Понедельник, 16 ноября 1914 г.

Вивиани, вернувшийся вчера вечером в Бордо, очень доволен разговорами, которые он вел в Париже с префектами, сенаторами, депутатами, муниципальными советниками. Он выступил перед группой парижских депутатов с весьма энергичной декларацией о необходимости продолжать войну до полной победы. Речь его встретила единодушное одобрение. Парижские депутаты — тоже единодушно — потребовали от него, чтобы ближайшая сессия парламента состоялась в Париже, а не в Бордо, как желал бы Мильеран. Эта сессия должна состояться в последних числах текущего месяца для принятия бюджета на 1915 г. или временных месячных смет.

Вивиани сообщил в совете министров, что Гальени все еще опасается большой воздушной атаки с участием самолетов и дирижаблей. Военный губернатор жалуется, что не получил просимого им пополнения парижского гарнизона. Но войска на фронте.

Под вечер в мой кабинет снова входит — с изменившимся лицом — Вивиани, эта милая и лояльная личность, но недоверчивая и легко возбуждающаяся. «Господин президент, — кричит он мне прямо в лицо, — я подаю в отставку». — «Что это значит?» — «Это значит, что Бриан дает мне отставку. Читали вы эту заметку?» И он протягивает мне бордосское вечернее издание «Matin», в котором перепечатано одно парижское сообщение агентства Гаваса. Я читаю: «Вице-председатель совета министров Аристид Бриан пробудет в Париже восемь дней. За это время он окончательно решит ряд вопросов, предложенных в последнее время на усмотрение Вивиани. Эти вопросы интересуют Париж, окрестности Парижа и департаменты, подвергшиеся нашествию неприятеля... Вчера Бриан беседовал [347] с различными политиками и военными». — «И что же?» — спрашиваю я. «Я телефонировал Бриану. Он заявляет, что не инспирировал этой заметки, но не может быть, чтобы она не была им вызвана. Мне это надоело. Я вручаю вам свою отставку». — «Я ее не принимаю. В нынешнее время ваш долг, ваш и ваших коллег, показывать пример единения». Однако Вивиани еще целый час жаловался мне на Бриана. «Бриан не упускает случая выдвинуть себя на первый план и умалить действия своих товарищей по кабинету». Я тщетно пытаюсь успокоить Вивиани. Он повторяет мне, что утром поставил этот инцидент на рассмотрение совета министров.

Вторник, 17 ноября 1914 г.

Вивиани явился на заседание с совершенно прояснившимся лицом. Он еще раз звонил Бриану, который не только уверил его, что не имеет никакого отношения к этой заметке, но обещал также напечатать разъяснение. Все хорошо, что хорошо кончается. При той жизни, которую мы ведем, вполне естественно, что у некоторых министров нервы крайне натянуты. Нервы Вивиани особенно чувствительны.

Многие парижские газеты комментировали, несмотря на цензуру, бразильскую миссию Кайо в нелестных для правительства выражениях. Разумеется, значительная часть этих нападок выпала на мою долю... Я ответствен за все, что происходит, особенно же за все, что происходит против моей воли. Ах, с какой радостью я возьму на себя все это, если после этого Франция будет спасена!

Но мы еще очень далеки от окончательной победы. Если во Фландрии продолжается затишье, то в восточных департаментах бои усиливаются. Под Сен-Мигиелем мы пытались отбросить немцев на правый берег Мааса. Наши войска атаковали их в Шовонкуре и отбили у них наши большие казармы, в которых они устроились. Бешеные бои идут в окрестностях Сампиньи, в Апремонском лесу, вокруг Марботт и Мекрен и главным образом в том идиллическом лесу Айли, который перед моими окнами в Кло так грациозно венчает холмы правого берега. [348]

Продолжительное совещание с Вивиани, Мильераном, Томсоном и Рибо по злополучному вопросу о полевой почте. Военному министру, наконец, удалось вырвать у главной квартиры несколько реформ: назначение во главе учреждения генерального почтового инспектора, замена секретарей из центрального бюро генерального штаба военными почтовыми чиновникам, придача почтовых чиновников на подмогу чинам, раздающим денежную и простую корреспонденцию солдатам. Однако жалобы еще продолжаются. Недопустимо, чтобы солдаты на фронте не имели возможности более регулярно переписываться со своими близкими. Я еще раз поставлю этот вопрос.

Новые разочарования со снаряжением. Продукция заводов оказалась ниже той цифры, которая была мне указана. Заводы объясняют промедление трудностью наладить новое производство. Пришлось обратиться к помощи агентов-подрядчиков, иногда целой гурьбы их. Они были мало знакомы с требуемой работой. К тому же некоторые фирмы, даже из числа самых крупных, как видно, не всегда инструктировали своих агентов надлежащим образом. Кроме того, большинство промышленников жалуется, что обещанная им рабочая сила получена ими с большим запозданием, а между тем они рассчитывали на нее для использования своих машин. Действительно, иногда требовался значительный промежуток времени, пока находили на фронте нужных рабочих. Считая недостаточными сведения, доставленные мне по этому пункту, я просил директора артиллерийского департамента прийти побеседовать со мной или прислать мне одного из своих сотрудников. Узнав об этом, Мильеран просит меня не приглашать его директоров, не уведомив его об этом. Строго юридически он прав, так как ответственность несет он один. Но я отвечаю ему: мы находимся на войне, мне дана недостаточная информация, и я не намерен ничего упускать, чтобы быть лучше осведомленным.

