Создание лингвистической теории перевода как науки

В отличие от литературоведческих работ, по самой своей специфике ориентированных исключительно на анализ вопросов передачи художественных произведений, авторы, стоявшие на лингвистических позициях, стремились к созданию общей теории перевода, охватывающей все типы текстов, с учетом специфики каждого из них, и установлению тех закономерностей, которые проявляются в процессе межъязыковой коммуникации. В значительной степени ее истоки восходят к разработке задач и приемов специального перевода (научно‑технического, газетно‑информационного, военного и т. д.), начавшейся в 30‑е годы. Вместе с тем важность лингвистического аспекта стала осознаваться и некоторыми учеными, занимавшимися именно вопросами художественного перевода. Этот своеобразный «синтез» наиболее ярко проявился в деятельности Андрея Венедиктовича Федорова, с одной стороны, создавшего такие работы, как «Проблема стихотворного перевода» (1927), «О художественном переводе» (1941) и др., а с другой – выпустившего специальное пособие по переводу на русский язык научной и технической литературы.

Именно выход в свет его книги «Введение в теорию перевода» (М., 1953), написанной с отчетливых лингвистических позиций, и стал своеобразной «точкой отсчета» для начала упоминавшейся выше полемики между приверженцами двух различных подходов к теории перевода. В дальнейшем названный труд, постоянно перерабатывавшийся и дополнявшийся автором, был издан еще трижды – в 1958, 1968 и 1983 годах (два последних издания носили заглавие «Основы общей теории перевода»)[414].

В отличие от первоначального варианта, где лингвистические формулировки носили порой категоричный характер, вызывавший возражения у «литературоведчески» настроенных критиков, уже во втором издании (как и во всех последующих) автор счел необходимым оговорить, что «лингвистический путь изучения, не являясь недостаточным для постановки и решения всех проблем перевода (в частности, художественного), безусловно, является необходимым в деле их исчерпывающего исследования»[415].

Отсюда вытекают, согласно автору книги, и основные задачи теории перевода, как особой научной дисциплины – «прослеживать закономерности соотношения между подлинником и переводом, обобщать в свете научных данных выводы из наблюдений за отдельными частными случаями перевода и опосредованно способствовать переводческой практике, которая могла бы черпать в ней доводы и доказательства в поисках нужных средств выражения и в пользу определенного решения конкретных задач»[416]. Соответственно, проблемы межъязыковой коммуникации рассматриваются А.В. Федоровым в двух основных плоскостях. С одной стороны, анализируется вопрос об эквивалентной передаче различных элементов отдельных уровней, образующих структуру языка (лексики, фразеологии, грамматики), причем подчеркивается, что в ряде случаев она достигается лишь при учете более широкого контекста, вследствие чего крайне важно «все время иметь в виду систему языковых средств, а не разрозненные или случайно выделенные элементы, из которых иные, будучи взяты совершенно порознь, оказываются даже и непереводимыми»[417]. С другой стороны, подробно рассматриваются особенности, связанные с жанровой природой и спецификой переводимого материала (газетно‑информационные тексты, специальная научная литература, публицистика, ораторская речь, художественные произведения и др.), поскольку «то, что, например, может быть признано точным и правильным в переводе научного или делового текста… легко может оказаться неуместным и неверным в переводе произведения художественной литературы, где полноценность перевода часто достигается именно путем отступлений от более дословной передачи, и наоборот»[418].

В процитированном отрывке обращает на себя внимание термин «полноценность», введенный А.В. Федоровым в качестве ключевого понятия теории перевода и определяемый следующим образом: «Полноценность перевода означает исчерпывающую передачу смыслового содержания подлинника и полноценное функционально‑стилистическое соответствие ему»[419]. Достигается же последнее, по мысли ученого, благодаря передаче специфического для переводного текста соотношения между содержанием и формой, причем в зависимости от языковых условий, указанные особенности либо воспроизводятся, либо передаются путем создания необходимых функциональных соответствий. При этом «особенно существенной является передача того соотношения, в котором часть, отдельный элемент или отрезок текста находится к тексту»[420].

Несмотря на то что поначалу даже часть лингвистов отнеслась к задаче создания теории перевода несколько скептически (например, такой выдающийся языковед, как А.А. Реформатский, в начале 50‑х годов высказался в том духе, что, хотя лингвистика полезна для изучения любого вида перевода, самостоятельную науку о последнем создать вряд ли удастся ввиду его сложности и многосторонности), в шестидесятых‑восьмидесятых годах вышел ряд трудов и учебных пособий, посвященных лингвистическому анализу проблем межъязыковой коммуникации (работы Л.С. Бархударова, В.Н. Комиссарова, Р.К. Миньяр‑Белоручева, Я.И. Рецкера, А.Д. Швейцера и др.). В них ставились и освещались такие кардинальные вопросы, как сущность и виды перевода, его единицы, модели, уровни эквивалентности и т. д. Вместе с тем многие авторы отмечали, что для теории художественного перевода представляется необходимым сочетание обоих подходов. Так, видный представитель отечественной филологической науки, один из крупнейших специалистов по истории русского литературного языка Б.А. Ларин еще в начале 60‑х годов утверждал: «Как филология или стилистика, так и теория перевода немыслима без органического соединения лингвистических и литературоведческих методов. Всякий перевод должен начинаться с филологического анализа текста, сделанного во всеоружии лингвистической подготовки, и завершаться литературным творчеством» (оговаривая, впрочем, что «есть и раздельные задачи для литературоведов и лингвистов в просторном плане теории перевода»)[421]. К аналогичному выводу пришел в конечном счете и А.В. Федоров: «Что касается теории перевода художественной литературы, то ее развитие… ознаменовалось горячими спорами о характере ее задач и методов – лингвистическом или литературоведческом. Между ними, по существу, могло и не быть ничего антагонистического: ведь дифференциация естественна в любой науке, так как порождается стремлением к исследованию единого объекта не только в его комплексе, но и в разных аспектах, и в разных его деталях. Но споры возникли – и притом довольно горячие – о том, кому заниматься теорией перевода как искусства, как художественного творчества: литературоведам или лингвистам. Такая постановка вопроса оказалась, естественно, неплодотворной: ее альтернативность носила, конечно, необоснованный характер; полемику же питали неточности и крайности ряда формулировок со стороны ее участников. Эта полемика, длившаяся ряд лет, постепенно изжила себя; если во многом она была неплодотворна, то кое в чем оказалась и полезной, так как привела к уточнению взглядов и даже к синтезу мнений, заключающемуся в признании необходимости, но также и недостаточности только лингвистического подхода к проблеме, в признании преимуществ комплексного – т. е. одновременно и лингвистического и литературоведческого ее изучения, а также возможности и целесообразности исследования ее только по одному из этих русел – в зависимости от характера материала и решаемой задачи. Взаимопонимание было таким образом достигнуто»[422].

Вместо заключения