Действенная сторона взаимоотношений социальных групп

 

Ценностный аспект межгрупповых отношений определяет общую динамику взаимоотношений социальных групп, начиная с придания им большей или меньшей ценности по сравнению с поведением организованным на индивидуальном уровне взаимодействия. Действенная сторона взаимоотношений перестраивает всю систему психического отражения личности в соответствии с избранной системой восприятия ситуации межличностного взаимодействия. Эта сторона, если ее представить упрощенно и образно, служит той границей, за которой начинаются реальные групповые действия.

Наиболее подходящим обозначением для описания действенного аспекта, сложившимся в отечественной психологии, служит термин - "установка". Но, что касается понятия установки, то в процессе применения его к нашей проблеме возникает ряд серьезных проблем. Эти проблемы вызваны в первую очередь чрезвычайной запутанностью толкования данного термина.

В целом, я думаю, многие согласятся с тем, что социальная установка - это " состояние готовности личности к определенному восприятию и оценке социальных явлений, процессов, ситуаций, поведению в ней" (154). дело заключается только в том, какой смысл вкладывать в слова "состояние готовности".

Сейчас пожалуй найдется уже мало специалистов, которые относили бы установку исключительно к явлениям биологического порядка. Такая позиция брала свои начала из школы Узнадзе, первым в отечественной психологии обратившего внимание на особое состояние моторики организма после его реакции на длительные или часто повторяющиеся стимулы. Состояние, с которым человек вступает в новый двигательный акт, предопределено усвоенным опытом движений, приводившим к успешности действия. Та же особенность свойственна протеканию процессов и созерцания, и памяти, и мышления человека. В результате, несмотря на дискретность ситуаций, человек сохраняет непрерывность своего поведения по способу его осуществления. Как только вновь возникает ситуация, аналогичная встречавшейся ранее, он возвращается к прекращенному ранее действию, сохраняя таким образом непрерывность данного аспекта взаимодействия со средой. Через установки человек включен в процесс изменения универсума как равный среди прочих элементов природы. Поэтому речь здесь может идти лишь о динамике, то есть форме взаимодействия, но не о его социальном содержании, различном, в каждой специфической ситуации. Однако в научной практике все получилось наоборот.

Социальное содержание начало вноситься в понятие установки после того как отечественные социальные психологи обратили свое внимание на исследование аттитюдов (attitude), начатые американскими психологами Томасом и Знанецким (248). Их исследования соотношения групповых и персональных ценностей (изучавшихся на примере адаптации эмигрантов-поляков в американском обществе) непосредственно затрагивали межгрупповые отношения, но строились на принципиально иных нежели наши методологических основаниях. Жесткое противопоставление личности и группы, которое было характерно для большинства всех последующих исследований подобного толка можно выразить словами Ш.А.Надирашвили: “Личные ориентации создаются у человека под воздействием индивидуальных потребностей и нужд, тогда как социальные ориентации обуславливаются требованиями других людей” (137,с.174).

Такое основание приводит к тому, что даже выше цитированный последователь грузинской психологической школы вступает в противоречие с сутью теории Д.Узнадзе. Это противоречие заключено в том, что установку начинают наполнять социальным содержанием, раскрываемым через ценности (см. напр. 90, 137, установки на брак и семью (238), установки на творчество и инициативность в работе (203), политические установки (199) и т. д).

В результате понятие полностью совпало с понятием установки, принятым в западной психологии, когда установка вмещает в себя и когнитивный, и эмоциональный и поведенческий аспекты соответствующего психологического явления предшествующего реальному поведенческому акту. В качестве примера можно привести иллюстрацию из популярного в США учебника психологии: около 90% американцев знают, что курение приводит к сердечным заболеваниям (когнитивный компонент), 30% американцев курят (поведенческий компонент), некоторые из них даже испытывают отрицательные эмоции в связи с употреблением сигарет (эмоциональный компонент) (471). Конечно пример не совсем корректен, так как курение 30% американцев - это их реальное поведение, а не установка, но в целом смысл западного понятия установки передан довольно точно. И этот пример ясно показывает, что понятие attitude заменяет собой понятие психологического отношения.