Английское правительство поручило сэру Джорджу Бьюкенену объявить Сазонову, что ввиду поведения Турции в европейском конфликте Англия считает, что «вопросы о [349] проливах и Константинополе должны быть разрешены согласно с желаниями России». Сазонов принял это заверение «с чувством величайшего удовлетворения»{*297}. Разумеется. Но мы никак не можем разделить это чувство удовлетворения. Министры и я не понимаем, как это Великобритания, не расспросив нас, дала такую полную свободу действий России в вопросе, который интересует всех союзников, к которому Россия никогда не подходила без задней мысли и в котором Франция всегда отказывалась связывать себя.

Среда, 18 ноября 1914 г.

Получил от генерала Гиршауера, директора авиации, новые сведения о воздушной обороне Парижа, запрошенные мною у военного министра. Центральный пункт воздушной обороны в Бурже (Bourget) располагает теперь тринадцатью самолетами, вооруженными пулеметами или автоматическими ружьями, в его распоряжении двадцать пилотов и сорок солдат. На вокзалах имеются наблюдательные посты. Они связаны по телефону с управлением военного губернатора. Установлена также связь с армиями, с железнодорожными станциями, через которые снабжается город, и с фортами. Имеются только два зенитных 75-миллиметровых орудия. Через пятнадцать дней центральный пункт будет иметь двадцать пять самолетов. К несчастью, этого тоже еще очень мало. Жоффр и Гальени полагают, что немцы строят большой флот из дирижаблей; в Бельгии немцы улучшили существующие ангары и построили новые. По-видимому, главными объектами нападения для этого воздушного флота будут Париж, Лондон и английский флот. При нынешнем расположении армий неприятельские дирижабли смогут большую часть своего пути к Парижу лететь над зоной, не представляющей для них никакой опасности и даже позволяющей им совершать перелеты днем. Им придется делать лишь небольшой крюк и направляться вначале на треугольник Лаон, Лафер, Нойон. Лишь около ста километров они должны будут пролететь [350] ночью над нашими позициями. Оборона против этих дирижаблей возможна только с помощью прожекторов и орудий, так как нападения будут производиться ночью и аэропланы в их нынешнем виде не в состоянии будут оказывать городу полезную защиту. Прожекторы и орудия надо будет установить перед Парижем. Лучи прожекторов над небом Парижа представляли бы тот серьезный недостаток, что указывали бы неприятелю направление. Кроме того, пальба по дирижаблям из Парижа представляла бы опасность для самого населения. Главнокомандующий и военный губернатор Парижа считают, что необходимо приступить к производству большого количества зенитных орудий с прожекторами, причем те и другие должны быть монтированы на автомобилях. Заказы уже сделаны.

Наши атаки в Шовонкуре и Сен-Мигиеле, по-видимому, закончились пагубно для нас. Мы не в состоянии были удержаться в захваченных нами казармах и понесли большие потери. В одном из зданий, которые мы заняли, неприятель заложил мины и адские машины: взрыв произошел в тот момент, когда мы поздравляли друг друга с нашим успехом. Много наших солдат пало жертвой этой возмутительной военной хитрости{*298}.

Канцлер ордена Почетного легиона генерал Флорентен пишет мне, что совет ордена рассматривал вопрос о многочисленных нарушениях международного права, совершенных неприятельскими армиями, и о последствиях, которые эти коллективные преступления должны повлечь за собой для членов ордена немецкой национальности. «Германия, — пишет он мне, — примкнула к интернациональным конвенциям, устанавливающим обязанности воюющих сторон. Она нарушила свои обязанности и, таким образом, совершила преступление против чести. В этом возмутительном деле немецкая армия, немецкие писатели, артисты, все подданные Германской империи проявили солидарность. [351]

Поэтому совет считает, что они подлежат исключению из ордена, девизом которого является само слово «честь». Канцлер ордена присовокупляет, что, разумеется, надо сделать исключение для эльзасцев и лотарингцев, ставших против воли немецкими подданными. Я ставлю совет министров в известность об этом. Он принимает решение, что исключение немецких членов ордена будет объявлено путем декрета.

Затем правительство обсуждает английское предложение относительно политического режима Египта и ваших протекторатов в Африке. Правительство, как и я, считает, что аннексия Марокко и Туниса не принесет нам никакой выгоды. Делькассе обратится к Англии с просьбой не принимать и со своей стороны никакого решения относительно Египта, пока будут продолжаться враждебные действия. В настоящий момент Германия не преминула бы объявить, что Англия уже теперь устраивает свои дела за счет будущей победы и противопоставить одних союзников другим.

