О роли кыпчакского компонента в этногенезе башкир

Башкирский и татарский языки обнаруживают близость на всех стадиях их исторического развития. Однако определить этни­ческую принадлежность компонентов, особенно древних и ранне-средневековых, участвовавших в формировании языковых систем башкир и татар, далеко не всегда возможно. В последнее десяти­летие повысился интерес к историческому развитию обоих язы­ков. Исследования в этом направлении обещают быть результа­тивными в этногенетическом аспекте, в установлении общих и различительных моментов в формировании башкирского и татар­ского этносов, а также их языков.

Сравнительно-статистические исследования лексики башкир­ского и татарского языков показали высокий процент лексиче­ской общности обоих языков. По определению Т. М. Гарипова, этот показатель достигает 96% (Гарипов, 1972, стр. 266). Ф. С. Фасеев относит башкирский и татарский языки к группе тюркских языков, «имеющих в среднем до 70—85% общетюрк­ского корневого фонда»; однако в пределах этой группы они об­наруживают особенно «большую лексическую общность» (Фа­сеев, 1969, стр. 46). Специфика башкирской и татарской лексики изучена недостаточно, однако замечено, что башкирская лексика имеет исторические связи с некоторыми восточнотюркскими (ал­тайским, хакасским, тувинским) и монгольскими (бурятским) языками, в то время как татарский лексикон тяготеет к средневе­ковому кыпчако-половецкому миру.

Общие и различительные признаки башкирского и татарского языков хорошо просматриваются в области фонетики. Системы вокализма обоих языков чрезвычайно близки. «Полностью об­щими для них являются фонемы а, э, е, ы, 0 (нуль звука); ча­стично общими являются фонемы и, о, в, у, у...» (Гарипов, 1972а, стр. 85). «Все эти 10 фонем, — по важному заключению Т. М. Гарипова, — исторически следовало бы причислить к ис­конному состоянию кыпчакских языков Урало-Поволжья с их дифференциацией по племенным наречиям и родовым говорам, в которых они (фонемы) могли присутствовать или отсутство­вать как вместе, так и порознь» (Гарипов, 1972а, стр. 85). Что касается наблюдений над сравнительным консонантизмом баш­кирского и татарского языков, то и здесь исследователи склонны предполагать «большое материальное сходство кьгачакских язы­ков Урало-Поволжья в области количественного и качественного состава согласных» (Гарипов, 1972а, стр. 104), хотя отмечаются и существенные расхождения, к природе которых мы ниже вер­немся. Пока подчеркнем, что соответствия в башкирском и татар­ском языках в области вокализма являются, с одной стороны, следствием кыпчакского этапа этнического развития обоих на­родов, с другой — результатом исторического влияния булгар-ского языка на вокализм и, вероятно, отчасти консонантизм ряда кыпчакских языков. В башкирском и татарском языках булгар-ское влияние сказалось в приобретении гласных неполного обра­зования е, ы, о, о (Баскаков, 1952, стр. 39); в башкирском языке наблюдаются также остаточные рефлексы ротацизма вроде Нем-Ьвр—кемкв? ^бесчувственный' (Гарипов, 1972а, стр. 206).

Отмеченные особенности нашли отражение в отнесении татар­ского и башкирского языков к кыпчако-булгарской подгруппе кыпчакской группы тюркских языков. Эта рубрикация, предложен­ная Н. А. Баскаковым в соответствии с его историко-генеалогиче-ской классификацией тюркских языков, учитывает особенности этнической истории татар и башкир, в которой булгарский и кыпчакский периоды, характеризуются и по историко-этногра-фическим данным как определяющие. В последнее время воз­рождаются классификации тюркских языков, построенные по гео­графическому принципу: татарский и башкирский языки отно­сятся к волго-камско-западносибирской (Menges, 1968) или ура­ло-поволжской (Гарипов, 1972) подобщности кыпчакских языков. Если эти классификации подразумевают территориальную специ­фику кыпчакских языков Урало-Поволжья, они также отражают одну из сторон реальной действительности. Кыпчакские языки, по наблюдениям специалистов, расчленяются по региональным

