Социальная организация современных раннепервобытных охотников и собирателей

У охотников и собирателей, находившихся на стадии ранней первобытной общины, этнографами зафиксировано существование из трёх выделенных выше форм социальной организации только одной — родовой общины, ядром которой был отцовский род, — отцовской или патрилинейной родовой общины. О том, что на стадии раннепервобытной общины в прошлом человечества существовали и остальные формы, свидетельствует бытие подобного рода организаций на стадии позднепервобытной общины и предклассового общества. Такого рода структуры не могли возникнуть из патрилинейной родовой общины. Они могли быть унаследованы только из прошлого состояния общества.

Во всяком случае, если точно таких структур с материнским родом, которые описаны выше, у народов, находившихся на стадии раннепервобытной общины, не обнаружено, материнский род, а тем более следы материнского рода у некоторых из них зафиксированы были. Материнский род, в частности, существовал наряду с отцовским у многих австралийских племён. Но основой общины он у них не был (см. 741. С.40; 236. С. 89‑90, 139‑140, 824. С. 20‑21, 673. С.51‑55 и др.).

Говоря, что из трёх описанных выше структур у народов, относящихся к стадии раннепервобытной общины, этнографами была обнаружена одна лишь патрилинейная родовая община, мы тем самым не хотим сказать, что никаких других форм организации у них зафиксировано не было. До сих пор мы говорили о нормальном пути развития первобытного общества. Он характеризуется сохранением рода в качестве определённой экономической единицы и после того, как он перестал совпадать с социально‑историческим организмом.

Но в силу неравномерности исторического развития некоторые народы продолжали оставаться на стадии раннепервобытного общества, в то время как другие давно уже ушли вперёд, достигли стадии классового общества. Охотники и собиратели, находившиеся на стадии раннепервобытной общины, продолжали сохраняться во многих местах земного шага и к тому времени, когда в Западной Европе возник капитализм, втянувший в дальнейшем в сферу своего влияния весь мир. И воздействие народов, стоящих на более высоких стадиях развития вообще, на стадии капитализма в частности, имело своим следствием существенную перестройку всей социальной организации ранних охотников и собирателей.

Это наглядно можно видеть на примере аборигенов Австралии. В доколониальный период у значительной части их существовала социальная организация, описание которой было приведено выше. Основной ячейкой была локальная группа, все мужчины которой принадлежали к одному отцовскому роду.

Наиболее полно и тщательно эта организация была охарактеризована в работах А.Р. Рэдклиффа‑Брауна, опиравшегося как на свои собственные полезные исследования, так и на многочисленные труды этнографов ХIХ в. (739, 740). С ним в течение длительного времени было согласно подавляющее большинство австраловедов.

Этнографы, проводившие полевую работу в 30‑60 годах XX века, обнаружили у многих изученных ими австралийских племён организацию уже иного типа. Как показал А. Хайэтт, обобщивший результаты этих исследований, основной её единицей была довольно крупная территориальная община, включавшая в себя мужчин, принадлежавших не к одному, а нескольким патрилинейным родам (490, 491). В качестве одного из наиболее ярких примеров можно привести валбири, описанию социальной организации которых посвящена целая монография (642).

Это племя делилось на четыре группы, численностью от 200 до 400 человек, которые М. Меггитт именует общинами. Каждая община включала в свой состав мужчин, принадлежавших не к одному отцовскому роду, а к нескольким (от 6 до 12). Браки заключались как между членами разных общин, так и внутри каждой из них. В самое благоприятное время года — осенью или в начале зимы — все члены каждой такой общины образовывали одну или две большие группы. Когда пищи и воды становилось меньше, община раскалывалась на всё меньшие единицы. В конце весны и начале лета типичная группа состояла из мужчины, его жён и детей, а также включала иногда вдовую мать или престарелого тестя. После дождей начинался процесс прогрессирующего укрупнения групп. Образовывались более крупные группы по самым разнообразным принципам — родства, свойства, дружбы. Состав их был крайне непостоянным и неустойчивым (С. 47‑50).

Валбири интересны тем, что все особенности вновь открытой формы организации выступают у них необычайно чётко. Общественная структура других австралийских племён, исследованных в 30‑60 годах XX века, нередко соединяла признаки данной организации с некоторыми чертами той, что была описана А.Р. Рэдклиффом‑Брауном.

