Мартин Лютер и создание немецкой Библии

 

К тому моменту, когда вождь немецкого протестантства начал свою работу, в Германии уже существовала определенная традиция переводов Священного Писания. В период с 1461 (когда в Страсбурге вышел первый полный текст немецкой Библии) по 1520 г. было напечатано 14 верхненемецких и 4 нижненемецких переводов Библии; существовали и немецкие версии отдельных библейских книг. Однако Лютер поставил перед собой принципиально новую задачу: создать такой вариант, который был бы свободен от ошибок и искажений и одновременно понятен и доступен широким массам.

Естественно, что, приступая к своему труду, Лютер прежде всего должен был определить свое отношение к каноническому для католической церкви тексту Вульгаты, который, как мы видим, уже стал к тому времени объектом филологической критики со стороны ученых‑гуманистов. Надо сказать, что отношение это было далеко не однозначным. С одной стороны, Лютеру принадлежат слова, что Иероним сделал столько, сколько не могла бы сделать никакая другая личность. А высмеивая попытки противников опорочить его труд, он уподоблял себя создателю Вульгаты, которого наставляли и поучали невежды, недостойные даже чистить его туфли. С другой стороны, не менее известны и критические замечания Лютера в адрес своего знаменитого предшественника, который, несмотря на все заслуги, так и не смог создать версии Священного Писания, которая читалась бы без трудностей и помех – так, как читается немецкая Библия самого Лютера.

Свою работу «доктор Мартин» начал с передачи Нового Завета. Этот труд был завершен необычайно быстро – в течение трех месяцев, причем большую помощь Лютеру оказал упоминавшийся выше латинский перевод Эразма Роттердамского. Подготовка же Ветхого Завета (также переводившегося с оригинала) заняла целых двенадцать лет – с 1522 по 1534 г. Причем необходимо учитывать, что Лютеру помогала целая группа многочисленных помощников: Меланхтон, бывший крупнейшим знатоком греческого языка; Аурогалус, преподававший в Виттенбергском университете древнееврейский язык; Круцигер, специализировавшийся в области Ветхого Завета; Бухенсхаген, сведущий в тексте Вульгаты и др. Издание сопровождалось обширными комментариями и было проиллюстрировано знаменитым художником Лукасом Кранахом Старшим.

Несмотря на столь тщательную организацию работы, создатель немецкой Библии хорошо осознавал, что возможность наличия в тексте перевода отдельных неточностей отнюдь не исключена, и прилагал огромные усилия для их исправления. И здесь необходимо отметить, что непримиримый в спорах с противниками, когда речь шла о религиозных проблемах, Лютер не только прислушивался к советам и замечаниям, могущим способствовать улучшению текста, но и выступал инициатором созыва специальных «ревизионных комиссий», самая авторитетная из которых заседала в Виттенберге в 1540–1541 гг. Уже при жизни Лютера было внесено несколько сот поправок; эта работа продолжилась и впоследствии. Сам Лютер к концу жизни приступил к критическому пересмотру своего труда, завершить который ему помешала в 1546 г. смерть.

В процессе работы вождь Реформации ощутил необходимость, во‑первых, обосновать основные теоретические принципы, которыми он руководствовался при переводе Библии, а во‑вторых, защитить свой труд от нападок «папистов», т. е. представителей враждебного ему католического лагеря. Реализацией указанных задач стало специальное «Послание о переводе» (1540 г.). Друг Лютера, Венцеслав Линк, которому «Послание» было передано для публикации, отметил в предуведомлении, что выход «Послания» в свет необходим для разоблачения клеветы «врагов истины», упрекавших Лютера в искажении и фальсификации текста Священного Писания, а также для того, чтобы рассеять сомнения «простодушных христиан» и ученых, не искушенных в греческом и еврейском языках, относительно допустимости пользования лютеровским переводом. Наконец, «Послание о переводе» было призвано привлечь внимание к самой проблеме и способствовать появлению новых трудов, ее рассматривающих. Этой установке соответствовал и язык упомянутого сочинения – полемически заостренный, иногда грубовато‑саркастический, полный силы и страсти, столь присущей темпераменту «доктора Мартина».

