Я читаю и пишу на английском языке, но думать продолжаю на амхармском

Хана Джиорджис

Трудно быть творческой личностью в семье, владеющей несколькими языками-моим родственникам нравится, что я занимаюсь писательством, но они думают, что я не пишу для них.

 Первым языком, на котором я научилась говорить, с помощью заботливых наставлений моей любящей бабушки, был амхарский. Официальный язык Эфиопии (второй по распространенности семитский язык после арабского) сплотил меня с ней в то время и по-прежнему является коммуникативной нитью, связывающей мою расширенную семью. Мы находимся за тысячу миль друг от друга, разделённые океанами и гражданством. Но когда мы созваниваемся, то с помощью амхарского языка нам удаётся передать наши нежные чувства, несмотря на расстояние.

Слова отражают мое мировоззрение, как я справляюсь с проблемами и как отдыхаю. Слова избавляют меня от чувства волнения, нормализуя и приводя в порядок мысли. Я занималась писательством ещё до того момента, как узнала, что литературный труд оплачивается (в теории, по крайней мере), просто чтобы разобраться в этом хаосе.

Но будучи дочерью эмигрантов Эфиопии и Эритрия, рождённый в Америке, слова, которые я лучше всего знала, были на английском. Грамматика, которая не вызывала у меня трудностей, была изучена в американских школах, под формальным руководством учителей, настойчиво старающихся улучшить язык дочери эмигрантов. Классические литературные каноны, которыми я использовалась в детстве-и эти книги остаются на вершине списков рекомендованной литературы и по сей день - были созданы белыми авторами, которые уверены, что английский язык фундаментален, ни секунды в этом не сомневаясь. Однако временами я мыслю на амхарском. Когда чувства чрезвычайно глубоки и становится очень трудно их передать, то я выражаю их в ярких образах амхармского языка.

Когда в январе в первые почти за 10 лет я вернулась в Эфиопии, мой кузен Кибус, посмотрел на меня с широко распахнутыми глазами и восхищением. Он рассказал мне, что знает о том, что я писатель-увидел мои статьи на Фэйсбуке и прочёл их все. Он на мгновение замер прежде чем посмотреть на меня снова, и на его лице, где раньше был только восторг, начало зарождаться тихое чувство вины.Еле слышным голосом он сказал мне, что прочитал мои работы, хотя и не совсем все понял. Нотки упрека повисли в воздухе:ты пишешь на английском;твои статьи мне чужды.

Для писателя в рамках конкретной диаспоры выбор языка для творений чреват. Поэтесса Сафия Эльхильо, Судано-американская писательница, называет себя "языковым предателем", создающий работы на английском языке (а не на арабском). Американский писатель с кубинскими корнями Густаво Перес Фирмат, который пишет на английском и испанском языках, заявил на национальном общественном радио:"У меня такое чувство, что я не владею ни одним из них... Слова подводят меня на обоих языках".

Я наткнулась на "Двуязычный блюз" Переса Фирма, книгу стихов 1995 года, спустя 10 лет со дня её выхода. История навеяла воспоминанияо моих школьных годах, когда я была влюблена в литературу, но только начинала увлекаться поэзией, и я увидела отражение самой себя в интересном диаспорическом суждении:

Тот факт, что я стал на английском тебе писать

Уже искажает то, что я хотел тебе сказать

Моя тема для размышлений:

Как объяснить тебе,

Что тот мир, где говорят на английском языке

Не может быть постигнут мной,

Но также не постижимы и другие

На самом деле, я никогда не знаю, какой язык использовать для выражения своих мыслей. Английский язык самый простой;разговаривая на нем каждый день, я чувствую себя, как рыба в воде. Но английский не тот язык, на котором я могу передать свою любовь. Амхарский же протяжный и благозвучный. Однако потребуется много времени, чтобы произнести слова.Поэтому я не могу читать или говорить на амхармском в течение долгого времени - алфавит, который я повесила над своей кроватью, является скорее декоративным предметом, чем дидактическим.Язык тигринья богатый и сложно усваивается. Даже моя мать, чья семья родом из северной части Эфиопии в регионе Тиргрии и на границе с Эритреей, не говорит на языке тигринья. Поэтому меня бросает из крайности в крайность, когда я пытаюсь отыскать смысл сквозь язык, время и пространство.

Меня вдохновляют работы художников и писателей, которые закладывают подлинную сущность в свои произведения на любом языке (языках), которым они владеют, на любом языке(языках), на котором могут в полной мере передать запутанность историй, которые они должны поведать.

Я знакома с произведениями африканских писателей, использующих колониальные языки для критики тех режимов, которые принесли эти звуки на континент, а такие латиноамериканские авторы, как Хуно Диас, отказываются выделять курсивом испанские слова, чтобы обозначить иностранность.

Я знаю, что могу обратиться к этим и другим авторам-иммигрантам за примерами сопротивления и переосмысления границ английского как языка, документирующего опыт иммигрантов. В те моменты, когда английский не может передать силу наших историй, мы отправляем нашу работу в устной форме "домой"- и в конечном итоге любовь наших семей преодолевает любой языковой барьер.

