Воскресенье, 20 сентября 1914 г.

Наши войска топчутся на месте. Им не удалось пройти вперед в лесистой местности вокруг Нойона. Они дают в Вогезах невразумительные бои с неопределенным результатом. Они взяли массив Помпелль близ Реймса, но потеряли [251] высоту Бримон. Сегодня бомбардировка Реймса возобновилась с удвоенной силой. Она направлена была главным образом против собора, который частично разрушен. Архиепископская библиотека превращена в груду дымящихся развалин. Загорелось здание супрефектуры. Убит помощник мэра доктор Жакен{*225}. По соглашению с советом министров Делькассе рассылает всем нашим дипломатическим представителям циркулярную телеграмму, в которой мы указываем цивилизованному миру на эти акты вандализма. Но до сих пор цивилизованный мир имеет глаза, чтобы не видеть, и уши, чтобы не слышать.

Между тем надежды главной квартиры еще раз оказались обманутыми. Мы не двигаемся вперед. Зато неприятель перешел в энергичное наступление против нас и против англичан на север от реки Эны и выше Суассона. На Краоннском участке, где первые бои были для нас благоприятными, вершина Шмен-де-Дам и ферма Эртебиз неоднократно переходили из рук в руки в жестоких штыковых боях. По прошествии ста лет мы слышим снова те же названия битв, и наши командиры могут напомнить нашим солдатам славные традиции полка имени Марии-Луизы. Он тоже в марте 1814 г. взял эту ферму, где свист пуль соперничает с завываниями ветра.

На наших восточных окраинах войска неприятеля, вышедшие из Метца и воспользовавшиеся, конечно, уходом армии Кастельно, продвинулись через Воэвру к цепи маасских холмов (Hauts de Meuse), тянувшейся вдоль правого берега Мааса с юга на север со своими лесистыми склонами, узкими ущельями и многочисленными фортами.

Встревоженный, вероятно, нашей неподвижностью, Великий Князь Николай Николаевич обратился к генералу де Лагиш с настоятельной просьбой сообщить ему в возможно скором времени план операций, которого генерал Жоффр намерен держаться в результате нашей победы на Марне. Он спрашивает, собираемся ли мы ограничиться тем, чтобы [252] отбросить неприятеля за пределы Франции, или же мы намерены гнать его до самого сердца Германии, с тем чтобы диктовать ему условия мира. В зависимости от того, ставит ли генерал Жоффр себе ту или другую из этих целей, план Великого Князя будет совершенно различен{*226}. Во втором случае, но только в этом случае Великий Князь отдаст распоряжения о походе на Берлин всех свободных войск, как только Австрия выйдет из строя. В сравнении с прежними заявлениями это шаг назад. Палеолог и сэр Бьюкенен обратились к Сазонову с согласованной нотой, в которой указывали, что, так как союзники обязались не заключать сепаратного мира, вопрос, поставленный русским главнокомандующим, носит более политический, нежели стратегический характер и зависит от трех правительств. По собственному почину оба посла прибавили, что настало время для союзников установить окончательную цель их борьбы и что, поскольку австрийские армии в Галиции выведены из строя, остается уничтожить германские силы, чтобы установить в Европе новый режим, гарантирующий на долгие годы всеобщий мир{*227}. Сазонов ответил сэру Бьюкенену и Палеологу{*228}, что главной целью России в этой войне тоже является установление в Европе такого режима, который гарантирует на долгие годы всеобщий мир, и что император всецело одобряет мысли Великого Князя Николая Николаевича. Делькассе прочитал эти секретные депеши в совете министров. В прениях, последовавших затем, не могли принять участие Думерг и Томсон, так как оба находились в служебной поездке в департаментах, освобожденных от неприятельского нашествия, не мог принять участия также Оганьер, бывший в отъезде, на судостроительных верфях в Сен-Назер. Но все присутствовавшие министры, Мальви наравне с Мильераном, Самба наравне с Делькассе, Жюль Гэд наравне с Рибо, Бьенвеню-Мартен наравне с Брианом, Фернан Дави наравне с Сарро, заявили, что правительство республики не может обязаться рассматривать [253] войну как законченную в тот день, когда неприятель очистит национальную территорию, даже со включением Эльзаса и Лотарингии, и что правительство республики должно проявить такую же решимость, как Россия, покончить с гегемонией прусского милитаризма. Делькассе было поручено телеграфировать в этом смысле в Петроград.

Президент Вудро Вильсон ответил на посланный ему мною по телеграфу протест против обвинения в употреблении пуль «дум-дум». Великий арбитр не раскрывает свои карты. «Уверяю Ваше Высокопревосходительство, — пишет он мне, — что я глубоко чувствую честь, которую вы оказываете Соединенным Штатам, обращаясь к ним в это критическое время, как к нации, питающей отвращение к антигуманным способам ведения войны. В этом смысле ваше доверие к народу и правительству Соединенных Штатов направлено не по ложному адресу. Настанет время, когда этот великий конфликт придет к концу и можно будет беспристрастно установить истину. Когда настанет этот момент, на тех, которые ответственны за нарушение правил войны среди культурных наций и взвели ложные обвинения против своих противников, падет приговор всего мира». Но на каких документах будет построен этот процесс? И кто ручается нам, что общественное мнение того мира, от которого Вильсон без нетерпения ожидает беспристрастного вердикта, не будет введено в заблуждение коварной пропагандой вроде той, изумительные образцы которой нам ежедневно посылают наши дипломатические представители? Так, в берлинской газете «Tag» от 10 сентября помещен фотографический снимок пачек патронов, найденных в Лонгви и выдаваемых немцами за пули «дум-дум». Открытие этих пакетов послужило предлогом для всей кампании германцев. Но достаточно присмотреться к рисунку, и становится совершенно ясно, что мы имеем здесь дело с небоевыми патронами, изготовленными для стрельбы в тире и совершенно непригодными на поле сражения. Как только германские власти увидели, что публикация «Tag» опровергает их клеветнические утверждения, они изъяли и уничтожили тираж газеты, но один номер ее попал в руки нашего генерального консула в Женеве, который [254] и послал нам его. Делькассе уведомил об этом показательном инциденте всех наших представителей за границей. Итак, Вильсон тоже будет осведомлен Жюссераном.

Итальянский торговый атташе граф Сабини, который несколько недель назад проявил такую активность перед Клемансо и передо мной, посетил Баррера в Риме{*229}. Он произвел на нашего посла вполне определенное впечатление человека, находящегося в курсе тайных переговоров, начатых Италией в Вене и Берлине. Сабини утверждал, что Австро-Венгрия обещала маркизу ди Сан Джулиано Трентино и преобладание в Албании, если Италия останется нейтральной, и дал понять, что, несмотря на эти предложения, Италия, несомненно, выйдет из нейтралитета, если Франция согласится на выпрямление границы в Тунисе. Барреру намерения его собеседника показались столь же темными, сколь путаными, и он счел нужным держаться замкнутой выжидательной позиции.

Братиано, сторонник немедленного вмешательства Румынии в войну, отправился в замок Синайя, чтобы сделать последнюю попытку перед королем Каролем{*230}. «Король принял его любезно, но не связал себя никаким обещанием. Соединенные Штаты, Италия, Румыния принадлежат к тем нейтральным государствам, которые сами выберут свое время и перед которыми лучше не затрагивать важных вопросов.