Этнические процессы в Башкирии до середины XVI в.

Более чем столетнее господство Ногайской орды в южной и центральной Башкирии, расширение территории расселения баш­кир — на севере предопределили основные направления этниче­ских процессов в различных областях башкирских земель в XV— первой половине XVI в. Ногайское движение в Башкирию в исто­рическом плане было по существу продолжением миграции кып-чакских племен предшествующего периода. Однако к рубежу XIV—XV вв. различия между крупными этнополитическими об­разованиями в зоне расселения тюркских народов в Средней Азии,. Казахстане и Восточной Европе уже стабилизировались, и кон­такты между башкирами и ногайцами носили характер взаимо­влияния, которое сопровождалось инкорпорацией отдельных но­гайских групп в башкирскую этническую среду. Было бы не­правильно представлять взаимоотношения башкир и ногайцев враждебными на всем протяжении пребывания последних в Баш­кирии. В истории ногайцев и башкир, особенно в середине XVI в., действительно было много жестоких столкновений. Соб­ственно присоединение ряда крупных башкирских племен (мин, юрматы и др.) к Русскому государству было в значительной сте­пени следствием этой борьбы. Однако источники, главным обра­зом этнографические, заставляют обратить внимание и на другое: длительное соседство или пребывание на одной территории, бли­зость языка, взаимодействие на базе родственной кочевой куль­туры обусловливали достаточно высокую активность этнических контактов ногайцев с башкирами.

Масштабы ногайско-башкирского этнического смешения наи­более значительными стали в середине XVI в., когда историче­ская судьба ногайцев круто изменилась. Ногайские правители, ослабленные многими десятилетиями междоусобицы и беспре­рывной борьбы, пережившие с большим уроном небывалые голод и чуму> поразившие в конце 1540-х годов все Поволжье, были не в состоянии удержать власть перед лицом развертывающейся активности восточной политики Русского государства и подъема

освободительной борьбы башкир против ногайского господства. Ногайские родо-племенные группы, кочевавшие в Башкирии, после падения в 1552 г. Казани покинули прежние места кочевок и, увле­кая за собой часть башкир, переселились в низовья Волги и на Северный Кавказ. Но ушли не все ногайцы; вернулась также боль­шая часть перекочевавших на юг башкир (БШ, стр. 108). Остав­шиеся в Башкирии ногайские группы явились одним из компонен­тов башкирской народности на самых поздних, заключительных стадиях башкирского этногенеза. Ассимиляция ногайских групп в башкирской среде прошла быстро: уже в конце XVI в. ногайцы в Башкирии, по свидетельству шежере, «назывались иштяками» (БШ, стр. 70). Кроме того, длительным господством ногайцев в Башкирии и довольно значительными масштабами башкиро-ногайского смешения объясняется распространенный в прошлом среди среднеазиатских народов обычай называть башкир «ну-гаями» (Новиков, 1879; Соммье, 1891).

Ногайские группы ассимилировались преимущественно в со­ставе южных башкир. Об этом свидетельствуют названия родов ногай-юрматы, ногай-кыпчак, ногай-бурзян. Подразделения ногай, ногайлар, кызыл-ногай и т. п. зафиксированы на всей террито­рии юга и юго-востока Башкирии, хотя встречаются они и в за­уральской Башкирии. Значительные группы ногайцев остались в долине р. Демы, где они вскоре влились в состав минских ро­дов. Еще в XVIII—XIX вв. здесь было зафиксировано более десятка названий деревень, местностей с элементом ногай. В со­став минцев входит семь родовых подразделений нугай или ну-гайлар. Относительная быстрота и легкость ассимиляции ногай­цев в башкирской среде объясняется общностью мощного кыпчак-ского компонента в этническом формировании обоих народов. В составе башкир и ногайцев имеется целый ряд этнонимических параллелей, восходящих к кыпчакской эпохе: кыпчак, канлы, туркмен, найман, бадрак, таз, мин, кырк, миркит.

Отмечая довольно заметный удельный вес ногайского компо­нента в составе башкир, мы не склонны в то же время преувели­чивать его значение в формировании народа. Такая оговорка не­обходима, так как в исторических сочинениях, начиная с П. И. Рычкова, довольно часто повторяется мысль о том, что башкиры «производят себя от ногайцев». Ногайские группы сыграли определенную роль в сложении этнического состава башкир, в стабилизации «степной» культуры, в формировании «ногайского» пласта башкирского фольклора. Однако, как ска­зано, ко времени начала активной фазы башкиро-ногайского взаимодействия основные этнокультурные признаки башкирского

этноса были уже сформировавшимися. Принадлежность совре­менного ногайского языка к кыпчако-ногайской, а башкирского— к кыпчако-булгарской подгруппам кыпчакских языков подтверж­дает это заключение, сделанное на основе историко-этнографи-ческих материалов.

