Эйра-Гурзун, площадь Порицания и Воздаяния

Глубокая ночь

 

Ойра проснулась от вполне привычного голодного урчания в животе, а проснувшись, сразу же ощутила во рту божественный вкус сегодняшнего печенья. Казалось бы простой кусок печеного теста – ерунда, ерунда по сравнению с жареным мясом прямо с костра, с испеченными руками матери медовыми лепешками, с сочными-сладкими ягодами, с парным коровьим молоком, с сырой печенью только что убитой добычи, со всем тем, к чему она привыкла в родных краях... но вкус всего этого она успела позабыть за время плена, а аромат и вкус подаренного печенья стоял во рту до сих пор и вызывал слюну при одной только мысли о нем – настоящая пытка! Разумеется две жалкие печенюшки не смогли утолить постоянно терзавший Ойру голод, наоборот только распалили его, вызвали резь в животе... но даже зная последствия, она бы не отказалась от них, ни за что не отказалась бы от вкуса свободы и жизни, так непохожего на те помои, которыми их кормили все время плена и гадкий вкус редко-редко пойманных крыс и жуков. Ну а резь в животе? А что резь – это практически ни что по сравнению с той болью, что ей и ее подругам уже довелось испытать! По сравнению с душевной болью от поражения и пленения, и с телесной, когда их раненых насиловали в первый раз! По сравнению с тем, как их ломало от голода, пока они не привыкли к нему, если к такому конечно можно привыкнуть! По сравнению с ежедневными и еженощными «визитами» солдат, городских стражников, гвардейцев, дворян и всех, кого их тюремщики пускали за плату, пока пленные хопешки окончательно не потеряли привлекательность в глазах желавших попробовать их тела мужчин! По сравнению с тем унижением и болью, которые им довелось испытать в этой проклятой клетке от глумящейся и швырявшейся камнями толпы! По сравнению с тем отчаяньем, что обрушилось на них, когда от голода и прочих испытаний у них у всех начали вылезать волосы и выпадать зубы! Какая-то резь в животе даже близко не могла сравниться ни с чем из этого.... Ах, каким же вкусным оказалось печенье!

Сегодняшний день отличался от прочих, стал яркой вспышкой в бесконечной череде одинаковых, наполненных позором и болью дней. Сначала неожиданные посетители: эльфийки с другого континента, присматривающие за ними гвардейцы и... дроу. Дроу!!? Самая ненавидимая эльфами раса! Самая!!! Даже орки и они хопеши не вызывали у эльфов такой ненависти, как побежденные, но не покорившиеся упрямцы эльфийской расы, что от обиды и из мести так перекроили себя, что перестали эльфами быть, создав совершенно новую и крайне враждебную эльфам расу! И вот дроу, Дроу (!), спокойно гуляет по городу эльфов, и королевские гвардейцы не смеют ей грубого слова сказать – удивительная вещь! Такая же удивительная, как жалость и уважение в глазах ее спутниц-эльфиек, не ненависть и презрение как во взглядах любых виденных до того эльфов, не страх, как в глазах тех, кого Ойре и ее подругам доводилось убивать во время набегов на отнятые проклятым племенем земли предков, не похоть, что горела во взглядах «навещавших» их во время пленения ублюдков, а жалость и уважение... А еще подаренное одной из эльфиек печенье, от воспоминания о котором у Ойры непроизвольно и громко забурчало в животе и навернулись слезы на глаза, благо вокруг стояла тьма, и проклятые ублюдки не могли увидеть соленых капель на ее ввалившихся от голода щеках. Потом, через некоторое время после того как ушли обычные гвардейцы, дроу и странные эльфийки, в городе начался серьезный переполох – со всех сторон послышались крики и гам, забегали горожане, солдаты, стражники, гвардейцы, в небо поднялись черные дымы пожаров, его озарили непонятные вспышки, а откуда-то издалека раздался дикий грохот! Все пленницы напряглись, припали к прутьям клетки, пытаясь по косвенным признакам и услышанным фразам понять, что происходит в городе! Неизвестно как у остальных, но у Ойры на мгновение мелькнула безумная надежда, что это свои, что это хопеши напали на город, чтобы их освободить! Мелькнула, заставила сердце биться быстрей, опалила душу огнем надежды... и тут же ушла, не выдержав испытания разума, что хоть и ослаб за время плена, но так и не скатился в пучину безумия – как бы Ойре не хотелось поверить в своих, она прекрасно понимала, ее народ слишком слаб, чтобы выступить против эльфов в открытую, тем более напасть на один из их городов, тем более на столицу, тем более когда рядом с ней находится лагерь собранной со всей страны армии... двух армий, если учесть пришедших на помощь королевству союзников. Как бы они не бахвалились перед сегодняшними посетительницами, удел их народа – набеги и месть, вряд ли они теперь способны на что-то большее. Да и набеги последнее время стали редки, по причине того, что большинство отправлявшихся в них отрядов не возвращались домой (судьба отряда, в котором состояла Ойра яркий тому пример). Надежда на то, что новые союзники королевства напали на столицу и в хаосе штурма и битвы им удастся сбежать, тоже приказала долго жить – вскоре все успокоилось, дымы исчезли, ни вспышек, ни грохота больше не наблюдалось, горожане перестали бегать и вновь начали ходить, с их лиц исчезла тревога, позже на улицах появились усиленные патрули солдат. Пленным же хопешам вновь осталось лишь влачить мучительное и жалкое существование в руках своих врагов, с нетерпением ожидая смерти как избавления от мук...

