От Н.И. Зибера до Б. Малиновского

Чтобы сделать шаг вперёд в области исследования первобытной экономики, нужно попытаться свести воедино и систематизировать те отрывочные данные, которые содержались в записках путешественников, миссионеров, торговцев, этнографов. Такая попытка была предпринята русским экономистом Н.И. Зибером. Вышедший в 1883 г. его труд "Очерки первобытной экономической культуры" (67) выгодно отличался от многих последующих сводных работ как широтой охвата материала, так концентрацией внимания преимущественно на социально‑экономических отношениях.

В предисловии к работе, датированном 1881 годом, Н.И. Зибер отмечал, что результаты предпринятых в последние десятилетия исследований общинного устройства быта народов преимущественно арийского происхождения привели, между прочим, "к тому предположению, пользующемуся более или менее всеобщим распространением, что общинные формы хозяйства в их различных стадиях представляют универсальные формы экономической деятельности на ранних ступенях развития" (С. 1). "Но, — продолжал он, — как ни популярно означенное предположение, справедливость требует заметить, что для научного подтверждения его сделано ещё мало, так как сведения, относящиеся к формам хозяйственной жизни народов Океании, Америки, Азии и Африки, до настоящего времени почти не подвергались самостоятельной и цельной разработке" (С. 1‑2). Автор ставит своей задачей восполнить этот пробел. Приводит он материалы и по Австралии.

Общий вывод его состоит в том, что на ранних ступенях развития не только земля, но всё вообще имущество, прежде всего пища, находилось в общинной собственности (С. 172‑173). Таким образом Н.И. Зибер полностью разделял идею первобытного коммунизма, хотя и не пользовался этим термином. Но в целом применение термина "коммунизм" в отношении первобытного общества имело во второй половине XIX в. и первой половине XX в. достаточно широкое распространение у полевых исследователей (385. С. 31; 229. С. 36; 103. С. 119, 192; 579. С. 409; 745. С. 483 и др.). Наряду с ним использовался и термин "социализм" (552. С. 3‑62; 548. С. 92‑94). Причём ни один из авторов, на труды которых сделаны ссылки, не был марксистом.

Вслед за работой Н.И. Зибера в конце XIX и начале XX вв. появилось значительное число работ, посвящённых как хозяйству народов доклассового общества в целом, так и отдельным его аспектам (588; 101; 589; 102; 590; 100; 701; 314; 35А; 325; 376; 462; 51; 349; 881; 687; 141; 666; 667). Наряду с описанием технологии производства и организации труда они, нередко, содержали материалы и о социально‑экономических отношениях, а некоторых такие материалы даже преобладали. Все приведённые данные так или иначе истолковывались авторами, а некоторые из них даже пытались набросать более или менее целостную картину социально‑экономических отношений первобытности.

Однако все теоретические построения, если таковые создавались, носили чисто умозрительный характер. Давая ту или иную интерпретацию фактов, исследователи, в массе своей являвшиеся буржуазными учёными, исходили не столько из самих фактов, сколько из предвзятых представлений, имевших своим источником, с одной стороны, общественные условия, в которых они сами жили, а с другой, различного рода социологические, а в дальнейшем и экономические учения. Влияние экономических теорий возрастало по мере того, как в центре внимания исследователей всё в большей степени оказывались социально‑экономические отношения. И среди них особое воздействие на умы буржуазных учёных оказывала возникшая в конце XIX в. т.н. формальная экономическая теория (формальная экономия) или, как её иначе нередко называют маржинализм. Это имеет свои причины.

По мере того, как накапливались фактические материалы, становилось всё более очевидным, во‑первых, что и в первобытном обществе существовала система экономических отношений, во‑вторых, что эта первобытная экономика отличалась от капиталистической. В этих условиях маржинализм привлекал возможностью примирить факты, свидетельствующие о существовании различия между первобытной и капиталистической экономиками, с тезисом о том, что экономика у всех народов и во все времена была в сущности одна и та же.

Если буржуазные политэкономы первой половины XIX в. исходя из того, что любая экономика может быть только капиталистической, претендовали на универсальное значение теорий капиталистической экономики, то маржиналисты, не отрицая существования и иных экономик, кроме капиталистической, притязали на создание универсальной экономической теории, в равной степени относящейся ко всем экономическим системам без исключения. Но это фактически означало не что иное, как отрицание качественного различия между экономическими системами, сведение его к различию в степени. И в полном соответствии с этим утверждением о том, что отличие первобытной экономики от буржуазной носит не качественный, а всего лишь количественный характер, содержится в работах всех буржуазных исследователей экономики доклассового общества, придерживающихся маржинализма, не исключая и современных.

Маржинализм внешне действительно выступает как универсальная экономическая теория, не несущая в себе ничего специфически капиталистического. Исходным его пунктом является утверждение, что количество благ (вещей, услуг) и средств, с помощью которых эти блага создаются, всегда ограничено по сравнению с человеческими потребностями. В результате перед каждым человеком с неизбежностью встаёт проблема экономии, проблема наиболее экономного распределения благ между альтернативными нуждами, а средств — между альтернативными целями. Он должен тщательно рассчитывать с тем, чтобы из всех возможных вариантов распределения выбрать такой, который обеспечивает максимально удовлетворение потребностей, максимальную отдачу. Человек, утверждают маржиналисты, по самой своей природе всегда стремится к рациональному калькулированию, максимизации. И маржинализм, выражая эту сущность человека, является теорией рационального выбора, теорией наиболее экономного, наиболее эффективного распределения средств вообще, производственных ресурсов в первую очередь, между альтернативными целями, является универсальным экономическим учением.

"Экономический человек" маржиналистов, суть которого заключается в рациональном калькулировании, максимизации, внешне больше похож на человека вообще, чем "экономический человек" буржуазных политэкономов первой половины XIX века, в качестве основной особенности которого прямо называлось стремление к обмену, к извлечению наибольшей личной материальной выгоды, к наживе, однако он не в меньшей степени, чем его предшественник, является продуктом буржуазных отношений. И поэтому даже когда маржиналисты берут, казалось бы, исключительно лишь взаимодействие человека вообще и природы, отвлекаясь от общественной формы производства, они в действительносчти привносят в эту картину капиталистические отношения, ибо их человек вообще на деле является человеком конкретного, а именно буржуазного общества. Рассматривая рациональное калькулирование, максимизацию, т.е. рассчитывание наибольшей личной материальной выгоды, в качестве всеобщей и необходимой черты человека, присущей ему от природы, маржиналисты тем самым фактически протаскивают взгляд на человеческое общество как на являющееся в сущности капиталистическим. И в этой связи нельзя не вспомнить слов К. Маркс о том, что буржуазные экономисты изображают производство как "заключение в рамки независимых от истории вечных законов природы, чтобы затем при удобном случае буржуазные отношения совершенно незаметно протащить в качестве непреложных естественных законов общества in abstracto" (112. С. 713).

Маржиналистское истолкование первобытной экономики могло внешне предстать как вполне согласующееся с фактами в силу того, что сами эти факты носили крайне фрагментарный характер. Эта особенность фактического материала по первобытной экономике делала возможным придать вид правдоподобия самым разным его интерпретациям. В массе разнообразных примеров всегда можно было найти такие, которые вполне укладывались в рамки той или иной концепции.