На севере Башкирии, от бассейна Быстрого Таныпа да Пермских земель на Тулве, Сылве, Бисерти, верховьев Чусовой этнические процессы в рассматриваемую эпоху развивались в на­правлении ассимиляции местного населения. В западной части очерченного района, по Каме и ее притокам, обитали предки уд­муртов и коми, восточнее — угры, преимущественно, видимо, ман­сийское (вогульское) население. По источникам XVI—XVII вв. отчетливо прослеживаются этнические контакты и смешение башкир с уграми. В XVII в. «вогулы» часто упоминаются в Вер-хотурском, Кунгурском, Красноуфимском уездах (МИБ, 1936_Г стр. 72, 73, 87 и др.)«Как установил А. Ф. Теплоухов, угры в XV—XVI вв. жили и значительно западнее и даже «к западу от Камы» (Теплоухов, 1960, стр. 270). На Тулве — основном районе расселения тайнинских башкир — вогульские поселения. в ту эпоху были довольно многочисленны (Дмитриев, 1898, V_r стр. 98). Имеются основания предполагать, что район расселения или охотничьи угодья вогулов распространялись на юг до вер­ховьев Таныпа; среди вогулов и остяков, в 1611 г. упомянутых среди ясашного населения Пермских земель, перечислены «чу-совские, сылвенские, иренские и таныпские» (Теплоухов, 1924_У стр. 94). В XVI—XVII вв. на всем севере Башкирии башкиры и вогулы нередко выступают совместно в земельных спорах, при­пусках, договорах. Примечательно то, что в ряде документов во­гулы называют себя башкирскими именами и объявляют выход­цами из той или иной родо-племенной организации башкир. В 1639 г. «Жалоба башкирского сотника Ишимбая Кулушева» верхотурскому воеводе подписана «ясашным вогулятиным Ишим-байкой» (МИБ, 1936, стр. 73). В конце XVI—начале XVII в. башкиры и вогулы участвовали вместе с сибирскими татарами в набегах на русские поселения в верховьях Чусовой и по Исети. По заключению А. Ф. Теплоухова, вогулы и остяки, расселяв­шиеся в южной части Пермской губернии, к началу XVII в. «обашкирились» (Теплоухов, 1924, стр. 85).

Исторические сведения об ассимиляции северными башкирами финно-угорского населения дополняются этнографическими дан­ными. Часть родо-племенной этнонимии северных башкир, осо­бенно названия мелких родовых подразделений, носит явный отпечаток местного происхождения (ваныш или уваныш, варяш,

ирья, бисер и др.)- В этом же аспекте надо оценивать рассмотрен­ные выше предания и сказания башкир о предках — арах (удмур­тах), черемисах, перешедших из язычества в ислам. Еще в XVIII — начале XIX в. среди осинских, пермских и красно-уфимских башкир наряду с господством мусульманства бытовали языческие обряды, характерные для финно-угорских народов. Пермские башкиры, например, приносили жертвы, по выражению Н. Попова, «черным духам», соблюдали ритуальный обряд в роще с обильным обедом из мяса жертвенного животного после весен­ней страды, имели «идолов, которым поклонялись», и т. д. (По­пов, 1831, стр. 2—3; см. также Небольсин, 1852, стр. 18).

Как исторические, так и этнографические материалы показы­вают, что в этническом взаимодействии с финно-угорским населением северные башкиры имели преимущественное языко­вое и культурное влияние. Однако процесс языковой и особенно культурной ассимиляции местных племен был довольно длитель­ным и следы принадлежности части предков северных башкир к нетюркскому этнокультурному миру обнаруживаются исследова­телями до настоящего времени. Смешение с финно-уграми имело, по наблюдениям антропологов, заметные последствия для даль­нейшего формирования физического типа северных башкир, в котором обнаруживаются черты, сближающие их, с одной сто­роны, с финнами Поволжья и Прикамья, с другой — с западно­сибирскими народами уральского антропологического типа (Ру-денко, 1955, стр. 338—339; Вишневский, I960, стр. 257—258).

В целом этнические процессы в XV—первой половине XVI в., оставив заметный след в этнической характеристике башкирского народа и углубив региональные различия между этнографи­ческими группами башкир, основные контуры которых к этому времени сложились, уже не могли изменить определившиеся в предшествующую эпоху пути консолидации башкирских племен в единую народность.