Не желая доставлять удовольствие врагам, Ойра старательно стерла слезы с лица и попыталась снова заснуть – как и для подруг сон для нее оставался единственным средством от боли и голода, от невыносимой действительности вокруг нее. Благословенный богами сон... не шел, болел желудок, старые раны, зубы, плохо сросшиеся кости ног, в бессонных мыслях царили тьма и тягостное отчаянье, а еще надежда. Не на спасение, нет, на то, что перед походом эльфы захотят принести жертвы богам и ей с подругами посчастливится ими стать. Надежда на быструю смерть – единственное, что им осталось! А единственное, что они могут, так это не дать гнилой листве насладиться их слезами, отчаяньем, болью и страхом, не дать до самого конца!

Ей почудилось движение во тьме, совсем близко, рядом с клеткой и с ней! Именно почудилось, так как никаких звуков она не услышала, а запахи она совсем перестала ощущать, после того как ей сломали нос, когда она в очередной раз сопротивлялась при очередном изнасиловании. Но духи с ними с запахами – тут все ясно... но слух ее до сих пор не подводил! Ойра осторожно повернула голову... вздрогнула, крепко зажмурилась, опасаясь, что изможденный голодом и бессонницей разум сыграл с ней злую шутку. Открыла глаза... и вновь уставилась на не спешившего исчезать лесного эльфа в сливавшемся с темнотой плаще. Бесшумный как призрак эльф неподвижно сидел на корточках прямо перед клеткой и в свою очередь смотрел на нее. Ойра как во сне протянула руку сквозь прутья и пощупала эльфа за коленку – ощутила ткань и теплую плоть под ней. В глазах эльфа мелькнуло удивление, но он ничего не сказал и не отстранился.

– Ты кто такой, призрак? – облизав разом пересохшие губы, шепотом произнесла она.

– Я здесь по поручению старейшины клана, ты виделась с ней сегодня, – не называя своего имени все же в определенной степени представился ночной гость, его тихий, но удивительно четкий голос до ужаса напоминал шелест колыхаемой ветром листвы.

– Наваждение какое-то, – завороженно подумала Ойра, глядя в чисто травяного цвета глаза на слишком юном даже для эльфа лице. Обладателю такого лица никак не могло быть больше тридцати, однако сила, что исходила из этих глаз, казалась куда древней, мощней, страшней, чем должна была бы быть у двадцати-тридцатилетнего сопляка эльфийской расы!

Ойра тряхнула лысой головой, будто сбрасывая завладевшее ей наваждение, ухватилась рукой за прут, с едва сдерживаемым стоном села, опершись плечом о стенку клетки, вновь посмотрела на терпеливо ждущего ее эльфа:

– Ты от дроу? – предположила она.

– И от нее тоже, – эльф наметил подбородком подобие кивка, – но сейчас нас послала другая старейшина, та, что сегодня разделила с вами пищу.

– Та смазливая милашка с добрыми глазами? – удивившаяся Ойра сразу вспомнила хозяйку замечательного печенья.