Возникла проблема согласования понятия установки с основными психологическими категориями. И первой такой категорией стала категория деятельности. Этому противоречию целиком посвящена монография А.Г.Асмолова (16). Согласно методологии, доминирующей в отечественной психологии, деятельность первична по отношению к психологическим феноменам. Но тогда возникают затруднения с утверждением первичности установки, регулирующей деятельность. С одной стороны, установка должна возникать в процессе деятельности, направленной на удовлетворение потребности в соответствующей ситуации. С другой, восприятие ситуации, в которой протекает деятельность, предопределено установкой, настраивающей человека на субъективную трактовку реальности.

Попытки спасти высокий научный статус установки, обеспечиваемый глобальностью отводимой ей роли, и одновременно не утерять специфику установки как психологического явления привели к дифференциации установок. Стали выделять когнитивные, аффективные, поведенческие установки (200), первичные и фиксированные установки (244), смысловые, целевые, операциональные установки (16), социальные фиксированные установки, базовые социальные установки, ценностные ориентации, объединенные понятием диспозиции (264).

Как мне видится, тенденция преувеличения роли социальной установки приведет в конечном счете к тому, что она будет использоваться как синоним социально-психологического отношения и оставит в тени свою специфическую, динамическую сторону поведения. Вряд ли есть необходимость, выделяя социальную природу установки, наполнять ее конкретным социологическим содержанием или смыслом, который вкладывает личность в свои действия.

Если мы не будем придерживаться этих пределов, то придем к оценке социальных установок как искажающих восприятие (90), иллюзий, примитивных форм ожидания (137) и т.д. В качестве подтверждения приводятся многочисленные данные западных и отечественных исследований по выявлению социальных установок и соотнесению их с реальным поведением людей. Приведем некоторые примеры непосредственно касающиеся роли социальных установок в организации межгрупповых отношений:

Широко известен феномен Лапьера, который он обнаружил путешествуя в 1934 году по Соединенным Штатам с молодой супружеской парой китайцев. Посещая десятки мотелей и гостиниц, они ни где не встретили отказа. Однако в 92% случаев попыток предварительной письменной договоренности они получили уведомление о невозможности обслуживания представителей данной национальности (340, p24). В литературе это приводится как иллюстрация расхождения поведения и установки. Однако, скорее всего, здесь мы тоже сталкиваемся со случаем перехода с межиндивидуального на межгрупповой уровень общения, которому собственно социальная установка и должна соответствовать по своей функции.

Исследования, проведенные в Западно Вирджинских угольных копях, проведенные в начале 1950-х годов, показали, что шахтеры не имеют ни чего против бригад, включающих в себя негров. Но они строго соблюдали сегрегационные правила выходя на поверхность (389).

Исследования проблемы адаптации женщин к морской службе показали, что сослуживцы-мужчины не испытывают тревоги за женщин, которых они знали лично, но зато беспокоятся за женщин вообще (414).

Такие эмпирические результаты истолковывались обычно как несоответствие сложному реальному поведению упрощенных установочных оценок, часто основанных на расовых, национальных, кастовых и других предубеждениях.

Но учтем, что на уровне установки закрепляется социальный опыт личности. Поэтому неразумно рассматривать любые установки, сколько ни приносили бы они ущерба политике или идеологии, только как итог постоянных ошибок и неэффективного поведения. В них обязательно должна содержаться необходимость, оправдывающая их существование. Однако, индивидуальные пристрастия и моральные оценки нередко не дают нам увидеть эволюционную уместность явления в регулировании поведения человека.

Наличие психологической установки не вызывает сомнения. Она существует не только у людей, но и у животных. Возможно ли наличие социально-психологической установки без внесения в нее социологического содержания типа конкретных расовых предубеждений, суеверий и социальных ярлыков, коль скоро они вызывают упомянутые проблемы в толковании социальной установки?

Что же, в приведенных примерах, если их лишить конкретного социологического содержания, исчезает социальная суть? Ни чуть не бывало. Именно сейчас она и начинает становиться очевидной.

В животном мире вариаций поведения, которые приведены в примерах не бывает. Такие биологические признаки как цвет кожи, оперенья, форма строения тела становятся сигналами, вызывающими однозначное поведение, независящее от смены контекста внешней среды, окружающей животное.

В случаях с человеком мы замечаем, что данная стабильность поведения нарушается. Как только обобщенный образ представителей различных социальных групп сменяется восприятием конкретных представителей этих групп, поведенческие реакции респондентов в корне меняются. Становится очевидным, что социальность в данных случаях заключена не в конкретном социологическом результате, а в переходе с групповой на индивидуальную (персональную) ориентацию действий. Теоретический анализ социального единства, который мы делали ранее, позволяет связать подобную смену социальных установок не с отличием реального поведения от прогнозируемых реакций, а с существованием принципа различных уровней организации взаимодействия элементов социальной системы.