 

 

№ 328

 

Ханна Джиорджис

 

Тяжело быть писателем в семье говорящей на нескольких языках - моим родственникам нравится то, что я пишу, но я не думаю, что по настоящему пишу только для них.

 

Первым языком который я выучила, под строгим надзором моей бабушки, был амхарский. Это официальный язык Эфиопии, (второй наиболее распространенный семитский язык после арабского) он связывал меня с ней,ми до сих пор пробегает живой нитью сквозь наше общение в семье. Хоть мы и находимся на расстоянии тысячи миль, отделенные друг от друга океанами и перелетом по заграничным паспортам, но как только мы вспоминаем друг друга, именно амхарсий язык помогает донести нашу любовь через океаны.

Слова формируют мое виденье мира, то как я преодолеваю проблемы и даже то, как я отдыхаю в свободное время. Они дарят мне комфорт, порядок и структуру мыслей, которые я хочу выразить. Я писала с тех пор, как узнала, что авторам платят (по крайней мере, в теории), также я хотела почувствать, что это такое быть знаменитым.

Но, как родившаяся в Америке дочь эфиопских и эритрейских иммигрантов, я знаю лучше слова на английском языке. Грамматика, которая довольно легко поддавалась мне - это то, что я выучила в американских школах под небрежным руководством учителей, настаивающих на том, чтобы мой язык дочери-иммигрантки соответствовал их правилам и представлениям. Классическая литература, которую я перечитывала в детстве – и книги, возглавляющие списки рекомендаций даже сейчас – это книги белых авторов, для которых, вопрос написания книги на английском, всегда имеет утвердительный ответ. Но когда мои чувства глубоки и труднее и не поддаются схеме, они преобретают вид армхарского языка.

Когда в январе этого года я вернулась в Эфиопию в первый раз почти за 10 лет, мой молодой кузен, Кидас, посмотрел на меня с широко раскрытыми глазами и его сердце билось быстрее чем обычно. Он сказал мне, что знает, что я писатель –видел мои статьи на Facebook и читал их все. Он замолчал на мгновение, прежде чем снова взглянуть на меня, тихое чувство вины появилось там, где раньше было только волнение. Тихим голосом он сказал, что читал мои работы, хотя не совсем все понял о чем они. Мягкое обвинение толстым пластом повисло в воздухе и откликалось в моей голове: вы пишете по-английски, ваши статьи не для меня.

Выбор языка для создания произведений чреват для писателя в диаспоре. Поэт Сафия Эльхильо, суданско-американская писательница, называет себя «языковым предателем», пишущим по-английски (а не по-арабски). Кубино-американский писатель Густаво Перес Фирмат, который пишет как на английском, так и на испанском языках, сказал в NPR: “У меня такое чувство, что я не достаточно владею ни одним из них... слова подводят меня на обоих языках.”

Я наткнулась на «Двуязычный блюз» Переза Фирмата, сборник стихотворении 1995 года, через десять лет после его публикации. Только вступив в старшую школу, ученица, очарованная литературой, которая только начинает любить поэзию, я видела своё отражение в его задумчивой диаспорической медитации:

Сам факт того, что я

пишу тебе

на английском

уже искажает то, что я хочу

сказать.

Мой вопрос:

как объяснить тебе, что я

не принадлежу английскому языку,

хотя мне больше нигде нет места?

Тем не менее, я никогда не знала какой язык использовать для вырожения своих мыслей. Английский проще всех; в нем я как рыба в воде. Но английский не тот язык, на котором я люблю излагаться; ахмарский густой и сладкий, словно мед; ему нужно время, чтобы сойти с моего языка.

Но я больше не могу читать и писать на ахмарском - алфавит, висящий над моей кроватью, скорее декоративный, чем поучительный. Эритрейский тигринья насыщенный, и за него трудно ухватиться. Даже моя мать, чья семья родом из эфиопского Северного Тигрея и границы с Эритреей, не говорила на тигринья. Поэтому я нахожусь в пробелах и пересечениях, пытаясь сплести смысл через язык, пространство и время.

Меня вдохновляют работы художников и писателей, которые вкладывают настоящих себя в свою работу на любом языке (языках), который поможет разобраться в всех тонкостях историй, которые им нужно рассказать.

Я видела африканских писателей, перепрофилировавших колониальные языки, для того чтобы воспользоваться критикой тех самых режимов, которые принесли эти звуки на континент и такие латинские авторы, как Юно Диас, отказываются курсивировать Испанский язык, чтобы указать его иностранную принадлежность.

Я знаю, что могу обратиться к писателям-иммигрантам за различными мыслями по сопротивлению и переосмыслению границ английского языка, как языка, который документирует опыт иммигрантов. В моменты, когда английскому языку не удается передать всю напряженность наших историй, тогда мы вновь отправляем нашу работу “назад домой” в устной форме, и в конечном итоге любовь наших семей преодолевает любой языковой барьер.

 

№ 329