Основываясь на последних данных, часть австраловедов выступала с критикой тех представлений о социальной организации австралийцев, которые нашли своё выражение в работах А.Р. Рэдклиффа‑Брауна, объявив их ошибочными. По их мнению, аморфная территориальная община всегда была присуща австралийцам. Однако никаких данных, говорящих в пользу того, что такого рода социальная организация существовала не только в доколониальные времена, но даже в первой половине XIX века, им привести не удалось. И несомненным фактом является, что все этнографы, которые вели полевые исследования в 30‑60 годах XX века, имели дело с племенами, социальная организация которых претерпела серьёзные изменения в результате воздействия капиталистического общества.

Большой материал, свидетельствующий о позднем характере аморфной территориальной общины у австралийцев, был приведен Дж. Бердселлом (286). Последний не только показал, что система обособленных групп с патрилинейным ядром является более ранней, но и в значительной степени раскрыл механизм её превращения в моногородовые аморфные территориальные группы. Таким образом, все факты говорят о том, что если не во всех, то во многих случаях аморфные территориальные общины являются не исконной формой, а новообразованием, возникшим в результате воздействия капиталистического общества, в сфере систематического воздействия которого оказались аборигены. К тому же имеются основания полагать, что часть австралийских племён, в частности валбири, уже миновала стадию раннепервобытной общины.

Аморфные территориальные общины численностью в 100 и более человек, распадающиеся на более мелкие группы, открыты не только у австралийцев. Такая организация существовала, в частности, у эскимосов нетсилик, иглулик и медных. В зимнее время они обитали в стойбищах с населением в среднем около 100 человек. Летом они жили группами в 5‑50 человек (в среднем 20 человек) (359. С. 122). У хадза Танзании отмечено существование нескольких областей, в каждой из которых обитало 50‑150 человек. Жители каждой из них никогда не собирались вместе. Они входили в состав нескольких групп, непостоянных по составу и размерам. Отдельные люди и их группы могли переходить из области в область (918. С. 103‑110).

В отличие от австралийцев у эскимосов родовая организация вообще отсутствовала. И этого следовало ожидать. На примере валбири можно наглядно видеть, как с образованием аморфной территориальной общины род теряет всякое экономическое и вообще практическое значение. Образование малых групп внутри аморфной общины тоже протекает без учета родовой принадлежности. Родовые связи полностью отрываются от экономических, род превращается в чисто ритуальное объединение (642. С. 203‑214). В результате существование рода теряет всякий практический смысл. Не принося никакой реальной пользы, он в то же время затрудняет вступление в брак. И как следствие неизбежным становится его исчезновение. Ни одно австралийское племя не успело сделать этого шага, что объясняется кратковременностью существования у них аморфной территориальной общины. Но все те охотники и собиратели, которые, с одной стороны, сравнительно давно оказались в сфере прямого или косвенного влияния более развитых народов, а с другой, в течение всего этого времени вели относительно самостоятельное существование, рано или поздно родовую организацию утратили частично или полностью.

Не у всех у них существовали сравнительно большие по величине аморфные территориальные общины. Общины у них по размерам могли не отличаться от патрилинейных родовых групп. В таком случае можно было бы говорить о малых аморфных общинах. Вполне понятно, что грань между большими и малыми аморфными общинами является весьма относительной. Характерной особенностью малых аморфных общин была изменчивость их состава. Такого рода общины описаны у части бушменов, у кубу, агта (аэта), малапантарам (579. С. 42, 54‑55; 109. С. 99‑100; 710. С. VШ, 11; 663. С. 29).

Проблема социальной организации раннепервобытных охотников и собирателей вообще, а не одних только аборигенов Австралии, давно уже интересовала этнографов. Одним из первых к ней обратился Дж. Стьюард. Первоначально он выделил три типа социальной организации ранних охотников и собирателей: патрилинейные общины, композитивные общины и матрилинейные общины. Под первым он понимал отцовские родовые общины, под вторыми — аморфные общины, не различая большие и малые, под третьими — матрилинейные родовые общины с матрилокальным поселением (828). Однако вскоре он несколько изменил свою точку зрения. Из трёх перечисленных выше типов общин он сохранил только две первые. И, кроме того, он выделил народы (западные шошоны), у которых вообще, по его мнению, не было никакой общинной организации (499. С. 259). В последующем он стал говорить о них как о народах с "семейным уровнем интеграции" (830. 0.101‑121). В своих последних работах Дж. Стьюард снова пришёл к выводу, что у всех ранних охотников и собирателей была община, хотя понятие матрилинейной общины им не было восстановлено (831. С. 231).

