истории», впервые опубликованная в 1942 г. (Гемпель 1998). Начиная с 1949 г. она многократно переиздавалась в сборниках и хрестоматиях и до сих пор по праву считается одной из самых ярких и фундаментальных работ в сфере логики и мето­дологии социально-исторических наук.

Статью об общих законах в истории (позже их стали называть covering laws – охватывающими законами) Гемпель, принадлежав­ший к младшему поколению членов Венского кружка, опубликовал уже в США, где в середине XX в. шло становление университет­ского образования и ощущалась острая потребность в методологи­ческом обосновании принципов построения и преподавания соци­альных наук. Статья вызвала резонанс уже после войны, в конце 1940-х и особенно в 1950–1960-х гг. в связи с широким развертыва­нием англоязычной аналитической философии, включающей анали-

Глава 18. Основы методологии

тическую философию истории. Утерянное ранее общее поле для Спора вернулось вновь, но, как обычно бывает, в новом обличье.

Карл Гемпель развивал свою версию логического эмпиризма и приложил соответствующую дедуктивно-номологическую схему к проблеме научности исторических объяснений. В своей статье он утверждает, что обычные исторические объяснения являются не­полноценными (defective), а научно полноценными станут только при использовании универсальных гипотез и универсальных зако­нов (тех самых covering laws). Главные тезисы Гемпеля: единство эмпирических наук и соответственно общность методологии, необ­ходимость формулирования и проверки общих гипотез (соответст­венно получение законов) для полноценного научного объяснения. Понимание (Verstein) в этом аспекте – это только предварительная, возможная, но необязательная эвристика. Номологический² подход Гемпеля оставил далеко позади прежние наивные версии номоте-тики, теперь уже стало невозможно объявлять не выверенные и не операционализируемые, часто тривиальные суждения «историче­скими законами».

Гемпелевская методология «охватывающих законов» не полу­чила поддержки у историков, встретила шквал критики со стороны аналитической философии истории, после чего была почти забыта как устаревшая и надоевшая всем тема. В то же время в самой ис­торической науке (особенно в школе «Анналов») и в социальных науках с 1950-х гг. бурно развивались количественные методы, предпринимались многочисленные попытки применения матема­тического моделирования и структурно-системных представлений. За исключением нескольких областей (экономическая история, ис­торическая демография) численные методы к концу 1970-х гг. ско­рее разочаровывают исследователей. От системных и математиче­ских моделей, от поисков закономерностей многие историки отво­рачиваются. Популярная в 1960–1970-е гг. книга Ч. Сноу «Две культуры», советские дискуссии о «физиках и лириках» – это части и ответвления все того же классического Спора о методе.

Важнейшим событием в философии науки 1960-х гг. была пуб­ликация книги Томаса Куна «Структура научных революций» (Кун 1977), знаменовавшая общее разочарование в неопозитивистских

Номология – гемпелевский аналог номотетики с новым уровнем логических стандартов, упором на необходимость формулирования и проверки универсальных гипотез, учета на­чальных условий и применения дедукции.

Теория и методология истории

идеалах. Благодаря Куну широко распространилось понятие пара­дигмы как целостной совокупности базовых понятий, подходов и методов, принятых в научном сообществе в рамках устоявшейся научной традиции. С релятивистскими и антиобъективистскими идеями Куна, с антисциентизмом позднего Витгенштейна, структу­рализмом Фуко и Лакана связаны положения о «несоизмеримо­сти» – принципиальной несводимости друг к другу парадигм и тео­рий, о непереводимости соответствующих кодов, о науке как лишь одной из «языковых игр» или версий «дискурса» и т. п. Такие взгляды, особенно широко распространившиеся в социальных и гуманитарных науках, не только способствовали отгораживанию разных направлений друг от друга, но и послужили (а многим слу­жат и до сих пор) мощной «броней», защищающей от строгих ме­тодологических требований. Краткий взлет номотетики, системно­го подхода, бурных споров об «охватывающих законах» заверша­ется, что означает и конец второго этапа Methodenstreit.