признакам на две крупные подгруппы: восточнокыпчакскую, или арало-каспийскую (казахский, каракалпакский и др.), и западно-кыпчакскую, или кавказско-дагестанскую (кумыкский, карача-евско-балкарский, ногайский и др.)- Урало-поволжская подобщ-ность кыпчакских языков, по определению Т. М. Гарипова, зани­мает между ними «промежуточное положение» (Гарипов, 1972а, стр. 204). Исторические данные не противоречат этим выводам. Археологами давно замечено, что в XIII—XIV вв. в Нижнем Поволжье сложился локальный вариант половецкой кочевниче­ской культуры. Своеобразие этой культуры начало формироваться еще в предшествующую эпоху печенежско-торческого господ­ства в Поволжских степях. Накануне распада Золотой Орды, кыпчакское население Нижнего Поволжья по культурным при­знакам также составляло переходную группу между половецко-кыпчакскими племенами Казахстана и южнорусских степей (Федоров-Давыдов, 1966, стр. 141 — 160; 1969, стр. 253).

Различия между башкирским и татарским языками затра­гивают, как упоминалось, преимущественно область консонан­тизма. Специфические диалектные сочетания рт, нт, лт, мт, ха­рактерные в основном для западнотабынских башкир и -балык-чинцев, восходят к древнетюркской общности и встречаются в енисейско-орхонских памятниках. Башкирский язык «своими фонетическими чертами в области консонантизма, — пишет Н. А. Баскаков, имея в виду указанные диалектные сочетания, — связан... с далекой восточной ветвью тюркских языков, т. е. с та­кими языками, как язык древних тюрков, как язык якутский, хакасский, связи с которыми у башкир были в весьма древнее время» (Баскаков, 1960, стр. 163). Оживленную дискуссию среди лингвистов вызвал вопрос о природе специфических для башкир­ского языка согласных д, з и h. H. К. Дмитриев объяснял их происхождение влиянием иранского субстрата (Дмитриев, 1948, стр. 9); Т. Г. Баишев видел в башкирском h следы взаимодей­ствия с монгольским языком (Баишев, 1955, стр. 13—14); Б. А. Серебренников допускал возможность появления башкир­ских (; и? как следствия древних тюрко-угорских языковых кон­тактов (Серебренников, 1963, стр. 17—18); по мнению Дж. Киек-баева, башкирские £,? и h развились самостоятельно из древне-тюркских звуков с, з, д, т (Киекбаев, 1958, стр. 11). В свете историко-этнографических источников происхождение согласных д,? и h в башкирском языке невозможно решать однозначно. Если в диалекте юго-восточных башкир, основу которых состав­ляли древнебашкирские племена (бурзян, усерган, тангаур и др.),. происхождение этих фонем можно связывать с тюрко-

иранскими или тюрко-иранско-угорскими контактами в Средней Азии и Западной Сибири в I тыс. н. э., то фонетическую специ­фику, например, салъютского говора северо-восточных башкир надо решать с учетом монгольского происхождения салъютских, катайских родо-племеменных образований и их сравнительно поздней миграции из районов Центральной Азии и Семиречья на запад.

