Немецкая переводческая традиция второй половины XIX века

Как видно из предыдущего изложения, первая половина XIX столетия в Германии характеризовалась в целом стремлением к максимальному сохранению национального стиля оригинала. Указанная тенденция нашла свое выражение и в наиболее известном теоретическом труде, созданном в середине века, – книге Тихо Момзена (1819–1900) «Искусство перевода иностранной поэзии на немецкий язык» (1858). Во многом перекликаясь с приведенными выше мыслями И.В. Гёте, автор говорит о трех основных типах передачи иноязычного текста: 1) перевод, лишенный стилистических характеристик подлинника, при котором смысл произведения сохранен, но его форма утрачена; 2) самостоятельное творчество в иностранном стиле, создатель которого воспроизводит форму исходного текста (хотя и не полностью), видоизменяя содержание с целью приспособить его к собственному читателю; 3) строгий перевод, стилистически созвучный подлиннику. Здесь как содержание, так и форма исходного текста передаются по возможности точно и вместе с тем понятно для читательской аудитории. Считая (как и Гёте) именно данный метод высшим достижением в области перевода, Момзен называет в качестве образцов его применения переводы Фосса, Гердера, Шлегеля и особенно ценимую им версию трагедии Эсхила «Агамемнон», создателем которой был Вильгельм фон Гумбольдт.

Однако к концу столетия в Германии начинает проявляться и другая тенденция. Ее представители считали, что переводной текст должен производить такое же впечатление, какое оказывал в свое время на читателей оригинал. Поэтому ни о какой «чужеземной» окраске речи идти не должно. Напротив, идентичность восприятия предполагает аналогичную степень привычности текста для его «потребителя». Для достижения указанной цели за переводчиком признается право видоизменять отдельные черты оригинала, приспосабливая его к новой аудитории, устраняя все «диссонирующее» с восприятием последней и заменяя странное и непонятное более привычными и обычными явлениями.

Наиболее последовательно указанная тенденция проявилась в деятельности филолога‑классика Ульриха фон Виламовица‑Мёлендорфа (1848–1931), опубликовавшего в 1891 г. статью под заглавием «Что такое перевод?». Говоря о нем, историки перевода часто вспоминают несколько необычную попытку, предпринятую им для обоснования своих воззрений: утверждая, что цель художественного и, в частности, поэтического перевода достигается прежде всего выбором средств, производящих впечатление, идентичное оригиналу, Виламовиц‑Мёлендорф перевел классиков немецкой литературы (Гёте, Шиллера, Гейне) на древнегреческий и латинский языки с целью установить конкретные соответствия между античными и немецкими размерами[96].

Решительно выступая против имитации «чужого», Виламовиц‑Мёлендорф главной мишенью своей критики сделал именно наследие В. фон Гумбольдта и в первую очередь считавшийся образцовым перевод «Агамемнона». Оговаривая свое глубокое уважение к личности выдающегося лингвиста и отдавая должное его намерениям, Виламовиц‑Мёлендорф тем не менее квалифицировал версию последнего как полную неудачу, указывая, что текст Гумбольдта, во‑первых, написан не по‑немецки и не стихами, во‑вторых, непонятен без греческого оригинала и, наконец, в‑третьих, свидетельствует о неверном понимании подлинника[97].

Свои собственные идеи Виламовиц‑Мёлендорф формулирует следующим образом. Переводчик должен пренебречь «буквами» и следовать «духу», т. е. главным предметом его внимания должен стать не перевод отдельных слов и выражений, а усвоение и передача мыслей и чувств оригинала. Всякий перевод представляется ему своеобразным травестированием, при котором обновляется наряд, но сохраняются идеи, а точнее – сохранением души и обновлением тела, т. е. чем‑то вроде переселения душ. Что же касается языковой стороны, то переводить на немецкий, по мнению Виламовица‑Мёлендорфа, значит писать языком и стилем великих писателей Германии.

