Русский перевод XVIII века: основные черты и особенности

1. Переводная литература Петровской эпохи

Крупнейший русский историк прошлого столетия СМ. Соловьев, касаясь реформаторской деятельности Петра Великого и его стремления просветить своих подданных, специально отмечал: «Для школ и для распространения сведений между любознательными взрослыми людьми нужны были книги на русском языке, прежде всего учебники. Понятно, что нужно было переводить их с иностранных языков: понятно, что дело перевода книг было одним из самых важных и самых трудных дел… мы уже должны ждать, что Петр усердно займется им: он не только указывал, какие книги надобно переводить, но и требовал переводы к себе, сам исправлял их, учил, как надобно переводить… до самой кончины своей он продолжает обращать на него свое внимание»[169].

Своеобразным итогом этих усилий стал изданный 23 января 1724 г., т. е. незадолго до смерти царя, указ, в котором говорилось: «Для переводу книг нужны переводчики, а особливо для художественных[170], понеже никакой переводчик, не умея того художества, о котором переводит, перевесть то не может; того ради заранее сие сделать надобно таким образом: которые умеют языки, а художеств не умеют, тех отдать учиться художествам, а которые умеют художества, а языку не умеют, тех послать учиться языкам, и чтоб все из русских или иноземцев, кои или здесь родились или зело малы приехали и наш язык, как природный, знают, понеже на свой язык всегда легче переводить, нежели с своего на чужой. Художества же следующие: математическое… – механическое, хирургическое, архитектур цивилис [гражданская архитектура], анатомическое, ботаническое, милитарис [военное дело] и прочия тому подобные»[171].

Таким образом, в соответствии с государственными потребностями страны, переводиться должна была в первую очередь специальная литература утилитарно‑практического характера (по подсчетам позднейших исследователей, на долю художественных произведений в нашем понимании приходилось не более 4 % всей печатной продукции того времени). К ней следует, правда, добавить труды по истории, юриспруденции, политическим учениям т. п., но они также отбирались, исходя из представления «о пользе общественной» (сочинения Г. Гроция, С. Пуфендорфа, Юста Липсия, Тита Ливия, Квинта Курция и др.)

Обращает на себя внимание, что литература религиозного характера не была включена в составленный царем перечень, а сам Петр, посылая как‑то книгу с двумя трактатами – «о должности человека и гражданина» и «о вере христианской», – потребовал, чтобы переведен был только первый из них, «понеже в другом не чаю к пользе нужде быть»[172]. Вместе с тем и в петровскую эпоху продолжалась в определенной степени разработка проблем, связанных с библейскими переводами, причем здесь можно отметить наличие двух тенденций. С одной стороны, в 1712 г. был издан специальный царский указ об издании исправленного текста славянской Библии, который надлежало отредактировать и согласовать «с греческою семидесяти преводников Библиею» (т. е. с Септуагинтой). Эта работа осуществлялась архимандритом Феофилактом Лопатинским и уже известным нам Софронием Лихудом с несколькими помощниками под наблюдением митрополита Стефана Яворского. Однако в связи с рядом обстоятельств субъективного и объективного характера довести задуманное предприятие до конца удалось лишь полвека спустя, в царствование дочери Петра Елизаветы, когда двумя изданиями (в 1751 и 1756) вышла в свет так называемая Елизаветинская Библия.

С другой стороны, в связи с общим изменением языковой ситуации в России и ограничением сферы использования церковнославянского языка, при поддержке царя и его первого помощника в церковной сфере архиепископа Феофана Прокоповича (1681–1736)[173], был поставлен вопрос о переводе Священного Писания на русский язык. Первые опыты такого рода проводились в Юго‑Западной Руси уже начиная с XVI в.; в 1683 г. в Москве появилась русская Псалтырь Авраамия Фирсова, переведенная, по‑видимому, с польского «на наш простой словенской язык… без всякого украшения, удобнейшего ради разума»[174]. Однако, несмотря на отдельные опыты, продолжавшиеся и в течение XVIII столетия, появилась русская Библия только в XIX в.[175] Разумеется, продолжала переводиться и иная литература для специально‑церковных нужд, а также отдельные религиозно‑моралистические и мистические трактаты (например, сочинения Фомы Кемпийского и Иоганна Гергада), хотя они занимали в общем объеме переводной литературы явно периферийное место.