Как видно, в области консонантизма и отчасти лексики баш­кирский язык обнаруживает общность не с татарским языком, а с обширным зауральским языковым миром, включавшем тюрк­ские, монгольские, а в историческом аспекте — иранские и угор­ские образования. В этой, уходящей далеко в глубь веков, общ­ности заключается основное отличие башкирского языка от та­тарского. Происхождение специфических явлений консонантизма башкирского языка невозможно объяснить лишь этнокультур­ными связями или влиянием. Безусловно, здесь мы имеем дело с процессами этногенеза, диахроническая шкала которых охва­тывает почти полуторатысячелетнюю историю далеких предков башкир. Это убедительно иллюстрируется изложенными в гл. IV— VII материалами по истории башкирских родо-племенных групп.. Но те же материалы показывают, что упомянутые особенности в консонантизме башкирского языка не являются всеобщими. Они в различной степени характерны для южного и северного диалектов; в рудиментарных формах — для северо-западного диалекта, а в пределах диалектов — тем или иным говорам. Можно предполагать по некоторым признакам, что специфиче­ские для башкирского языка консонантизмы прежде были распро­странены в пределах башкирского этноса более широко (включая различные группы северо-западных башкир), но в результате многовекового интенсивного взаимодействия с поволжским кып-чакским миром постепенно сложилась современная языковая си­туация.

Кыпчакское направление языкового развития в Башкирии началось задолго до начала монгольского нашествия, но резкие различия в масштабах домонгольской и более поздней кыпчак-ской миграции говорят о решающей фазе кыпчакизации башкир­ского языка в послемонгольскую эпоху. На карте 18 показано расселение в XVII—XIX вв. кыпчакской, катайской, табынской и минской родо-племенных групп. В основных чертах контуры этой карты сложились к началу XV в. Кыпчакские и кыпчакизи-рованные образования, как видно, присутствовали во всех частях Башкирии. Это свидетельствует как о значительной численности кыпчакской миграции, так и о ее инкорпорации в состав любой

этногеографической группы башкир. Рядом языковедов была вы­сказана гипотеза о возможной смене языка башкир в XIV— XV вв. «с одной из древневенгерских форм» на «современный 'тюркский». В последнее время наиболее отчетливо эту идею сфор­мулировал Д. Дечи (Decsy, 1965, стр. 149). В свете историко-эт-нографических и историко-лингвистических данных в Башкирии действительно в эту эпоху произошли языковые изменения. Но речь, однако, может идти не о смене «древневенгерских форм» на тюркские, а о завершении перестройки древнебашкирского языка,-возникшего в печенежской среде и испытавшего воздей­ствие булгарского, на кыпчакской языковой основе.

Крупную роль «поздних кочевников» Дешт-и-Кипчака в фор­мировании башкир подчеркивают и результаты антропологиче­ских исследований, которые отмечают «увеличение роли монго­лоидных элементов» в расовом типе народов Средней Азии, Ка­захстана и Восточной Европы в конце I и в первых столетиях II тыс. н. э. (Дебец, 1956, стр. 5). Имеющиеся, пока очень не­большие, краниологические материалы, осмысленные на фоне историко-этнографических материалов, позволяют предполагать, что в XIII—XIV вв. произошел некоторый сдвиг в развитии фи­зического типа башкир в сторону монголоидности за счет притока кыпчакских и кыпчакизированных племен, принадле­жавших к северо-западному варианту южносибирской малой расы. Это было отмечено еще А. В. Ошаниным (1957, стр. 90— 91). Недавно к такому же заключению пришел В. П. Алексеев: «Когда, — ставит он вопрос, — этот юго-восточный по происхож­дению, центральноазиатский или южносибирский по типологиче­ской принадлежности, монголоидный компонент проник на тер­риторию Башкирии?». И отвечает: «Рассуждая априори, можно назвать в первую очередь эпоху средневековья, а точнее — время татаро-монгольского нашествия», так как более ранние палеоант-ропологические материалы с территории Башкирии подсказы­вают именно этот вывод (Алексеев, 1971, стр. 252). В восточной Башкирии, где после переселения древнебашкирских племен с Бугульминской возвышенности дальнейшее смешение башкир с европеоидными типами населения приостановилось, монголоид­ные черты в физическом облике башкир закрепились. В западной и северной Башкирии в антропологической характеристике баш­кир сохранилась преемственная связь с предшествующим населе­нием. Однако и восточные башкиры, будучи представителями южносибирского антропологического типа, заметно отличаются от соседних казахов более слабой выраженностью монголоидности (Акимова, 1971, стр. 40). Это является результатом смешения еще

в Приуралье кыпчакской волны кочевников с древнебашкирским этносом, в физическом типе которого степень европеоидности до XIII в. должна была быть выше.