Прежде всего автор обвиняет своих противников в том, что они взялись за дело, в котором ничего не смыслят, ибо «все паписты, вместе взятые», понятия не имеют о том, как надлежит переводить или вообще писать на родном языке. Отмечая далее, что он передавал Священное Писание со всевозможным старанием и добросовестностью и что никому не возбраняется постараться его превзойти, Лютер решительно отказывает представителям католического лагеря в праве выступать в роли критиков и судей. Подчеркивая собственное превосходство над ними, вождь Реформации акцентирует внимание на своем стремлении дать при переводе чистый и ясный немецкий язык, с чем связан и выдвигаемый им основной переводческий принцип: «Не следует вопрошать буквы латинского языка, как должно говорить по‑немецки, подобно этим ослам; но надлежит спрашивать мать в доме, детей на улице и соответственно переводить, тогда они поймут и уразумеют, что с ними говорят по‑немецки»[65].

Однако наряду с многочисленными признаниями того факта, что «латинские буквы» сильно мешают хорошо говорить по‑немецки и поэтому следует оставить их в покое и руководствоваться словоупотреблением тех, для кого немецкий язык является родным, Лютер считает необходимым оговорить: «Однако я отнюдь не злоупотреблял пренебрежением к буквам, а напротив, со всевозможным тщанием вкупе с моими помощниками наблюдал за тем, как бы не произошло какого‑либо искажения, следуя буквам… И я скорее предпочитал причинить ущерб немецкому языку, нежели отклониться от текста»[66]. И для того, чтобы перевод отвечал стоящим перед ним задачам, Лютеру и его коллегам часто случалось в течение нескольких недель искать одно‑единственное подходящее слово, причем результат порой так и не удовлетворял взыскательного мастера.

Вождь Реформации особо останавливался на качествах, которым должен отвечать человек, берущийся за труд переводчика Библии. «Перевод – отнюдь не дело всех и каждого… для него требуется верное, справедливое, ученое, искусное, опытное сердце. Вот почему я считаю, что лжехристианин или тот, чей дух полон зла, не могут переводить верно»[67]. И свой собственный успех на этом поприще Лютер объяснял прежде всего тем, что он трудился, руководствуясь «верностью и честью», не думая о материальном вознаграждении, и его работа не была омрачена ни одной недостойной мыслью.

А успех и популярность лютеровского перевода были действительно огромны. По признанию самых непримиримых врагов реформации – католических богословов, «даже сапожники, женщины и другие необразованные миряне, которые лишь недавно постигли основы грамотности, читали охотно эту книгу, как будто она была источником высшей мудрости. Сторонники Лютера носили ее с собой и учили наизусть. Тем самым за месяц они так усваивали догмы, что осмеливались спорить по вопросам веры не только с католиками из мирян, но и с монахами, священниками и даже магистрами и докторами»[68]. «Lutherus linguae Germanicae parens, sicut Cicero Latinae» («Лютер – отец немецкого языка, так же как Цицерон латинского») – таково было мнение подавляющего большинства и современников, и потомков о роли, сыгранной созданным им переводом Библии. А сам «доктор Мартин», полемизируя с противниками, не без сарказма отмечал, что и они осваивают норму родного языка по его книге, хотя и не благодарят за это самого Лютера. Так обстояло дело, например, с двумя католическими антагонистами Реформации Элцером и Экком, пытавшимися противопоставить Библии Лютера собственные версии. Лютер уличал их в прямом плагиате, не без сарказма указывая, что благодаря им Библия Лютера читается под именем его врагов.

О всенародном признании лютеровского труда свидетельствует и тот факт, что многие слова и выражения из него стали крылатыми и вошли в сокровищницу немецкого языка. Схожим образом обстояло дело и с другим предприятием «доктора Мартина» – обработкой басен Эзопа, которые Лютер стремился сделать по‑настоящему понятными и доступными, часто прибегая к таким средствам, как народные поговорки и пословицы, рифмованные изречения и т. п. Таким образом достигалось приближение их к немецкой фольклорной традиции, к басням и сказкам, рассказываемым в кругу семьи.

К сказанному можно добавить, что деятельность Лютера была по достоинству оценена не только его соотечественниками. Характеризуя значение, сыгранное переводом Библии для развития немецкого литературного языка, М.В. Ломоносов уже три с лишним столетия спустя подчеркивал: «Немецкий язык на то время был убог, прост и бессилен, пока в служении употреблялся язык латинский. Но как немецкий народ стал священные книги читать и службу слушать на своем языке, тогда богатство его умножилось и произошли искусные писатели. Напротив того, в католицких областях, где только одну латынь, и то варварскую, в служении употребляют, подобного успеха в чистоте немецкого языка мы не находим»[69].