На мгновение губы посланца искривились, он будто закаменел, через секунду расслабился, вздохнул и попросил:

– Прошу тебя, узница, будь попочтительней к той, что меня послала.

– Хорошо, – не стала нарываться-упираться девушка, в конце-концов она была благодарна эльфийке за печенье, да и посланный ей «призрак» явно пришел не просто так. – «Благодарна эльфийке!», – тут же ядовито-иронично осудила-осадила она себя, – наверное я все же сплю, и это кошмарный сон, ведь только во сне я могу быть хоть в чем-то благодарна кому-то из гнилой листвы!

– Нас послали вам немножко помочь, – между тем перешел к делу эльф.

– Ты откроешь клетку, проводишь нас за пределы города, дашь оружие, лошадей и припасов в дорогу? – прозвучало из темноты. Как оказалась не только Ойра, но и старшая в их восьмерке Нарайа бодрствовала в этот час, бодрствовала, но до сего момента притворялась спящей.

Ойру тоже и еще как интересовал данный вопрос, но сейчас ее больше занимало уже во второй раз произнесенное эльфом слово «нас». Выходит ночной гость не один? Ойра неявно огляделась по сторонам, присмотрелась ко тьме, прислушалась, попыталась ощутить иных гостей чутьем опытного охотника и воина... никого не ощутила и не услышала... точно так же как не ощутила и не услышала эльфа напротив себя, пока не уставилась прямо в его чуть светящиеся глаза.

– Нет, – отрицательно качнул головой гость, – так бы мы нарушили союзный договор с эльфами королевства, нарушили слово нашего Главы, – в сказанном ощущалась каменная твердость и отсутствие предмета для обсуждения.

– Зачем вообще тогда приперлись? И почему вы помогаете ублюдкам из королевства? Они заслужили сдохнуть в желудках демонов и стать их говном! – перехватив инициативу разговора спросила Нарайа, одновременно пихая ногами Мазллай и Майлли (чтобы уже они разбудили остальных).

– Второе – не моего ума дело, так решил Глава клана, так решил Малый совет – я подчиняюсь, тем более не мне судить, кто чего достоин, а кто нет, – рассудительно ответил эльф. – Что касается вас, то старейшина вас пожалела и захотела вам помочь, здесь я лишь исполняю ее волю. – Прежде чем он продолжил, в его глазах что-то мелькнуло: – Сам бы я разве что ускорил вашу смерть.

– По крайней мере честно, – тихо рассмеялась Нарайа и перешла к делу, – чем таким твоя добрячка-старейшина решила нам помочь?

Эльф вытянул руку... в которую немедленно легла небольшая сумка, что передал ему будто родившийся из самой тьмы другой эльф, с такими же глазами, в таком же плаще, похожий на первого как брат, рожденный от одной матери и отца, положил сумку в руку и исчез, растворился без следа в секунду назад породившей его тьме. Сколько таких же носителей странных плащей там находится, хопешкам оставалось только гадать...

Тем временем гость вытащил из сумки матерчатый пенал на восемь пузырьков мутноватого стекла в нашитых на основу отделениях и протянул его Ойре как ближайшей к нему обитательнице клетки. Ойра машинально взяла пенал из его рук.

– Здесь лечебное зелье, выпейте, а тару и пенал отдайте мне, – пояснил эльф.

– Зелья говоришь...? – Нарайа с подозрением завертела переданный подругой пенал с бутылочками.

– Нам незачем вас убивать, – понял ее подозрения гость. – А если бы хотели, то сделали бы без труда, – говоря эти слова он словно невзначай пробежался кончиками пальцев по рукоятям метательных ножей в перевязи на груди, потом, убедившись что хопешки следят за его рукой, сделал ей в воздухе демонстративно-медленный незнакомый жест...

По всей окружности клетки тьма беззвучно исторгла из себя девять одинаковых фигур с жутковато светящимися очами, новый жест и фигуры все также беззвучно канули обратно во тьму. Демонстрация произвела впечатление, к тому же гость был прав – зачем кому-то убивать итак обреченных пленниц, тем более тратить на них яд. Нарайа, Ойра и остальные выпили содержимое бутылочек, как и было велено убрали пустую тару в пенал, и Ойра отдала его эльфу... чтобы тут же получить новый пенал с таким же количеством бутылочек, правда каждая из них была покрупнее прежних раза в три.