Роль кыпчакского компонента в формировании башкир и баш­кирского языка сейчас никто не отрицает, однако в определениях времени и масштабов кыпчакского участия в этногенезе башкир имеются заметные расхождения. Существует мнение, что решаю­щая фаза кыпчакского влияния на башкирский этногенез и глот-тогенез относится ко второй половине или концу I тыс. н. э., когда кимако-кыпчакские племена, судя по некоторым восточным источникам, продвинулись далеко на запад, вплоть до Южного Урала. Сторонники этой точки зрения считают, что в конце I тыс. н. э. формирование башкирского народа в основном завер­шилось (Мажитов, 1971, стр. 15), что невозможно, однако, под­твердить источниками. При решении этого вопроса важно иметь в виду этническую историю башкир во всей ее совокупности, иначе исследователь рискует оказаться в плену какого-либо фраг­мента этноисторического процесса. В. И. Ленин писал о необхо­димости «смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь» ⁴. На ос­нове фактических материалов, представленных во втором разделе исследования, историю кыпчакского воздействия на формирова­ние башкирского этноса можно схематично расчленить на четыре этапа: а) до VII—VIII вв.; кимако-кыпчакское воздействие ска­зывалось преимущественно на племенах прииртышских, присыр-дарьинских степей и Семиречья, часть которых впоследствии мигрировала на запад, в том числе в Приуралье; б) IX—Хвв.; печенежско-торческие объединения в Нижнем Поволжье испы­тывают возрастающее кыпчакское влияние, распространившееся в определенной степени и на приуральско-волжскую периферию степного мира; в) XI—начало XIII в.; период кульминации про­цесса кыпчакской интеграции различных по происхождению степных племен в Дешт-и-Кипчаке; начало активного проникно­вения кыпчакских и кыпчакизированных групп в Приуралье и Зауралье, что предопределило кыпчакское направление развития этноязыковых процессов в Башкирии; г) XIII—XV вв.; эпоха массовой миграции в Волго-Уральский район кыпчакских и кып­чакизированных племен; завершение формирования на базе взаи­модействия новой кыпчакской миграционной волны с предше-

⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 67.

ствующим населением кыпчако-булгарской или урало-поволжской подобщности кыпчакской группы языков. Этот последний этап 'В этноисторическом плане мало разработан, хотя он является по существу эпохой формирования башкирского и татарского язы­ков с очень близкой или общей лексической основой и системой вокализма.

Итак, решающий момент завершающего этапа этногенеза башкир падает на XIII—начало XV в., когда в процессе распада Золотоордынского государства бурно развиваются процессы меж­племенного взаимодействия, скрещения, этнокультурной консо­лидации новых образований. Эти события выталкивают из юж­ных степей в Приуралье уже сильно интегрированные племена кыпчакского этнического мира, которые послужили этнографиче­ской базой формирования и ряда других тюркских народов Сред­ней Азии и Восточной Европы. Смешение и взаимодействие пле­мен кыпчакской миграции с древнебашкирским этносом и рассе­ление смешанных групп в пределах территории нынешней Башкирии (карта 18) привели к формированию этнокультурных признаков, которые лежат в основе современной этнической, ха­рактеристики башкирского народа. Наряду с кыпчакским наслое­нием этническую специфику башкир предопределили более древ­ние этапы в их этнической истории, главным содержанием кото­рых было смешение и консолидация древнебашкирских племен с булгаро-мадьярскими, а также финно-угорско-самодийскими и сармато-аланскими родо-племенными образованиями.