Воскресенье, 11 октября 1914 г.

Наконец я узнал действительные обстоятельства, которые повлекли за собой взятие Сен-Мигиеля. Немцы давили [297] на наш фронт вокруг Вердена в двух направлениях: одно — на западе, к Аргоннам, другое — на юго-востоке, к Hauts de Meuse, надо полагать, с целью окружить и осадить эту крепость, 8-й корпус, стоявший в Сен-Мигиеле и окрестностях, был спешно снят нами и переброшен в Аргонны, где грозила опасность; на правом берегу Мааса, между Виньелль и Сен-Мигиелем, осталась только дивизия запаса. Немцы без труда воспользовались этим, немедленно пробрались по холмам и откосам к городу и проникли в него без боя. Что касается форта, то немцы явились туда не из Сен-Мигиеля, они атаковали его с тыла, у выхода из леса, и после бомбардировки взяли его. Главная квартира уже не приписывает ошибки генералу Саррайлю, который вынужден был бороться на два фронта сразу и не имел для этого достаточно сил: но она признает, что мы были застигнуты врасплох на холмах и что эта неудача может иметь серьезные последствия. Железная дорога из Лерувилля в Верден и боковой канал Мааса отрезаны теперь на уровне Сен-Мигиеля. Это сделало невозможным сообщение между Верденом, с одной стороны, и магистралью Париж — Панси с каналом от Марны к Рейну — с другой. В действительности укрепленный лагерь осажден на востоке со стороны Воэвры, на юге — со стороны долины Мааса. Можно, стало быть, ожидать, что рано или поздно немцы поведут атаку с северо-запада и попытаются отрезать железную дорогу из Шалона в Верден, чтобы таким образом совершенно изолировать крепость. В то же время падение Антверпена даст им возможность перевезти из Этена свои большие осадные мортиры, так что в скором времени надо, несомненно, ожидать усердной бомбардировки фортов Вердена.

Куйба, бывший министром в первом кабинете Вивиани, телеграфирует мне, что он находится в Сампиньи с сенатором и мэром Коммерси Гродидье, что немцы продолжают бомбардировать Кло и что единственный предмет, уцелевший из обстановки первого этажа, — это бронза «За отечество», поднесенная мне в прошлом году моим родным городом. Символическое исключение, которое утешило бы меня, если бы была в этом надобность, в потере всех других сувениров. [298]

Из Остенде получены известия гораздо более печальные, чем из Кло. Бельгийская армия вышла из Антверпена и отступила под прикрытием Гентского канала в Западную Фландрию. Таким образом, удалось увести шестьдесят тысяч солдат{*261}. Но генерал По, оставшийся в Бельгии при короле, находит, что Остенде не является вполне безопасным местопребыванием для королевского правительства, что, ввиду того что неприятель еще вчера атаковал Гент, благоразумно было бы перенести местопребывание государственной власти дальше в тыл{*262}. Вопрос этот рассматривался бельгийским советом министров, и де Броквилль вручил вчера Клобуковскому ноту следующего содержания: «Бельгийское правительство, загнанное перипетиями войны к границе, видит себя вынужденным в интересах нации оставить национальную территорию, которую армия более двух месяцев защищала от неприятеля. Оно просит у Франции гостеприимства для бельгийской армии. Последняя перенесла тяжелые испытания и нуждается в нескольких днях отдыха, прежде чем продолжать сражаться за общее дело. Бельгийское правительство просит Францию помочь ему обеспечить армии необходимое, для того чтобы в максимально короткий срок снова энергично продолжать борьбу. Относительно расположения армии и ведения военных операций можно будет легко прийти к соглашению. В доказательство правительство ссылается хотя бы на то, как легко состоялось теперь соглашение благодаря высокой военной компетенции, а также такту и твердости, выказанным выдающимся генералом (генералом По), которого французская республика послала ему... С другой стороны, бельгийское правительство не может без ущерба для интересов нации оставаться в пределах досягаемости неприятеля; оно должно находиться в таком месте, где, не вмешиваясь в военные операции, будет в состоянии заботиться о всех нуждах бельгийских войск, нынешних и будущих войск, которым Франция уже обеспечивает убежище. Ввиду наших дружественных отношений с Англией, ввиду той поддержки, которую последняя [299] оказывает нам в различных областях, а главным образом в военном снаряжении, бельгийское правительство желало бы находиться в таком месте, откуда легко могло бы поддерживать сообщение со своими друзьями в Англии. Оно спрашивает Францию, может ли она дать ему пристанище в городе, располагающем приморским портом, например в Гавре. Бельгийское правительство, зная по опыту рыцарский характер французской нации, не сомневается, что во время его пребывания на французской территории, правительство республики будет всячески стараться облегчить ему исполнение его обязанностей».