– А тут что такое? – спросила внимательно прислушивавшаяся к себе Нарайа, спросила уже без прежнего подозрения, так как после зелья эльфа в теле явно прибавилось сил, а застарелая боль начала резко утихать.

– Настоянный на лечебных травах мясной бульон, – охотно объяснил деловито роющийся в сумке эльф, – он полезен вам и поможет подготовить ваши желудки к более серьезной пище.

Нарайа шумно сглотнула и уже молча и быстро начала раздавать бутылочки подругам. Ночной гость не обманул – в бутылочках и вправду оказался почти горячий и невероятно вкусный мясной бульон, что мгновенно исчез в глотках едва не давившихся от жадности хопешек! Одна из девушек даже всхлипнула от избытка чувств, и никто из подруг ее не осудил.

После того как хопешки вернули опустевшие бутылочки из-под бульона, эльф-кормилец передал им очередную перемену блюд (как бы не дико это звучало применительно к данной ситуации): каждой хопешке досталась разрезанная на две половинки ароматная, хрустящая булка, внутри которой нашлось место для сочной еще теплой котлеты из фарша, листка салата, огурца, какого-то незнакомого им овоща красного цвета, лука, кусочка сыра и кусочка омлета – изумительно вкусная вещь!

Узницы сметали новую порцию в один момент и, ожидая продолжения, жадными глазами уставились на невозмутимого эльфа за прутьями клетки!

Новое и к их великому огорчению последнее угощение – восемь небольших шариков белого цвета похожих на конфеты. Похожих не только по виду, но и по способу употребления – эльф предупредил, что это угощение не стоит жевать-глотать, а лучше рассосать до полного исчезновения во рту. Конфеты-не конфеты оставили после себя сладко-горький, терпкий вкус и ощущение неестественной свежести не только во рту, но и в горле, и почему-то в груди, в ступнях, и в кончиках пальцев рук и ног. Также эльф предупредил их, что в течение следующих двух возможно трех недель голод и боль от ран доставят им куда меньше проблем, но попросил продолжать съедать все, что дадут им тюремщики, чтобы не вызвать их подозрений.

Нарайа от всей души поблагодарила ночного гостя и не забыла передать благодарность приславшей его старейшине, но в то же время с грустной иронией пошутила, что данное угощение поможет им продержаться и сохранить силы... до казни, до самой мучительной из казней, которую обязательно выдумают для них эльфы королевства! Если им повезет, то выдумают и сделают до конца этого месяца, а если не повезет, то через два-три (месяца). Эльф выслушал так называемую шутку с каменным лицом, на секунду заколебался, а потом кое о чем их просветил (тем самым показав, что не так он и безразличен к дальнейшей судьбе узниц).

– Скорей всего старейшины, которых вы видели, станут просить за вас Главу клана – если он решит выполнить их просьбу, вы останетесь в живых, – огорошил хопешек неожиданным известием ночной гость.

– Надо же эльфы просят за хопешей – что-то неладное творится в этом мире! – немного истерично, но несомненно весело расхохоталась одна из узниц, губы остальных тоже сложились в улыбки, слегка улыбнулся и эльф.

– Кстати, кто ваш Глава – эльф, дроу или из какой-нибудь другой расы? – по прежнему с улыбкой спросила Нирайа и тут же задохнулась, услышав ответ:

– Он фейри.

– Этого не может быть, – оглянувшись на ошарашенных подруг и потерявшую дар речи старшую прошептала Ойра, – Древняя кровь исчезла, когда появились листва, мы, помеченные смертью [159] и крылатые.

– Немного осталось, и наш Глава один из них, – подтвердил эльф, увидев недоверие в глазах хопешек пожал плечами, – хотите верьте, хотите нет. А мне пора. – Вставая с корточек, он сделал знак в никак внешне не прореагировавшую темноту, напоследок окинул быстрым взглядом восемь не отрываясь глядевших на него женщин и, коротко кивнув им, исчез как не было. Лишь тяжесть в желудках у узниц и утихшая боль напоминали, что у клетки вообще кто-то побывал.

 

С тех пор в сердцах уже смирившихся со своей участью узниц поселилась пусть робкая, но от этого еще более ценимая ими Надежда.

 

 

Глава 89