К истории башкиро-угорских этнических контактов

Древние венгры и башкиры, как показано, были различными по происхождению этническими образованиями и, следовательно, теория «башкиро-мадьярского родства» в историко-этнографиче-ских материалах подтверждения не находит. В системе доказа­тельств, кроме анализа племенного состава и этнической истории булгаро-мадьярской группы племен, особое значение мы придаем заключению о нетождественности территории расселения древних венгров и Древней Башкирии, так как именно эта формула была главной предпосылкой «башкиро-мадьярской» теории. Она допол­нялась наблюдениями многих лингвистов (Киекбаев, 1956; Ишбу-латов, 1967; Максютова, 1967; Миржанова, 1969; Камалов, 1969 и др.) в области угорских и финно-угорских заимствований в башкирском языке, которые, однако, касаются преимущественно географических названий. Немногочисленные общие башкиро-финно-угорские корни в лесной, охотничьей, рыболовной, бытовой лексике слабо поддаются датировке и могут быть отнесены к различным, в подавляющем большинстве случаев к поздним, этапам взаимодействия башкир с финно-угорскими и угорскими народами.

Специально проблеме связей башкирского языка с венгерским в историческом аспекте посвящены работы М. Рясянена и Б. А. Серебренникова. Затрагивается этот вопрос и Д. Неметом. М. Рясянен нашел в башкирской лексике только одно венгерское (вогульское) слово (mysar — рябина), а «относительно предпола­гаемого близкого венгерско-башкирского родства на лингвисти­ческой основе» пришел «к весьма скромным, если не к совершенно отрицательным результатам» (Rasanen, 1960, стр. 78). Еще более категорично заключение Д. Немета: «...между венграми и башкирами нет,никаких близких связей» (Nemeth, 1966, стр. 17). Выводы Б. А. Серебренникова интересны не только в аспекте гипотезы мадьяро-башкирского языкового взаимодействия, но и в более широком плане вероятных башкиро-угорских контактов до расселения древнебашкирских племен в Приуралье. Б. А. Се­ребренников обращает внимание на параллельные явления в раз­витии консонантизма венгерского и башкирского языков: переход древнего s в начале слова в h, хотя в венгерском позднее h совер­шенно утратилось (тат. сал, чув. сул, башк. кал *плот'; финск. sappi, саамск. sappe, удм. сеп, венг. ере ^?желчь⁵); превращение в башкирском языке древних с и д не в начальной позиции,

соответственно, в межзубные д и?, в венгерском — древнего d в z в интервокальном положении (тат. тыс, башк. год ^?цвет⁵; тат, пай-дан, башк. кащап ^откуда'; в венгерском viz ^?река^? восходит к архетипу vede) и т. д. (Серебренников, 1963, стр. 12—21). Од­нако отмеченные сходства в фонетическом развитии башкирского и венгерского языков не могли быть результатом их взаимодей­ствия в Волго-Уральском районе, так как в венгерском языке «эти изменения имели место до установления контакта предков венгров с камскими болгарами, поскольку заимствован­ные из камскобулгарского слова в венгерском языке этих звуко­вых изменений не обнаруживают» (Серебренников, 1963, стр. 22). Башкиры появились в Волго-Уральской области, как известно, еще позднее. Это исключает возможность появления в башкир­ском языке и на территории Древней Башкирии указанных осо­бенностей консонантизма под влиянием венгерского. Правда, Б. А. Серебренников допускает влияние на фонетику башкирского языка остатков венгров, которых башкиры здесь еще застали, однако это маловероятно, так как влияние ассимилированных групп должно было сопровождаться хотя бы незначительными заимствованиями в области лексики. К тому же сам Б. А. Сереб­ренников отмечает, что такое допущение «не вяжется с хроноло­гией фонетических изменений», так как к моменту встречи башкир с венгерскими группами в Древней Башкирии охаракте­ризованные им «фонетические законы, по-видимому, уже не дей­ствовали» (Серебренников, 1963, стр. 23).