Эта декларация сопровождалась следующей нотой: «Важно, чтобы бельгийское правительство поставлено было во Франции в такое положение, которое ясно указывало бы, что, покидая бельгийскую территорию, оно сохраняет свои державные права. Формальное признание этих державных прав и экстерриториальность той части территории, которую будет занимать бельгийское правительство, были бы одним из средств для достижения этой цели. Вместе с правительством переедут канцелярии его министерств. Число и характер чиновников, равно как и размеры необходимых помещений будут сообщены в ближайшее время. За правительством последует контингент жандармов, обычная охрана министерских департаментов».

Французское правительство, чрезвычайно тронутое этими обращениями, составленными в таком благородном тоне, естественно, решает оказать Бельгии гостеприимство и сообразоваться с ее желаниями во всех пунктах. Я пригласил барона Гильома и просил его переслать королю следующую зашифрованную телеграмму (я не считал благоразумным отправлять ее без шифра): «Я узнал о решении, принятом королевским правительством. Правительство республики глубоко тронуто им и немедленно примет все необходимые меры, для того чтобы обеспечить пребывание Вашего Величества и его министров во Франции в полной независимости и суверенности. Спешу лично выразить Вашему Величеству, как горды будут мои соотечественники предложить Вам до момента нашей совместной победы гостеприимство в городе [300] по выбору Вашего Величества, и прошу принять уверения в моей несокрушимой дружбе». Король немедленно ответил мне через свое посольство: «Господин президент. Я очень растроган гостеприимством, которое Франция так любезно соглашается предложить бельгийскому правительству, и мерами, которые правительство республики принимает для обеспечения нашей полной независимости и нашего суверенитета. Я выражаю Вам за это свою искреннейшую благодарность. Мы с непоколебимой верой ожидаем дня совместной победы в общей борьбе за правое дело. Наша храбрость непоколебима. Прошу Вас, господин президент, принять уверения в моей непоколебимой дружбе. Альберт».

В мой кабинет ворвался, как ураган, Шарль Эмбер, мой бывший коллега по представительству департамента Мааса в сенате. Чтобы дать работу его подчас бьющей через край активности, Оганьер поручил ему закупить в Америке от имени морского министерства снаряжение, лошадей, предметы упряжи и обмундирования. Он в несколько недель заключил множество сделок и заявляет, что они для нас выгодны. Мильеран о них другого мнения и отозвал из Соединенных Штатов Шарля Эмбера, который мобилизован в чине армейского капитана. Сенатор от департамента Мааса протестует против этой меры. Я обещал поговорить с Мильераном и подчеркнуть перед ним благоприятные для нас результаты этих сделок, как их расценивает Эмбер. Я сам запросил у военного министра справки о главнейших из этих сделок. Речь идет, в частности, об одной из них, заключенной Шарлем Эмбером с председателем Вифлеемского стального треста. Эмбер показал мне письмо, в котором это лицо предлагает Франции широкое сотрудничество своего треста. «Пользуюсь случаем, — пишет мне сенатор, — чтобы от всей души поблагодарить вас за сегодняшний любезный прием, и прошу принять уверение в моей глубокой преданности. Шарль Эмбер». Однако, что касается выгодности проектируемых или заключенных сделок, я до сих пор не знаю, прав ли военный министр или мой бывший коллега да департаменту Мааса. Мильеран обещал мне, что лично рассмотрит это дело совершенно беспристрастно. [301]