С 1970-х гг. исподволь начинается третий этап Спора, причем с разнородных и противоречивых процессов. Прежние протестные и достаточно революционные, устремленные к новшествам и пер­спективам подходы «нео» сменились ироническими, скептически­ми, в определенном смысле «усталыми» подходами «пост», пер­вую скрипку среди которых до сих пор играет постмодернизм. С тех пор ведутся нескончаемые атаки на «просвещенческие» – объективистские и рационалистические – претензии научного по­знания, причем не только в социально-гуманитарной области, но и в святая святых сциентизма – в цитадели естествознания. Соот­ветствующие «научные войны» между истеблишментом классиче­ской науки и радикалами от постмодернизма – часть того же Спора о методе в новом обличье.

Одновременно в самих социальных науках происходят важные сдвиги в концептуальном осмыслении разных аспектов социально-исторической действительности. Багаж концептуальных средств как бы «дорастает» до применимости номологического подхода. Эти сдвиги во многом происходили за пределами академической истории. Социологи, обратившиеся к историческому материалу, а также специалисты по сравнительной политологии получили но-мологическую «закваску» в процессе своего профессионального обучения: споры по поводу преодоления гемпелевской схемы «ох­ватывающих законов» остались им практически неизвестны, ис-

Глава 18. Основы методологии

следовательской азбукой для них были и остаются обобщение эм­пирических данных, формулирование и проверка объяснительных гипотез, систематические сравнения случаев, совместное использо­вание качественных и количественных методов. Работы Р. Коллин­за, Ч. Тилли, И. Валлерстайна, Т. Скочпол, М. Манна, А. Стинч-комба, П. Кеннеди и др. в конце 1970-х – начале 1980-х гг. положи­ли начало расцвету исторической макросоциологии (см. главу 8 на­стоящего издания).

Начинается третий этап Спора о методе, длящийся по настоя­щее время. Появилось достаточное количество работ, открыто за­щищавших ту или иную сторону в Споре. Несколько сменилась терминология, но суть противоречия осталась той же. На стороне номотетики и номологии теперь выступают «натуралисты» и «сци­ентисты», на стороне идиографии – «локалисты», «гуманисты», «интерпретативисты». Дискуссии в отечественном обществознании и исторической науке между «качественниками» и «количествен-никами» являются продолжением все того же Спора.

Появляется ряд работ, которые в целом направлены (часто не­зависимо друг от друга) на преодоление Спора, поиск некоторой средней или же преодолевающей «ложную дилемму» позиции. Так, Иммануил Валлерстайн критикует так называемый «номотетико-идиографический консенсус», разделяющий области исследования на «всеобщности», управляемые постоянными социологическими законами, и «последовательности», состоящие из уникальных со­бытий. Вместо этого он предлагает сосредоточить внимание на срединной области: на «системных каркасах» – крупных простран­ственно-временных целостностях (читай – миросистемах) с единой внутренней логикой, но подверженной историческому изменению (Валлерстайн 2001; 2006; см. также главу 7 настоящего издания).

Третий этап Спора еще продолжается, поэтому не поддается целостному осмыслению. Однако в первое десятилетие XXI в. уже можно сделать некие предварительные выводы на основе видимых тенденций. Волна антисциентистского скепсиса (с «авангардом» в лице постмодернистов) явно спала. После отлива практически не осталось значимых результатов, которые стоило бы развивать, все шире распространяются растерянность и тревога, ощущение пусто­ты и кризиса, даже плохо скрываемые. Судя по всему, собственной линии развития многочисленные движения «пост-» не имеют. Ли­ния идиографии, связанная с постмодернистским мышлением ока­залась в научном отношении бесплодной и тупиковой.

364 Теория и методология истории

Совсем иначе обстоят дела с бурным развитием “case studies”, историей «казусов», детальными, насыщенными описаниями раз­нообразных исторических явлений и процессов. Данное направле­ние процветает, но, как правило, уже не противопоставляется учету и поиску общих паттернов и закономерностей.

Во многом благодаря накопленному разнообразию методоло­гических приемов в передовой школе «Анналов» утверждаются новые стандарты исторического исследования: гибкая смена мас­штабов видения и описания, совмещение количественных и качест­венных подходов, опора на разнородные данные и т. д. Одновремен­но есть свидетельства подъема новой волны номотетики в социаль­ных и исторических науках, но уже без наивных амбиций 1960-х гг., а со зрелой рефлексией относительно трудностей и ограничений вы­явления закономерностей в этой сфере, с повышенным вниманием к накапливающейся базе качественных и количественных историче­ских данных (см. главы 21–23 настоящего издания).