Позиции Т. Д. Лысенко и И. И. Презента

И. И. Презент и Т. Д. Лысенко отвергли эту теорию, предположив, что наследственность – это всеобщее внутреннее свойство живой материи и, как таковое, оно не требует наличия особой, передаваемой между поколениями генетической системы, локализованной в хромосомах.

Существование особых материальных самовоспроизводимых внутриклеточных носителей наследственности – генов – Т. Д. Лысенко, И. И. Презент и их последователи отвергали нацело. Выводы о существовании генов, как мы видели, вытекали как логическое следствие из результатов чисто экспериментальных исследований, они базировались на обширнейшем и точном фактическом материале. Для того чтобы действительно убедительно опровергнуть эту идею, следовало бы, конечно, показать, что имеющийся фактический арсенал классической генетики не дает логических предпосылок для сделанных теоретических выводов, что ему более соответствует какая‑то другая концепция. И. И. Презент и Т. Д. Лысенко не пошли, к сожалению, по этому пути действительно плодотворной полемики. Они отвергали теорию генов на основании априорных, абстрактных соображений, встав, таким образом, на путь игнорирования фактического материала классической генетики; они попытались просто «закрыть» классическую генетику, как якобы формальную, буржуазную, метафизическую науку и «открыть» вместо нее свою новую генетику.

В чем же заключались основные принципы этой новой генетики и какие доводы и факты выдвигались в тот период в качестве опровергавших хромосомную теорию наследственности? Обратимся к выступлениям Т. Д. Лысенко и И. И. Презента на той же сессии ВАСХНИЛ в 1936 году. (Более поздние аспекты новой концепции будут затронуты при рассмотрении последующих фаз генетической дискуссии).

Довольно обширный доклад Т. Д. Лысенко содержал в своей первой трети общую пропаганду дарвинизма. Переходя затем к критике классической генетики, Т. Д. Лысенко указал на те факты, которые, по его мнению, требовали пересмотра основных генетических концепций. «Какие же работы, – писал Т. Д. Лысенко, – заставляют меня вместе с доктором И. И. Презентом и рядом других ученых поставить вопрос о пересмотре исходных генетических позиций? Какие работы привели нас к этой дискуссии? Это две проблемы. Первая проблема – проблема повышения качества посевного материала растений‑самоопылителей путем внутрисортового скрещивания и вторая проблема – проблема переделки природы растений в нужном нам направлении путем соответствующего их воспитания.

Разрешение этих двух проблем и заставило меня вступить в дискуссию по вопросу наследственности и изменчивости» (Лысенко Т. Д. За дарвинизм в агробиологической науке // Спорные вопросы генетики и селекции. М., 1937. С. 47).

Далее Т. Д. Лысенко подробно описал свое предложение о внутрисортовом скрещивании самоопылителей, которое, по его мнению, могло несколько увеличить урожай. Абсолютно никакого отношения этот впоследствии забытый из‑за неэффективности агроприем в хромосомной теории не имел. И даже в том случае, если бо он сохранился в практике, противопоставлять его исходным генетическим позициям не было никаких оснований. (Вопрос о судьбе и теоретических основах этого агроприема будт в последующем рассмотрен более детально.)

Вторая проблема, якобы противостоявшая законам классической генетики, – переделка природы растений в заданном направлении путем воздействия условий среды – была представлена в работах Т. Д. Лысенко к 1936 году всего лишь одним примером переделки озимой пшеницы «кооператорки» в яровую. Более того, описание этого опыта, подробно приведенное в докладе Лысенко, представляет собой лишь яркую демонстрацию его методической недостоверности.

В последующие годы Т. Д. Лысенко сообщал о других аналогичных опытах, и мы в дальнейшем обсудим вопрос о переделке озимых в яровые и обратно более подробно, однако в данном случае нас интересует тот исходный «исторический» опыт, с которого началось отрицание классической генетики.

В целях объективности предоставим слово автору этого «основополагающего» опыта – Т. Д. Лысенко: «Наиболее продолжтельными опытами в настоящее время являются у нас опыты по переделке озимой пшеницы «кооператорки» в яровую. Эти опыты начаты в марте 1935 г. За этот пройденный период мы вырастили три поколения и в сентябре 1936 г. уже высеяли четвертое поколение этих растений.

Благоприятные результаты этих опытов заставили нас включить в работу и ряд других растений, но по этим растениям мы до настоящего времени успели только вырастить по одному поколению и высеять второе‑ Поэтому результатов опытов с этими растениями, за исключением опытов с рожью, еще нет.

Приведем кратко результаты опытов по переделке озимой пшеницы «кооператорки» в яровую.

Для опытов были взяты два растения озимой пшеницы «кооператорки» и два растения «лютесценс 329» Саратовской станции, высеянные 3 марта 1935 г. в теплице в одном вазоне специалистом Института селекции тов. М. К. Бабаком.

Цель его посева – не дать этим озимым растениям пройти стадию яровизации и этим заставить их как можно дольше жить, не давая выколашивания. Но вазон с этими растениями, высеянными 3 марта, был оставлен не в теплой теплице, а в прохладной, где температура с 3 марта и до конца апреля нередко была не выше 10–15 °C. Только начиная с мая температура была более высокой, а главное, не спускалась ниже 15 °C. Оба растения «лютесценс 329», как более озимые, нежели «кооператорка», жили до глубокой осени и, не дав выколашивания, погибли. Растения «кооператорки» в начале августа имели вид сильно раскустившихся со многими живыми и отмершими листьями. Отдельные одиночные побеги у этих растений в начале августа развили соломины.