Поэтому мы не имели никакого права сравнивать установки по отношению к прототипному представителю нации с установками по отношению к конкретным людям, так как основания таких установок совершенно различны. Первые отражают структуру социально-психологических взаимоотношений групп, вторые - структуру внутригрупповых отношений.

Вероятность актуализации установок определенной природы зависит от контекста, в который личность попадает.

Таким образом “парадокс Лапьера” привел к скептицизму среди ученых (см. 10, с.260) только потому, что, маскируясь среди конкретных социологических реалий, действующая социальная установка сделалась незаметной для внимания исследователей. Это привело к сравнению не сравниваемых вещей.

То, что социальные установки присутствуют в личности независимо, в известных пределах, от конкретной ситуации, в которой находится индивид и определяется общим отношением к группе в целом, а не к отдельным ее представителям показывают исследования, проведенные нами для оценки конкретных межнациональных отношений в городской среде (95).

При оценке социальных установок, связанных с различными национальными категориями, мы поучили следующие результаты:

 

Не хочу, чтобы в нашем городе жили представители данной национальности (%)	Отметило среди всех опрошенных	Отметило среди коллег азербайджанцев, армян, татар	Отметило среди соседей и знакомых азербайджанцев, армян, татар	Отметило среди друзей азербайджанцев, армян, татар	Отметило среди родственников азербайджанцев, армян, татар
грузины	29,6	26,1	25,6	20,1	17,2
армяне	33,8	29,0	28,5	23,0	17,7
азербайджанцы	32,5	29,2	28,5	20,0	18,9
иные нар. Кавказа	30,8	27,0	27,4	20,1	18,5
евреи	19,7	17,1	17,2	12,7	11,2
узбеки	23,0	21,1	20,8	15,3	13,7
казахи	23,8	20,2	21,9	15,0	12,1
татары	18,1	13,0	13,5	7,1	7,1
Средняя арифм.	23,63	20,42	20,48	14,89	13,02

Из приведенных данных[95] и, особенно, из гистограммы очевидно, что опыт личных встреч с представителями разных национальных групп существенно не затрагивает общую социальную установку, организованную на межгрупповом уровне. Характер ее влияния изменяется лишь постепенно, с увеличением степени интеграции личности с данными социальными группами от простых дружеских отношений до родственных связей. По характеру зависимости степени снижения влияния установки от уровня интеграции можно лишь предположить, что совсем она снимет свое влияние только при полном отождествлении личностью себя с соответствующими национальными группами.

Зарубежные исследования подтверждают, что процесс актуализации межгруппового контекста проходит определенный порог осознания, после которого тенденция смещения поведения в ту или иную сторону нарастает. Показательными в этом отношении стали три полевых эксперимента, которые провели Горнштейн, Мэртон и Соул (Hornstein, Marton, Sole). В экспериментах измерялась степень желания оказать помощь "незнакомцу". Результаты обнаружили, что симпатии росли прямо пропорционально подобию испытуемых с незнакомым человеком, но вот желание оказать помощь возникало только после того, как у испытуемых после определенной степени подобия возникало осознание принадлежности незнакомца к той же социальной группе, что и сам испытуемый (427). Джон Тернер обсуждая результаты этих экспериментов, приходит к важному и справедливому, на мой взгляд, выводу о том, что: " Рост подобия проходит некоторый критический порог, после которого субъекты воспринимаются не просто подобными, но идентичными с незнакомцем..." (447, p.88). Только с этого момента у испытуемых актуализировались установки внутригруппового уровня взаимодействия.

Именно с такой реакцией русского населения мы столкнулись, когда речь шла о создании немецкой автономии на территории волгоградских земель: российские немцы, по отзывам местных жителей, в основном хорошие, работящие и отзывчивые люди, но сообщество немцев вызывало в них явное беспокойство и страх. Личный опыт и контакты с членами внешней социальной группы на индивидуальном уровне не затрагивали принципиально отношений к группе в целом.