Его идеи получили развитие в трудах Э. Сервиса. Выделив два основных типа социальной организации ранних охотников и собирателей: патрилокальную общину и композитную общину, он отнёс западных шошонов к числу обществ с композитной общиной. В отличие от Дж. Стьюарда, рассматривавшего патрилинейную и композитную общины как равноценные формы, Э. Сервис настаивал на том, что патрилинейная община является исконным и нормальным для ранних охотников и собирателей типом организации. Что же касается композитной общины, то она представляет собой продукт разрушения патрилинейной общины в результате контакта с цивилизацией (803. С. 47‑97).

Подобный взгляд разделяют и некоторые другие исследователи. Так, например, по мнению Б. Уильямса, исконной, идеальной формой для ранних охотников и собирателей является линиджная община, т.е. локальная группа, ядро которой принадлежит к одному линиджу. Такие группы, как правило, являются экзогамными, патрилокальными и патрилинейными. Однако в определённых конкретных условиях могут существовать и матрилинейные общины. Подобного рода организация исчезает почти полностью и очень быстро под влиянием цивилизации (908. С. 126, 909. С. 105‑106).

С такой точкой зрения согласны далеко не все этнографы. Многие из них истолковывают социальную организацию охотников и собирателей, у которых не было обнаружено рода, как исконно безродовую. Однако, на наш взгляд, этнографические исследования в целом всё в большей степени свидетельствуют о том, что род у этих народов в прошлом существовал.

Если, например, в 20‑х годах XX в. Р. Лоуи категорически утверждал, что у северных атапасков Канады рода никогда не было (598. С. 150‑151), то к настоящему времени американскими этнографами собран большой материал, неопровержимо свидетельствующий о существовании у них в прошлом, а отчасти и в настоящем, материнской родовой организации (672, 629. С. 126‑127, 627, 707). Эскимосы долгое время рассматривались в зарубежной литературе как классический пример народа, никогда не имевшего родовой организации. Однако к настоящему времени у одних групп эскимосов обнаружены пережитки отцовского рода, а у других — деление на две мат‑рилинейные фратрии (564. С. 239‑242, 519, 384. С. 265). Отчётливые признаки бытования в прошлом рода обнаружены и у других этнических групп.

Исчезновение рода, изменчивость состава общин не могли не сказаться на делёжных отношениях. Они утратили свой врождённый характер, практически стали временными, приобретёнными. Присоединяясь к той или иной группе, человек вступал в круг, члены которого были связаны делёжными отношениями. Выходя из её состава, человек покидал этот круг.

Но, утратив родовую оболочку, делёжные отношения обрели другую. Систематически делились друг с другом люди, принадлежащие к одной малой аморфной общине. Но чтобы присоединиться к ней, нужно было, как правило, иметь в этой общине хотя бы одного родственника или свойственника. Делёжные отношения приобретали форму родственных или свойственных связей, а тем самым в случае с родством и связей врожденных.

Но это не значит, что все родственники и свойственники были обязаны делиться. Родство и свойство далеко выходило за рамки малой аморфной группы. Наличие родственных и свойственных связей между людьми само по себе означало лишь возможность существования между ними делёжных связей. Но эта возможность превращалась в действительность лишь в случае вхождения их в состав одной общины. Впрочем, в определённых условиях делёж был возможен между определёнными родственниками и свойственниками, принадлежавшими к разным общинам. Однако такой делёж, как правило, был строго регламентирован. Делёжный круг по необходимости всегда был ограниченным.

При исследовании больших аморфных общин бросается в глаза, что для большинства их характерны циклические изменения. В одной фазе все члены общины живут вместе. Это — компактное состояние общины. В другой фазе члены большой аморфной общины живут меньшими группами. Это рассеянное или дисперсное состояние общины. В случае дисперсного состояния большой аморфной общины делёжные отношения реально имеют место внутри меньших групп, из которых она состоит.

Смена фаз компактного и дисперсного состояния могла иметь место также и в жизни как малых аморфных общин, так и общин с родовой организацией вообще, отцовских родовых общин в частности. Во время дисперсного состояния такая община состояла из раздельно живущих групп семей или даже раздельно живущих семей.