Четверг, 14 ноября 1914 г.

Как сообщает наш военный атташе в Лондоне генерал де Ла Пануз, в первых числах декабря прибудет во Францию новая английская дивизия, 27-я, другая, 28-я, прибудет в первых числах января. В феврале к британской армии присоединится канадский контингент. На первое время этим все ограничится. Но лорд Китченер, со своей методической и упорной энергией, создает новую большую армию в составе двадцати четырех дивизий, или восьмисот тысяч человек. Он намерен даже образовать потом двенадцать дополнительных дивизий с помощью набора добровольцев. Однако на первых порах эти новые войска будут испытывать недостаток в офицерах и снаряжении. Лишь в июне 1915 г. они будут готовы вступить в бой. Мы, стало быть, должны считаться с тем, что наши испытания затянутся.

Наш военный атташе в России генерал де Лагиш совершил поездку на фронт{*299}. Русская армия двигается вперед с [352] большим подъемом, но неприятель отступает по собственной инициативе и не дает остановить себя. Его организация не пострадала, и он может в любой момент остановиться и перейти в контратаку.

Радославов еще раз заявил правительствам держав Тройственного согласия, что по тщательном рассмотрении вопроса болгарский кабинет решил соблюдать «строгий и лояльный нейтралитет»{*300}. Итак, Сазонов потерпел жалкое фиаско в своих попытках соблазна.

Пятница, 20 ноября 1914 г.

Английское правительство уведомляет нас, что оно отказалось от своего проекта аннексировать Египет и стоит на платформе протектората{*301}.

Прелестная деревушка Лакруа-на-Маасе бомбардирована немцами и частично разрушена. В Аргоннах продолжаются жаркие бои. Судьба ожесточилась против моей родной стороны.

Суббота, 21 ноября 1914 г.

На прочих участках фронта сражение затихает. Натиск немцев, очевидно, сломлен. С начала войны неприятель оставался верен той стратегии, которую проповедовали его военные писатели: раздавить французскую армию, прежде чем обратиться против русской армии, а чтобы справиться с нами, обойти нас с левого фланга и окружить нас. Одна цель, одно средство. Нашим первым ответом на немецкую атаку была победа на Марне, которая с 6 по 12 сентября не только остановила обходное движение неприятеля, но угрожала последнему на его правом фланге и, таким образом, заставила его отступить. Теперь нами дан второй ответ. Это битва во Фландрии. Немецкий генеральный штаб опять упорно пытался окружить союзные армии. Эта попытка опять провалилась.

Немцы не только не выиграли территории, а, напротив, потеряли ее и принесли в жертву при этой тщетной попытке [353] большие контингенты. Этот второй ряд наших успехов приходится на время от начала октября до середины ноября. Для достижения своей цели обхода нашего левого крыла немецкий генеральный штаб бросил в северный район между Лис и побережьем почти двенадцать армейских корпусов. В начале ноября они еще были усилены дивизией морских частей и дивизией 5-го резервного корпуса. Самый мощный натиск неприятеля нам пришлось выдержать в районе Ипра.

В первых числах октября баварский наследный принц обратился к войскам с призывом «сделать решающее усилие против левого крыла французов» и «таким образом решить исход великого сравнения, продолжающегося уже несколько недель». Император лично отправится в Тильт и Куртре, чтобы стимулировать своим присутствием энтузиазм своих войск. Немецкая пресса, смешивая действительность со своими упованиями, уже окрестила это сражение битвой при Кале. Взять Ипр означало разорвать наш левый фланг на две части. Дойти до Кале означало завершить разгром этого фланга, кроме того, это означало дойти до моря, поставить под утро снабжение британского экспедиционного корпуса, быть может, также угрожать самой Англии в ее островной изолированности. Вот тот план, который был задуман немцами, подготавливался ими, был объявлен ими. Он теперь провалился.

Он провалился благодаря нашим армиям на севере, группе, поставленной 4 октября под начало генерала Фоша. Он провалился, несмотря на падение Антверпена и вынужденное отступление бельгийской армии. Он провалился, несмотря на неизбежную задержку концентрации английских войск. Он провалился, несмотря на недостаточность французских контингентов, ввиду которой оказалось необходимым посылать от 18 октября до 12 ноября одно за другим подкрепления из всех видов оружия. Немецкое наступление развернулось вокруг Ипра от 23 октября до 13 ноября и велось с неслыханным упорством. С одинаковой свирепостью происходили бои на участке от Ньюпорта до Диксмюде, затем от Диксмюде к северу от Ипра и от Ипра до Лис. В этой бешеной борьбе бельгийцы и англичане дали нам достойные удивления доказательства [354] своего чувства солидарности. В конце концов, план немецкого генерального штаба провалился. Надежда кайзера на «краткую, свежую и веселую войну» не сбылась. Не помогут ему также попытки терроризировать нас пожарами и расстрелами. Мы устоим против немцев.