 

Создание английской Библии

 

Поскольку к началу XVI в. Библия Уиклифа уже не отвечала потребностям эпохи, перед представителями реформационного движения, как и перед их собратьями в других странах Европы, встала задача создания версии Священного Писания на родном языке. Ее разрешением занималось несколько поколений переводчиков, причем судьба многих из них оказалась весьма трагичной. В первую очередь здесь следует назвать имя Уильяма Тиндейла (1453–1536). В отличие от Уиклифа и его последователей, источником для которых служил текст Вульгаты. Тиндейл переводил непосредственно с древнееврейского и древнегреческого оригиналов, хотя временами обращался к Вульгате и особенно к латинскому тексту Нового Завета, автором которого был Эразм Роттердамский. При написании предисловий и примечаний он широко использовал лютеровский перевод, вплоть до воспроизведения или перефразировки длинных отрывков из него.

После тщетной попытки издать на родине английский текст Нового Завета Тиндейл в 1524 г. отправился в Германию, где и опубликовал его. Затем он приступил к переводу Ветхого Завета, над которым работал вплоть до своей трагической гибели на эшафоте близ Антверпена.

Труд Тиндейла отличался простотой, ясностью и выразительностью, став, по существу, основой для всех последующих английских переводов Библии, и был высоко оценен позднейшими исследователями.

Спустя несколько лет после расправы над Тиндейлом произошел разрыв короля Генриха VIII с папой, знаменовавший торжество (пока еще не окончательное) английской разновидности Реформации – англиканства, где главой церкви провозглашался сам монарх. Поскольку, несмотря на это, Библия Тиндейла по‑прежнему оставалась под запретом, а остальные переводы по разным причинам признавались неудовлетворительными, остро встал вопрос о создании санкционированного властью священного текста. Таковым была признана так называемая «Великая Библия» 1539 г., получившая во втором издании название «Библии Кранмера» – по имени архиепископа Кентерберийского Томаса Кранмера (1489–1556), написавшего к ней предисловие. При осуществлении церковной реформы Кранмер был ближайшим соратником Генриха VIII; именно ему была поручена разработка доктрины англиканского богослужения.

Характерно, что, превратившись из союзника папского Рима, которого папа удостоил титула «защитника веры», в непримиримого врага последнего, английский монарх стремился обеспечить авторитет упомянутого выше перевода вполне «папистскими» методами: с 1546 г. названная Библия была объявлена единственно дозволенной, делать к ней какие‑то примечания запрещалось, а кроме того, чтобы предотвратить возникновение «несанкционированных» течений, не вполне соответствовавших официальной церковной реформе, был издан королевский указ, согласно которому ни одна женщина, не принадлежащая к дворянскому роду, а также ни один мастеровой, поденщик, слуга или батрак не имел права читать Библию или какую‑либо ее часть под угрозой денежного штрафа и тюремного заключения.

Восшествие на престол дочери Генриха VIII – Марии Тюдор (годы правления – 1553–1558) вновь круто изменило ситуацию. Наиболее видные проводники Реформации, включая архиепископа Кранмера, были казнены, а многие протестанты вынуждены были бежать за рубеж.

Воцарение другой дочери Генриха VIII – Елизаветы – привело к восстановлению в стране англиканства и преследованиям католиков. Вместе с тем репрессиям подверглись и пуритане – представители крайнего реформационного течения, считавшие официальную церковь слишком умеренной. В 1560 г. группа пуритан (У. Уитингем, А. Гилби, Т. Семпсон) приняла активное участие в создании так называемой «женевской Библии», в противовес которой в 60‑х гг. XVI столетия по инициативе архиепископа Паркера появляется «Епископская Библия».

Вопрос о создании общепризнанного английского текста Священного Писания вновь встал на повестку дня при преемнике Елизаветы короле Иакове I, правившем в 1603–1625 гг. В 1604–1611 гг. по его инициативе была создана конференция из представителей различных церковных течений (за исключением, естественно, католиков и пуритан). На ней монарх высказал пожелание создать наконец единый перевод, указав, что ему до сих пор не доводилось видеть Библии, хорошо переведенной на английский язык. Этот труд поручался ученым Оксфордского и Кембриджского университетов; затем с ним должны были познакомиться епископы и другие видные церковные деятели, после чего текст Библии надлежало представить в Тайный Совет и в конечном счете утвердить авторитетом короля.

