Роль Т. Д. Лысенко в поддержке и распространении системы В. Р. Вильямса

Нелишне напомнить, что известная статья Т. Д. Лысенко «Об агрономическом учении В. Р. Вильямса», в которой критиковались некоторые положения этого учения, была написана в 1950 году уже после того, как ЦК КПСС в результате многочисленных заявлений агрохимиков, агрономов и других специалистов осудил отмеченные ошибки. По существу, Т. Д. Лысенко несправедливо присвоил себе приоритет критики ряда положений вильямсизма и постарался выгородить основу порочного учения – травопольную систему земледелия. «Только многолетние травы, – говорил он на совещании в Министерстве сельского хозяйства СССР, – могут быстро восстанавливать условия плодородия почвы, превращать ее из относительно выпаханного состояния в состояние структурное, мелкокомковатое, способное дать высокие урожаи, способное поднимать продуктивность колхозного и совхозного труда… Агрономически неправильно и хозяйственно убыточно делают в тех районах, в которых пласт из‑под травы пускают под озимые культуры, а не под яровые. Тем самым ликвидируется то хорошее свойство почвы, которое было создано многолетними травами» (Правда. 1949. 15 февр.).

Но посмотрим, как оценивалась августовская сессия ВАСХНИЛ в известной книге В. Сафонова «Земля в цвету», книге, удостоенной Сталинской премии и переведенной на многие языки.

«После смерти Мичурина Лысенко подхватил мичуринское знамя в биологической науке.

Сессия открылась в субботу. В воскресенье делегаты посетили Горки. Там находится экспериментальная база академии. И они увидели стеной стоящую пшеницу, пшеницу, незнакомую земледельцам, с гроздьями ветвистых колосьев на каждом стебле. Пять граммов зерна было в каждом колосе, кулек семян дал урожай шесть мешков: это сто, может быть, даже сто пятьдесят центнеров с гектара, – и рядом текла простая подмосковная речка Пахра, а невдалеке белел дом, где 24 года назад умер Ленин.

Над этой пшеницей по сталинскому заданию работает сейчас Лысенко со своими сотрудниками академиками А. А. Авакяном и Д. А. Долгушиным. И когда заколосится она не на опытных, а на колхозных полях, не будет такой области в промышленном сердце нашей страны, на широте Москвы, которая не сможет целиком прожить своим хлебом; и скачок, упятерение урожайности полей станет одним из величайших переворотов, когда‑либо пережитых земледелием.

В понедельник продолжалась сессия, и на одном из заседаний директор Сибирского научно‑исследовательского института зернового хозяйства Г. П. Высокое рассказал о целой серии яровых пшениц, перевоспитанных в озимые, и о том, что при посевах по стерне зимуют в сибирские морозы даже малозимостойкие «украинка» и «новокрымка», а яровые, посеянные по стерне, никогда не болеют жестокой болезнью – пыльной головней. И показал снопики сибирской пшеницы, давшей урожай от 16 до 32 центнеров!

А начальник управления планирования сельского хозяйства Госплана СССР В. С. Дмитриев сообщил, что непреодолимые, казалось, трудности культуры люцерны преодолеваются лысенковскими летними посевами люцерны на юге по чистому пару, и грандиозная задача облесения степей будет гораздо скорее решена применением лысенковских способов лесоразведения (гнездовой посев! Гнездо древесных ростков не подпустит самого опасного врага молодого леса – траву. Почти отпадает сложнейшее и дорогое – уход за саженцами. И уже через 3–5 лет лес начнет свою службу). Лесные полосы, посевы трав… Лысенковские предложения помогают «вытянуть» эти очень важные звенья травопольной системы. Для Лысенко слияние учения Докучаева‑Вильямса с учением Мичурина – не головной, теоретический вывод; это слияние делом, практикой, без которого нельзя и при котором именно сила одного учения открывает всю силу другого учения! Да, всем было видно, с чем пришли мичуринцы на сессию».

В. Р. Вильямс обещал, как мы видели ранее, 100–150 центнеров пшеницы с гектара только за счет структуры почвы, обеспечиваемой его травопольной системой. Эти обещания лопнули, как мыльный пузырь. Также лопнули еще менее обоснованные надежды на революцию в земледелии, опиравшуюся на бесперспективную и низкоурожайную, известную еще в древнем Египте, «ветвистую» пшеницу. Действительность опрокинула пустые надежды кабинетных теоретиков, выдававших себя за знатоков практического сельского хозяйства, действительность требовала настоящей агрономической науки, настоящей биологии, а не поклонения новоявленным пророкам;

Глава 3. Два направления в генетике [47]. Теоретические аспекты

В первых главах мы уже рассмотрели генетическую дискуссию на уровне 1936 года. Мы видели этот запас фактического и теоретического материала, которым располагали оба направления в генетике. Но сравнение в этот исходный период не могло быть достаточно объективным критерием. Новое всегда выглядит более слабым по сравнению со старым – эту истину все мы усвоили со школьной скамьи.

С тех пор прошло более 25 лет– для науки большой срок, во всяком случае, вполне достаточный для того, чтобы новое направление окрепло и проявило свои силы не только на поприще административного разгрома своих противников.

Выше были рассмотрены в основном негативные события биологической дискуссии, ее методы, стиль, последствия. Однако теоретическая сторона продолжавшейся полемики оставалась пока без серьезного анализа. Между тем интересно узнать, какие успехи были сделаны за этот период в решении тех проблем наследственности и изменчивости, из‑за которых и начался великий спор в биологии и которые были центральным звеном дискуссии в течение многих лет, заполненных непрерывными схватками.

Несмотря на решения «исторической» сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 года, объявившей классическую генетику «лженаукой», реакционным морганизмом‑менделизмом, развитие этой науки не было остановлено. Распространить решения сессии на весь мир не удалось, несмотря на то, что стенографический отчет был в 1949 году быстро переведен советскими издательствами на немецкий, английский и французский языки. Был переведен он и на языки дружественных нам социалистических стран, некоторые из которых, к сожалению, восприняли наш «опыт» гонений на классическую генетику.

Но все же далеко не весь мир принял на веру постулаты нового учения, и работа по изучению «наследственного вещества» продолжалась во многих лабораториях. Исследования в этом направлении не просто продолжались, а развивались стремительными темпами, оказывая революционизирующее влияние на смежные области науки: биохимию, биофизику, цитологию. Почти каждый год приносил сообщения о крупных открытиях, и механизм наследственности становился все более понятным. Уместно осветить вкратце основные этапы нового развития и дать характеристику главных открытий.