Примерно в середине августа одно растение «кооператорки» вследствие вредителей, подгрызших корни, погибло. Осталось только одно растение, с которого 9 сентября было собрано несколько первых зерен. Плодоношение у этого растения было чрезвычайно растянутое – вплоть до января 1936 г., когда оно со многими еще зелеными колосьями погибло.

9 сентября 1935 г. был произведен посев первых собранных семян с указанного растения «кооператорки». Одновременно были высеяны для сравнения и контроля обычные семена «кооператорки», взятые из склада. Посев был произведен в теплой теплице, где в ноябре – декабре температура обычно не бывает ниже 15–20 °C…» (Лысенко Т. Д. Указ. Соч. С. 61–62).

И далее следует описание отличий в потомстве опытного растения с контролем в следующих поколениях.

Мы охотно верим, что это отличие имело место, что в конечном итоге были через ряд поколений получены яровые растения и т. д. Однако обсуждать этот эксперимент как строго научный нельзя, ибо речь идет об опыте с одним растением, о потомстве от одной особи, от одного‑единственного зерна. Опыт без повторности – это не научный опыт. Одно зерно могло быть либо гибридным, либо мутантом, либо примесью. Одно случайное зерно – это не представитель озимого сорта.

Но даже если признать возможность перехода растений по типу озимые – яровые иод влиянием среды, то это явление не только прямо, но даже косвенно не противоречило хромосомной теории наследственности. Т. Д. Лысенко считал, что если он может переделывать озимое в яровое, то, значит, никаких неизменных генов озимости нет, а все зависит от среды, и, следовательно, вообще нет никаких генов. Но такой анализ лишен логики.

Возможно, что простых генов озимости и яровости у злаков вообще нет и что эти признаки определяются группой генов. Возможно, что у каждого растения есть гены и озимости и яровости, но проявление каждого из этих генов меняется под влиянием условий среды.

Классической генетикой описаны сотни случаев, когда генетически в хромосомах детерминируется не только тот или иной внешний признак (форма, цвет и т. д.), но и тип приспособительной реакции к среде и обратимость перехода растений от состояния А в состояние Б и обратно могут быть предусмотрены в генотипе, если возможность такого перехода при разных условиях является целесообразным признаком.

Не приведя, таким образом, в своем докладе ни одного теоретически и фактически аргументированного довода против классической концепции наследственности, Т. Д. Лысенко категорически заявил, что он не может согласиться с основным постулатом генетики о том, что в «хромосомах клеток есть особое от тела организма вещество наследственности (генотип)», и назвал его «выдуманным генетиками». «Блестящие работы цитологии, – сказал Т. Д. Лысенко в заключение, – много уже давшие в смысле морфологического описания клетки и особенно ядра, никто из нас не только не отрицает, но целиком поддерживает развитие этой работы… Все это нужные разделы науки, дающие знания. Но мы отрицаем то, что генетики вместе с цитологами увидят под микроскопом ген. Пользуясь микроскопом, можно и нужно будет увидеть все больше и больше деталей в клетке, в ядре, в отдельных хромосомах, но это будут кусочки клетки, ядра или хромосомы, а не то, что генетика разумеет под геном[5].

Наследственная основа не является каким‑то особым саморазмножающимся веществом. Наследственной основой является клетка, которая развивается, превращается в организм. В этой клетке разнозначимы разные органелы, но нет ни одного кусочка, не подверженного развитию эволюции» (Лысенко Т. Д. Указ. соч. С. 71).

Свою генетическую идею (наличие некоего свойства наследственности, распределенного по всей клетке равномерно) Т. Д. Лысенко сформулировал, таким образом, в конце доклада без всякой связи с какими‑либо фактами. В последующем идея менялась и формировалась, но в 1936 году она не представляла собой даже гипотезы – это был бездоказательный, абстрактный и малопонятный постулат, возникший вне всякой связи с развитием биологической науки. Еще менее доказательным было заслушанное сессией выступление И. И. Презента – пустая, поверхностная публицистика без малейшего намека на попытку обсуждения конкретных фактов.

Таким образом, самый простой анализ первой генетической дискуссии в конце 1936 года отчетливо показывает, что два появившихся направления в советской генетике были неравнозначны.

С одной стороны, мы видим серьезную научную отрасль, обширный участок мировой генетической науки, стройное знание взаимосвязанных теоретических концепций, логически вытекающих из колоссального фактического материала и представленных в нашей стране большой группой квалифицированных специалистов‑генетиков.

С другой стороны, мы встречаемся с зачаточной, лишенной серьезного научного содержания идеей, не подкрепленной достаточным количеством достоверных фактов и поддерживаемой небольшой группой ученых, среди которых нет ни одного генетика. Представители этой группы отличаются, однако, тесной сплоченностью, большой самоуверенностью, склонностью к демагогии и политическим аналогиям.

Подобного рода неустойчивые и слабо обоснованные направления имеют обычно тенденцию опираться на популярные имена, ссылаться на авторитеты чаще всего уже покойных и, как правило, отечественных ученых. По такому пути пошли и Т. Д. Лысенко с И. И. Презентом. Они объявили свою генетику «мичуринской, учением К А. Тимирязева и И. В. Мичурина». Между тем известно, что К А. Тимирязев никогда не был генетиком и не изучал экспериментально явлений наследственности. Он был авторитетным физиологом растений, и весь его вклад в генетику ограничивался, по существу, статьей для энциклопедического словаря «Гранат». Критическое отношение К. А. Тимирязева к законам Менделя было поверхностным и субъективным.

Что же касается И. В. Мичурина, то его скептицизм в отношении перенесения «гороховых законов» на плодовые деревья с их весьма сложным гибридным происхождением не распространялся на генетику в целом, и в ряде своих поздних работ И. В. Мичурин признавал существование генов.