Сопоставляя воззрения У. Виламовица‑Мёлендорфа со взглядами его антагониста Т. Момзена, можно заметить, что, при всей полярной противоположности между ними, оба автора в принципе признают возможность адекватной межъязыковой передачи иноязычного текста, хотя и понимают саму адекватность совершенно по‑разному. В других немецких работах, посвященных проблемам перевода, вышедших в свет в конце XIX столетия, заметен компромиссный характер: с одной стороны, в них содержится достаточно обширный фактический материал, классифицируются различные виды перевода и даются практические рекомендации по тем или иным проблемам, а с другой – высказываются сомнения в возможности полноценной передачи подлинника в целом. Типичными в этом отношении выглядели рассуждения коллеги Виламовица‑Мёлендорфа – филолога‑классика Ф. Бласса. Рассматривая возникающую при переводе дилемму, названный автор отмечает, что стремление к сохранению национального стиля подлинника неизбежно влечет за собой искажение последнего, поскольку читатели перевода будут ощущать при чтении чужой элемент, который отсутствует для читателей оригинала. Отсюда следует, что это чужое надлежит заменить каким‑то аналогом, который произведет, например, на современного немецкого читателя такое же впечатление, какое оригинал производил на древнего читателя или слушателя. Но поскольку точно определить подобное впечатление невозможно, постольку, несмотря на все старания, часть первоначального впечатления будет неизбежно утрачена и столь же неизбежно в перевод будет внесено нечто, не совпадающее с первоначальным впечатлением от оригинала. С другой стороны, полное устранение национального своеобразия приведет к утрате индивидуального характера подлинника, т. е. опять‑таки к искажению исходного текста. Констатируя, таким образом, что оба требования – соблюдать национальную специфику подлинника или отказаться от нее – одинаково приводят к признанию перевода неразрешимой задачей, Ф. Бласс может лишь порекомендовать переводчику избегать односторонней абсолютизации того или другого подхода, а в каждом конкретном случае в большей степени придерживаться какого‑либо из них, исходя из обстоятельств, целей и задач перевода, а также сообразуясь со своим собственным вкусом.

Наконец, в рассматриваемый период не было недостатка и в скептических голосах, отвергавших саму возможность воссоздания исходного текста, прежде всего художественного, на другом языке – от афоризмов типа «Кто переводит, тот путает» (Wer übersetzt, der untersetzt), «Перевод – это смерть понимания» и т. п., до солидных монографий, среди которых выделяют обычно труд Ю. Келлера «Границы искусства перевода», вышедший в свет в 1892 г. В названной работе сделана попытка доказать, что межъязыковой передаче поддается только логическая сторона суждений (т. е. их содержание), тогда как форма выражения (эстетическая сторона) принципиально невоспроизводима. Отсюда делается вывод, что о переводе в собственном смысле слова может идти речь лишь применительно к научным сочинениям, где логико‑содержательный аспект занимает главное место; такие переводы возможны и необходимы при условии выработки строго определенной международной научной терминологии, позволяющей установить между исходным и переводящим текстами однозначное соответствие, исключающее какую‑либо двусмысленность. Что же касается так называемых художественных переводов, то они, по сути дела, представляют собой не более чем подделку под невоспроизводимый оригинал. Подобное явление объясняется на основе концепции В. фон Гумбольдта о специфике «духа народа» и неразрывно связанного с ним «духа языка» (хотя, как мы видели выше, в области перевода воззрения великого немецкого лингвиста и претерпели существенную корректировку). Иными словами, Ю. Келлер утверждал, что разные языки отнюдь не представляют собой просто системы разных обозначений единого содержания. Напротив, несмотря на то что перед всеми людьми открывается один и тот же внешний мир, его членение у носителей разных языков не совпадает. Поскольку между внешней и внутренней стороной (внешней и внутренней формой, по Гумбольдту) существует тесная связь, постольку обозначения одних и тех же предметов разнятся не только по звуковому облику, но и по значению, т. е., говоря как будто бы об одном и том же, в разных языках имеется в виду не одно и то же.

Не обошли стороной проблемы перевода и представители философской мысли Германии, стремившиеся увязать его принципы и методы с состоянием духовной культуры общества в целом. Подобная тенденция, в частности, была характерна для Фридриха Ницше (1844–1900), утверждавшего, что о степени исторического чувства, присущего какой‑либо эпохе, можно судить по тому, как в данную эпоху переводятся и интерпретируются произведения, созданные в прошлом.