Временна’я устойчивость социальной установки так же ощутима, как и ситуативная (если ситуация трактуется на индивидуальном уровне взаимодействия). Это показали повторная оценка состояния межнациональных отношений, проведенная через пять лет после первого исследования (обобщенные данные представлены ниже).[96]

Я не хочу, чтобы представители данной национальности жили в нашем городе (процент опрошенных студентов):
украинцы	0
белорусы	0
грузины	41
армяне	41
азербайджанцы	41
евреи	9
узбеки	32
казахи	27
татары	23

Если учесть тот факт, что студенческая молодежь более радикально настроена по отношению к большинству представленных в исследовании национальных групп[97], то можно смело утверждать, что структура межнациональных отношений в системе взаимоотношений социальных групп города осталась точно такой же как и была пять лет назад. Между тем, за это время произошел существенный рост национального само осознания и бывшие национальные республики выделились в самостоятельные государства.

 Казалось бы социологическая ситуация в корне изменилась, однако социальные установки населения остались прежними. Иного и не следовало ожидать, так как условия реального взаимодействия и опыт подобного взаимодействия для жителей региона не изменились. Установки так же остаются прежними для того, чтобы обеспечить непрерывность социальных движений и измениться лишь в ответ на результаты нового и существенного для социальной жизни данного региона межнационального взаимодействия.

Социальная установка, ориентированная на общее взаимодействие с другими группами, порождает установки, связанные со способом взаимодействия, определяя именно тот, который позволяет социальной группе сохранится по возможности самостоятельным элементом социальной системы. Об этом говорят данные того же исследования. Так, предложения о членстве в семье или дружеских связях с представителями некоторых других национальностей были встречены гораздо лояльнее, чем предложения о проживании в одном городе и тем более, соседстве или родственных связях (см. таблицу и диаграмму, приведенные ниже).

 

 

Я ничего не имею против, чтобы представители данной национальности:	украинцы	бело русы	грузи ны	армяне	азербайджанцы	иные народности Кавказа	евреи	русские	узбеки	казахи	татары
жили в нашем городе	14,8	16,4	14,1	13,3	15,2	14,2	18,0	11,2	18,7	16,8	19,3
были моими друзьями	17,2	28,2	17,6	16,8	16,6	14,9	16,3	3,5	17,1	16,4	10,2
были членами моей семьи	38,6	36,1	23,0	11,3	10,8	12,5	14,2	63,9	11,1	10,5	13,2
были моими соседями	7,7	7,5	5,3	6,3	5,3	5,2	8,9	2,8	6,8	7,7	8,0
были моими родственниками	8,2	6,8	4,2	3,0	3,0	4,0	3,3	5,4	3,0	3,1	4,0

 

“Я ничего не имею против, чтобы представители данной национальности:”

 

Наиболее вероятное объяснение таким результатам дает гипотеза о стремлении социальных групп сохранить степень контроля над ситуацией межгруппового взаимодействия и тем самым сохранит себя как самостоятельные, автономные образования.

О том, что в данном случае работают общесистемные факторы, а не частные конкретные ситуации личных встреч с представителями различных национальных групп говорит результат расщепления выборки. Когда мы анализируем ответы только членов малочисленных национальных групп, то видим удивительную симметрию результатов относительно результатов всей выборки, подавляющую часть которой составляют русские (см. табл. и диаграмму).

В противном случае трудно было бы ожидать такого точного повторения рельефа социальных установок основной группы членами малочисленных национальных групп, каждая из которых имеет в принципе уникальную социологическую ситуацию взаимодействия.

Ту же картину мы видим при расщеплении ответов респондентов по социальному составу (студенты, служащие, рабочие, инженерно-технические работники).

 

Я не хочу, чтобы представители данной национальности жили в нашем городе	украинцы	белорусы	грузины	армяне	азербайджанцы	иные народности Кавказа	евреи	русские	узбеки	казахи	татары
Всего по выборке	4,3	4	30	34	32,5	30,8	20	1,4	23	23	18
Ответы членов малочисленных групп	1,6	1,6	7,8	11	9,8	8,6	9	0,5	5	5,4	3,8

*

Это делает очевидным факт реального присутствия соответствующих социальных установок. Они формируются не на уровне конкретного социологического контекста, предоставляющего нам лишь признаки, по которым целесообразно организовывать взаимодействие в данной конкретной социологической ситуации, а на уровне социальных групп как элементов социальной системы в целом. Альтернативой таким установкам являются личностные установки межперсонального уровня.

