Некоторые свойства социального конфликта

 Вступление группы в конфликт приводит к изменению многих характеристик психологических свойств группы, связанных со сферой межгрупповой активности.

Сторонники "реалистической теории группового конфликта" в своих исследованиях выявили ряд изменений, происходящих в психологии членов группы (98). Так они установили, что реальная угроза конфликта является причиной:

- возникновения враждебности отдельных членов группы к источнику угрозы;

- увеличения внутригрупповой солидарности;

- более полного осознания индивидом своей групповой идентичности;

- повышения меры наказания за нарушение индивидами групповых норм;

- снижения количества отклонений индивидов от групповых норм;

- непроницаемости групповых границ.

Все эти следствия приводят к заключению, что базовым изменением в групповом сознании в состоянии конфликта является резкое повышение социоцентричности групп.

Меняются и качества основных психических процессов личности, таких например, как память и внимание. Левайн и Мэрфи (Levine & Murphy) делили студентов на антикоммунистов и прокоммунистов и проводили с ними 5 еженедельных 15 минутных занятий и изучали по одному просоветскому и одному антисоветскому тексту. В итоге, прокоммунисты помнили гораздо больше просоветских, а антикоммунисты - антисоветских отрывков (370). То есть внимание и память становятся избирательными и подтверждающими антагонистические установки групп.

С возникновением конфликта мышление индивидов смещается к интерпретации мира как биполярного бытия. Истина - не истина. Или - или. И самые первые реакции на любую оппозицию возникают как реакции на девиантов, то есть структур, принадлежащих другому миру - миру зла. Происходит перекатегоризация социальной структуры с выталкиванием оппозиции в сферу инобытия. Господь и Сатана, Моцарт и Сальери, Свет и Тень.

Если вы вспомните, какими эпитетами обычно люди награждают своих противников в конфликте, среди которых слова "свиньи", "бараны", "козлы", "негодяи", "болваны" являются наиболее литературными, то станет очевидным, что происходит жесткая перекатегоризация противника как явления мира животных, неодушевленной природы или сил Зла. И, соответственно, происходит сдвиг запрещающей линии в поведении, разрешающий агрессивные акты в отношении противника и морально оправдывающий подобные поступки. как поступки против "нелюдей". Конфликты и их эскалация приобретают в сознании членов группы законную силу.

Анализ теории социальной идентичности и исследований конфликтов показывает, что при интенсификации межгруппового конфликта происходит явление аналогичное феномену "сужения сознания" личности в ситуации опасности. Сфера доступных актуализации социальных категорий настолько сужается, что в экстремальной ситуации остается только одно измерение, по которому категоризация и происходит, например, национальность или вероисповедание. Даже достаточно отчетливые проявления других измерений вытесняются из сферы восприятия и игнорируются сознанием членов групп. Только после смягчения конфликта возможно возвращение этих измерений в сферу групповой перцепции.

Более того, в ситуации конфликта старые категоризационные измерения не только вытесняются из группового сознания, но и своим последействием начинают усиливать доминирующую категорию, определяющую линию конфликта. Так, конфликт между бывшими друзьями будет более непримирим, чем конфликт между людьми, находившимися и ранее в напряженных отношениях друг с другом.

Майкл Биллиг (Michael Billig) отмечает, что в состоянии конфликта группы воспринимают социальную реальность относительно простой и все объяснения социальных явлений пытаются втиснуть в одну структуру логических связей (284). Все остальное отступает на второй план. Такова основа групповой идеологии в период конфликта.

Эта логическая простота распространяется на трактовку мотивации действий противника, которые рассматриваются в первую очередь как целенаправленно связанные с повышением агрессии против группы членства. Поэтому становятся реальными такие нерациональные и плохо контролируемые процессы как "гонка вооружения". Любой акт повышения обороноспособности какой-либо из сторон, будет воспринят как подготовка новой агрессии и вызовет встречное повышение обороноспособности, так же воспринимаемое как преследование агрессивных целей. Этот встречный шаг заставляет поднимать обороноспособность на новый уровень, что соответственно порождает ответный виток вооружения. Классический примером этому служит развитие взаимоотношений США и СССР в 50-70-х годах. М.Дейч назвал это "злокачественным процессом враждебного взаимодействия" (319).

 Существенно повышается нормативность поведения, особенно если оно вторгается в сферу взаимоотношений групп. Межиндивидуальный уровень организации поведения между членами оппозиционных групп становится невозможным. Социальный обмен между ними в фазе мира будет строго регламентирован, беден в репертуаре и находиться строго в границах принятых норм, так как любое отклонение от них будет восприниматься противником как угроза, а группой членства, как предательство интересов группы.

Повышенные требования к сплоченности группы будут вызывать особую активность внутригруппового формального и неформального социального контроля, вплоть до создания специальных структурных единиц, оценивающих проявления чувства приверженности группы со стороны групповых членов и стимулирующего его. В результате в качестве главного критерия членства в группе вперед выходит не профессионализм или иные индивидуальные качества, а лояльность к группе, то есть поддержка основного системообразующего социально-психологического отношения.

Следствием этого является повышенная степень деперсонализации индивидуальных членов и их взаимозаменяемость с точки зрения группы, как социальной системы.

Одновременно резко снижается вариативность воспринимаемых образов членов противостоящей группы. Влияние их индивидуальных черт блокируется сознанием и рельефными становятся лишь черты, связанные с членством в этой группе. Группа вовлеченная в конфликт интенсивно стимулирует выработку и распространение стереотипного образа противника, подтверждающего справедливость групповых действий в процессе конфликта, особенно агрессии.

Холт и Сильверштейн (Holt & Silverstein) приводят высказывание Томаса Джеферсона об Англии в 1815 году: "Мы согласны во мнении, что это правительство тотально аморальное, наглое, надутое тщеславием и амбициями, стремящееся к исключительному доминированию, погрязшее в коррупции, глубоко ненавидящее нас, ненавидящее свободу..." (350, 351). Подобные высказывания стимулировали обращение к особому предмету социально-психологического анализа: образ врага.

Франк (Frank) (1982) публикует результаты исследований, позволившие выделить 6 прилагательных применяемых к стереотипу врага: безжалостный, злой, враждебный, властолюбивый, вероломный, воинственный (339).

Ральф Уайт (Ralph White) (1968) выделил 6 принципиальных компонентов, делающих вклад в образ врага и само-образ, бытующие в национальных конфликтах:

- "Дьявольский" характер врага. Враг угрожает целям и ценностям. Это умная и коварная сила, склонная вредить из принципа и имеющая наклонность к трусливым и закулисным методам.

- Мужественный образ себя. Пропаганда стойкости и героизма своей группы и публичное наказание отступников и сторонников мирного разрешения конфликта.

- Моральность себя - аморальность противника. Один из вариантов подчеркивания собственной моральности и справедливости - это предположение о несчастных и, в принципе, хороших рядовых членах группы противника, которых обманывает "черная верхушка" , погрязшая в коррупции и лжи.

- Селективная невнимательность. Воспринимаются только те темы, которые подтверждают сложившийся образ врага и отвергаются все остальные.

- Отсутствие эмпатии. Трудно убить кого-то или нанести ему существенный вред, если воспринимаешь его таким же человеческим существом. Категоризация противника как существа неодушевленного, биологического или аморального, ставит его вне закона, делает эмпатию в отношении его очень слабой и тем самым защищает личность от психологического ущерба при совершении ею агрессивных действий.

- Милитаристская самоуверенность. Рост страха часто сочетается с милитаристской самоуверенностью, особенно у профессиональных солдат (460).