Пережитки разборно-коммуналистической собственности на вещи

Как уже отмечалось, основную массу жизнеобеспечивающего продукта составляла пища. Разборно‑коммуналистические отношения и возникли прежде всего как отношения собственности на пищу и распределения пищи. Но, возникнув, они неизбежно распространялись и на все вещи, которые подлежали распределению между членами коллектива.

Вещи, находившиеся в разборно‑коммуналистической собственности, не могли переходить ни в собственность, ни даже в распоряжение индивидов. Единственным собственником и распорядителем оставался коллектив в целом, а отдельные его члены могли лишь потреблять вещи, пользоваться ими. В силу того, что вещи находились в полной собственности и полном распоряжении коллектива, право пользоваться каждой из них имел любой член общества. Но если вещь была предназначена для индивидуального, а не коллективного пользования, то в каждый данный момент реализовать это право, т.е. физически потреблять её, мог только один человек. В применении к таким условиям распределение было не чем иным, как реализацией отдельными членами коллектива их права пользоваться вещами, находящимися в полной собственности коллектива.

И здесь мы сталкиваемся с различием в распределении вещей и пищи, вытекающим из различия между физическим потреблением вещей и физическим потреблением пищи. Данную порцию пищи можно потребить только раз. Съеденная пища переставала существовать и тем самым выпадала из последующего распределения. Иными словами, право на каждую конкретную долю пищи могло быть реализовано только один раз. В отличие от пищи каждой конкретной вещью можно было пользоваться неоднократно в течение более или менее длительного времени. Поэтому неоднократный характер могло носить и распределение вещи. Право на потребление вещи могло быть реализовано в каждый конкретный момент только одним лицом. Пока человек пользовался вещью, права всех остальных членов коллектива на эту вещь носили лишь потенциальный характер. Но как только он переставал пользоваться вещью, любой член коллектива мог реализовать это своё право.

У всех народов, известных этнографам, господствовали иные формы собственности на вещи. Однако наряду с ними у некоторых из них в какой‑то степени продолжала существовать и разборно‑коммуналистическая собственность. И среди таких народов в первую очередь могут быть названы эскимосы.

Как пишут все без исключения исследователи, все вещи личного пользования (одежда, орудия, оружие, утварь и т.п.) находились у эскимосов в индивидуальной собственности. Человек мог распоряжаться принадлежащими ему вещами, в частности, дарить, обменивать, передавать по наследству. К. Биркет‑Смит в своей работе об эскимосах карибу особо подчёркивает, что право индивидуальной собственности у них уважалось и строго соблюдалось. Однако буквально тут же он сообщает, что когда у них собственник сам не пользовался вещью, то его права на неё носили весьма ограниченный характер. Так, например, охотничьи загороди, капканы и рыболовные приспособления, которыми не пользовались хозяева, могли свободно использовать все желающие, и люди, считавшиеся собственниками, не могли этому воспрепятствовать (287. С. 263‑264; 288. С. 149).

У австралийцев йир‑йоронт, как у подавляющего большинства народов первобытного общества, вещи непрерывно переходили из рук в руки. И в числе других способов их перехода от одного лица к другому Л. Шарп называет "апроприацию", определяя последнюю как такое взятие вещи без разрешения владельца, которое не представляет собой кражу, является законным (804. С. 38).

У австралийцев Арнемленда кража даже внутри лагеря могла иметь серьёзные последствия. И одновременно у них же внутри определённого круга родственников можно было брать вещи без разрешения и без опасения каких‑либо последствий (854. С. 54).

Выше, когда речь шла о разборе пищи, нами уже упоминались полинезийцы о. Пасхи. Но разборно‑коммуналистическая собственность не ограничивалась у них только пищей. Она распространялась и на вещи. Интереснейший материал по этому вопросу содержится в статье Э. Фердона "Системы обмена на о. Пасхи". Одну из выделенных им "систем обмена" он именует "кража‑торговля". В действительности здесь нет ни кражи, ни торговли, ни обмена вообще. Суть описанной формы экономических отношений заключалась в том, что каждый человек, принадлежащий к определённой родственной группе, имел право без спроса и разрешения взять любую вещь, принадлежавшую любому другому члену этой же родственной группы. Он мог войти в дом родственника и взять всё, что ему заблагорассудится. Единственное ограничение — перед уходом он должен показать взятую вещь её бывшему хозяину. Он мог взять вещь и из кармана родственника, из его сумки, снять её с тела (406. С. 144‑146).

Такого рода форма распределения находилась в резком противоречии с господствовавшими в обществе островитян Пасхи экономическими отношениями. В частности, она препятствовала развитию имущественной дифференциации. И как средство нейтрализации описанной формы распределения возникло обыкновение хранить самое ценное имущество в пещерах, секрет существования которых тщательно оберегался от всех окружающих. Как сообщал ещё Ж. Лаперуз, туземцы о. Пасхи держали в тайниках провизию, утварь и многое другое (406. С. 146). Этот обычай существовал до самого последнего времени. В пещерах‑тайниках хранились скульптуры, изображения, кувшины, одежда, деньги (221. С. 235, 253‑256, 267‑271, 274 и др.).

Приведённые выше факты, на наш взгляд, дают достаточное основание для вывода, что самой ранней, первоначальной, исходной формой первобытнообщинных отношений вообще, коммуналистических в частности, были разборно‑коммуналистические отношения.

Вполне понятно, что разборно‑коммуналистической была собственность лишь на пищу, а также на те вещи, пользоваться которыми можно было лишь индивидуально. Вещи, которыми пользовались коллективно, не распределялись между членами коллектива и тем самым не шли в разбор. Они находились просто в коммуналистической собственности. В такой собственности находилась, в частности, земля и её ресурсы.