Во исполнение намеченной программы была создана специальная группа из числа наиболее выдающихся ученых своего времени. Они образовали своеобразный переводческий комитет, итогом работы которого и стал опубликованный в 1611 г. текст, получивший название «Библия короля Иакова» («King James, Version», или «Authorised Version»). По словам одного из участников этой работы – глостерского епископа Майлза Смита, при всей своей кажущейся легкости, она заняла не один месяц и потребовала упорного труда. Причем Смит отдает должное и вкладу предшественников, отмечая, что он и его коллеги не ставили перед собой цели создать новый перевод или превратить плохой перевод в хороший, но стремились лишь к тому, чтобы сделать хороший перевод еще лучше. При этом за основу новой версии был взят именно перевод Тиндейла. По подсчетам позднейших исследователей ее создатели сохранили 80 % текста Ветхого и 90 % – Нового Заветов.

Составители «Библии короля Иакова» сочли необходимым специально изложить ее цели и задачи. Прежде всего ими было подчеркнуто стремление сделать посредством перевода доступным для людей «слово Божие», скрытое до сих пор от них покровами чужого и непонятного языка. «Перевод открывает окно, дабы впустить свет; он разламывает скорлупу, дабы мы могли отведать ядро; он подымает занавес, дабы мы могли заглянуть в святую святых; он снимает крышку с колодца, дабы мы могли подойти к воде… Ибо без перевода на народный язык неученые подобны детям, стоящим у колодца… и лишенным ведра или какого‑то другого сосуда»[70].

Говоря о языковой форме созданного ими текста, авторы – в полном соответствии с духом представляемой ими англиканской церкви – отмежевываются от излишней щепетильности пуритан, которая побуждает их при передаче библейских текстов отказываться даже от укоренившихся в английском языке понятий, а с другой – еще более резко порицают нарочитую темноту папистов, засоряющих английский текст малопонятными словами и выражениями, вследствие чего, даже будучи вынужденными переводить Библию, они пользуются таким языком, который препятствует ее доступности. «Но мы, – подчеркивают творцы Библии короля Иакова, – желаем, чтобы Писание могло говорить, как ему и подобает… дабы его мог понять даже необразованный человек»[71].

Действительно, за созданным ими текстом прочно укрепилась слава величайшего из всех английских переводов, причем подобную оценку можно встретить и в наши дни, когда имеются и другие, более современные версии Библии.

Среди теоретических работ по проблемам перевода, созданных деятелями английской Реформации, привлекает внимание английский трактат одного из видных пуританских богословов Лоуренса Хемфри («Interpretatio Linguarum: seu de ratione convertendi et explicandi auctores tam sacros, quam profanes»), который вышел в свет в Базеле в 1559 г. Небезынтересно отметить, что многие положения указанной работы обнаруживают несомненное сходство с воззрениями ренессансных авторов, хотя, как хорошо известно, пуританская идеология весьма существенно отличалась от той, которую исповедовали гуманисты.

Суммируя историю перевода, Хемфри различает три способа перевода иноязычного текста: буквальное следование оригиналу, которое он отвергает как «ребяческое и суеверное», вольное переложение, или адаптацию, и «средний путь», который позволяет одновременно сохранить «простоту и образованность, элегантность и верность, не преувеличен сверх меры и не подавлен до грубости». Переводчику надлежит, прежде всего, избрать оригинал, соответствующий его склонностям, что, в свою очередь, обусловит и стиль его передачи. Характерно постулируемое в книге различие между «более важными» (еврейский, греческий, латынь) и «обыденными» (т. е. живыми) языками. Однако, по его мнению, и в первой группе может наблюдаться определенное несоответствие: так, Цицерон часто допускает колебания и даже промахи при переводе философских терминов. Но там, где переводчик выполняет свою работу на должном уровне, он заслуживает самой высокой оценки, ибо если знание языков – вещь полезная, то перевод – полезнейшая («seu linguarum utilis sit cognitio, interpretari – utilissimum»)[72].

Завершая наш разговор о том вкладе, который внесли деятели Реформации в теорию и практику перевода, еще раз обратим внимание на два основных момента. С одной стороны, в соответствии с характером и задачами самого реформационного движения развивались они в основном на материале библейского текста, хотя не исключено было и обращение к передаче памятников другого характера (ср. лютеровскую версию басен Эзопа). Во‑вторых, безусловное доминирование в качестве переводящих живых языков европейских народов знаменовало принципиальное изменение их статуса. Вытеснение латыни из церковно‑религиозной сферы, где ее позиции казались особенно незыблемыми, означало дальнейшее развитие тенденции к превращению «народных» языков в основное орудие национальной культуры, что имело громадное значение для последующей истории духовной жизни Европы XVII – XVIII вв.

 

 

Глава 7

Европейский перевод XVII–XVIII веков (эпоха классицизма)