Параллели в области древних фонетических изменений в баш­кирском и венгерском языках, которые отмечены также М. Ряся-неном, привели обоих исследователей к выводу, что предки венгров и башкир имели контакты до расселения на европейской стороне Урала. Следовательно, специальные лингвистические изыскания отвергают идею башкиро-мадьярского родства, однако в полном соответствии с историко-этнографическими данными подтверждают существование в прошлом башкиро-угорских кон­тактов, которые имели место в разное время и на различных территориях.

Взаимодействие тюрков и угров в середине и во второй поло­вине I тыс. н. э. в Приаралье и лесостепной полосе Западной Си­бири установлены исследованиями С. П. Толстова, Т. А. Жданко, А. Н. Бернштама, М. И. Артамонова, Л. Н. Гумилева и др. Древнебашкирско-угорских контактов мы коснулись в связи с рассмотрением этнической истории племени аи (айле) и появле­нием в Башкирии названия истяк или иштяк. Этноним истяк применительно к башкирам возник к востоку от Урала и известен

по источникам с конца XV в.: Рузбехан Исфаганский, живший при дворе Шейбани-хана в самом начале XVI в., описал жизнь пророков «для народа иштякского», т. е. башкирского ¹². Однако воз­раст этнонима истяк значительно старше: об этом свидетельствуют родо-племенные образования истяк, иштек, эштек в составе баш­кир, киргизов, каракалпаков; возможно к этому же ряду отно­сится тувинский этноним ишти-ооржак. У башкир общее название иштяк носила группа племен, в составе которой были древнебаш-кирские образования усерган, тамьян, а также аи (БШ, стр. 174). Этнонимы истяк (иштяк, эштек) и остяк имеют, вероятно, общее происхождение, хотя речь идет об одном из тех случаев, «когда одно общее имя дается различным народностям» (Соммье, 1891, стр. 24). Наиболее известная этимология этнонима остяк принад­лежит Б. Мункачи: As-jax ^обские люди' (см.: Ашмарин, 1902, стр. 41). Есть также гипотеза о тюркском происхождении слова: уштяк *иноплеменец' (Терешкин, 1966, стр. 319). Так или иначе, несомненно, на наш взгляд, одно: возникновение этнонима должно восходить к эпохе тюрко-угорских контактов в середине I тыс. н. э. на Сырдарье, в Приаралье и прилегающих к нему степях. Это заключение не противоречит наблюдениям и других исследо­вателей. Раннесредневековые племена худэ, кочевавшие к северо-западу от усуней, А. Н. Бернпгтам, например, индентифицирует (через промежуточную форму хутяк) с названием остяк (Берн-лптам, 1951, стр. 107).

Первоначально этноним истяк-остяк, как нам представляется, не имел строго этнического содержания (подобно, например, на­званиям сарт, тажик и др.). Это была группа тюркских и угорских племен, находившихся в стадии взаимодействия. С началом мас­совых миграций населения в тюркскую эпоху и позднее боль­шая часть этих племен рассеялась. В конечном итоге они влились в состав киргизов, башкир, каракалпаков, барабинских татар (воз­можно— тувинцев), привнеся в новую этническую среду древнее этнотерриториальное название. Именно в этом аспекте мы склонны рассматривать ранние контакты предков башкир с угор­ским этническим миром и формирование в их языке некоторых фонетических особенностей, на которые указывают лингвисты. Переселение древнебашкирских племен в Древнюю Башкирию и постепенная ассимиляция оставшихся групп венгров, вероятно,

¹² «События в Уфимском крае до основания г. Уфы». Выписка из руко­писи татарского переводчика М. Уметбаева, л. 3 (хранится в Секторе археологии и этнографии ИИЯЛ БФАН СССР).

стабилизировали или углубили указанные особенности, но не могли, в свете историко-этнографических данных, послужить отправной основой нового языкового формирования.