Далее такие установки организованные на уровне общностей конкретизируются через установки, определяющие стратегию взаимодействия групп. Здесь социологическое содержание оказывает свое влияние на степень интеграции членов взаимодействующих групп и формирование чувства разъединенности или включенности в некую большую, объединенную группу, до тех пор не оказывая принципиального влияния, пока такая интеграция не пройдет определенный порог восприятия и перед нами не появится группа объединяющая все ранее разделенные. Но это будет уже иная группа, созданная по иному социологическому основанию. И там она вновь лишается своего конкретного социологического содержания, пока ситуация межгруппового, но уже иного взаимодействия кардинально не изменится, пройдя новый порог межгруппового восприятия, по иным измерениям.

Наши рассуждения приводят к заключению, что социальные установки действительно отражают динамическую сторону социальных отношений. Нет никакой необходимости поднимать их значимость до значимости диспозиций или аттитюдов, которые по своему смыслу существенно сливаются с категорией отношений, формирующихся на различных уровнях организации взаимодействия групп. Социология выступает перед нами в качестве признаков, запускающих или блокирующих соответствующие социальные установки.

 

Итак, мы рассмотрели структуру взаимоотношений социальных групп, закончив анализ динамической стороной отношений. Реальный акт взаимодействия не только заканчивается, но и начинается с установок, соединяя прошлое и текущее в непрерывной цепи способов обмена взаимоотношениями.

Попадая в новую социологическую ситуацию, личность на основе ранее сформированных социальных установок выделяет те признаки ситуации, которые интерпретируются личностью как наиболее актуальные в данный момент. Они и актуализируют в сознании личности установки, организующие перцептивные процессы на индивидуальном или групповом уровне взаимодействия в зависимости от истолкования социальных признаков как индивидуальных или групповых.

Разберем параллельно нашему рассуждению реальный пример из частной жизни на политическом фоне России начала 90-х годов.

Оказавшись случайно на публичном обсуждении проблем топонимики, человек, в общем-то равнодушный к проблемам географических названий, вдруг замечает среди публики некоторую закономерность. В одной части зала он видит знакомые лица активистов симпатичного ему политического союза, а в другой части зала наблюдает несколько необычную концентрацию лиц иных политических взглядов.

После этого ситуация воспринята межгрупповой.

С этого момента вопросы переименования маленьких и мало кому знакомых улиц предстают в сознании нашей личности совсем в другом свете. Они попадают в сферу политических интересов, затрагивая групповой аспект персонального сознания. Аргументы полемизирующих дифференцируются по признаку политической принадлежности.

Вскоре, сориентировавшись в точках зрения, частное лицо, занятое до этого житейскими проблемами, вполне искренне начинает ощущать правоту своих политических единомышленников и гражданский долг - защитить эту правоту.

Подключается процесс построения образов взаимодействующих групп.

Образы групп формируются на основе необходимой информации, касающейся различных аспектов взаимодействия. Через знак, а затем и символическое выражение мы анализируем наш опыт встреч и результатов предыдущих взаимодействий с подобными группами. одновременно проходят процессы сравнения, связанные с текущей ситуацией.

 Судя по субъективному отчету, оценивалась квалифицированность, искренность, сплоченность и другие качества участников дискуссии. Причем оценка квалифицированности была не в пользу политических единомышленников, зато по искренности и сплоченности они намного превосходили своих противников.

Чувство групповой приверженности[98] актуализированное в конкретной ситуации и внешние стимулы формируют у индивидуальности ощущение превосходства своей группы и соответствующую мотивацию, направленную на защиту ее интересов.

Из словесного отчета субъекта: “Я сам не ожидал, что ввяжусь в этот спор. Мне, честно говоря, совершенно все равно как будет называться очередной “3-й Коммунистический тупик”.

Затем происходит активизация установок, определяющих способ межгруппового взаимодействия и экстериоризированный процесс взаимодействия групп, включающий в себя континуум установок, которые по сути не несут в себе непосредственного социального содержания, а определяются предметно-деятельностными характеристиками групповой активности.[99] Данный континуум ограничен социальными нормами, принятыми в соответствующей сообществе.

В начале наш субъект был настроен разоблачить лицемерие оппонентов. Но постепенно пришел к выводу, что они не такие уж плохие люди и в их доводах есть рациональное зерно. Гораздо выгоднее для общего дела пойти на сотрудничество, чем какой либо из групп рисковать потерять свое лицо. В итоге трехчасового обсуждения частное лицо, занятое своими персональными проблемами в начале дискуссии, заканчивает ее членом общественного совета по топонимике.

Образно, хотя и упрощенно, весь процесс реализации структуры межгрупповых отношений можно представить в виде схемы: