Итак, мы закончили рассмотрение «вставки Сильвестра». Каковы же итоги?

Прежде всего, ещё раз напомним, что Сильвестр в этом фрагменте пишет о событиях, происшедших за 250 лет до него в области, где сам он не бывал.

Анализ показывает, что никаких письменных источников легенды о призвании у Сильвестра не было. Он лишь кратко изложил дошедший до него недатированный, скупой, неточный рассказ новгородского источника от информатора, вероятно, близкого к княжеской семье и связанного с одной из «шведских» княгинь. Этот рассказ он дополнил своими комментариями, догадками, дополнениями, связывающими его с контекстом, и, возможно, слухами киевского происхождения. Одно из дополнений – рассказ о походе на Царьград – взято из греческого источника не ранее Х века. В своих личных комментариях Сильвестр исходил из своего смиренно-монашеского мировоззрения, из окружающих его исторических реалий и представлений XII века, экстраполируя всё это на IX в. Вследствие указанного происхождения, в тексте выдвинут тезис о приоритете новгородского очага русской государственности перед киевским. Фрагмент написан с продиктованной отчётливой тенденцией – утвердить необходимость княжеской власти, а также «безальтернативность» и незаменимость киевского княжеского рода, происходящего «от самого Рюрика». Эта «безальтернативность» подчёркивалась присочинённым рассказом о призвании. Расположение записей Сильвестра по годам крайне сомнительно, и его даты не могут быть использованы для положительных выводов. Некоторые места текста неприемлемы с точки зрения исторических условий IX в., географических соображений, а также социальной и индивидуальной психологии. Имеются противоречия между текстом «вставки» и контекстом летописи, противоречия с другими летописными источниками, противоречия внутри самого текста. В текст не допущены сведения о второй, большей части княжения Рюрика и обстоятельствах его смерти. Фрагмент в целом мало информативен, наивен по изложению, примитивен по языку и стилю, текст его местами невнятен.

Информации, которая была бы одновременно достоверной, подробной и не содержащейся в других источниках во «вставке» нет. Весь текст, пересказанный Сильвестром, не может рассматриваться как исходный пункт какого-либо построения (как и отдельные элементы его).

Отсюда вытекает, что при изучении русской истории IX в., особенно истории Северной Руси, предпочтительней исходить из источников более подробных и более близких (в первичном варианте) к месту и времени событий. Это – летопись Якима – Татищева, Сказание о Словене и Русе, Новгородская летопись и др. Конечно, эти источники (особенно младшая Новгородская летопись, грешащая многими ошибками) требуют столь же критического подхода, т. к. и они подверглись редактированию. Есть также возможность по крупицам выбирать сведения, не удержавшиеся в списке Лаврентия, из других списков основной версии. Эту возможность историки давно используют, но некоторые избегают опираться на такие сведения, потому что их нет у Лаврентия. В этой совокупности найдёт своё место и «вставка», но уже не как главный и непререкаемый источник.

Как из этого текста возникла норманнская гипотеза? В этом частью повинны последующие переписчики-редакторы летописей, которые писали в эпоху абсолютизма последних Рюриковичей, не представляя реальности IХ века. Явные следы их деятельности мы находим в Степенной книге, в Никоновской летописи и в других рукописях того времени. Писателям XVI в., которые о варягах имели только смутное книжное представление, непонятно было указание предыдущих авторов о посылке за варягами «в землю Русскую», ибо и Русь имела уже не те границы, и не тот смысл, что для новгородца доолегова времени. И кто-то из них решил поправить «описку» и заменил Русскую на Прусскую. А кто-то, желая подольстится к царю, придумал Рюрику родословие от Пруса, никогда не существовавшего родственника Августа Римского. Поскольку же Пруссия в то время стала частью Германии, то стали писать, что царский род произошёл от немцев. Другую «поправку» редактор сделал, заменив «урман», о которых ничего не знал, на «нурман» из западноевропейских источников. Ни Нестор, ни Сильвестр, ни их современники и ближние переписчики эту замену не делали. Для них это были разные вещи. Название норманнов они не знали и не употребляли. То, что это произошло от неосведомлённости редактора без иных оснований видно из того, что в одном из списков того же времени «урмане» заменены на… армян! Дальше – больше. Миллер и его эпигоны свалили в кучу немцев, варягов, урман-нурманнов, шведов (лишь бы не славян!) и с гордостью выставили эту кучу на обозрение. Увы, и русские историки, начиная с Карамзина, восхищались этой кучей, названой «норманнской теорией», и долго благоговейно молились на неё.

Приведённая критика не означает полного «аннулирования» труда Сильвестра. Он выполнил свой труд, исходя из имевшегося у него материала, в тех условиях, в которые был поставлен судьбой. Он правильно указал на сословный смысл термина «варяги» и на русское происхождение варягов Рюрика, так что напрасны попытки норманистов зачислить его в свои союзники. Главное, что он всё же внедрил в официальное летописание рассказ о событиях IX в. Если бы это не было сделано, летописи основной версии начинали бы рассказ о Русском государстве с Олега, т. е. на 20 лет позже. Быть может, этот рассказ был бы в чём-то вернее имеющейся версии, но ранняя история Новгорода отсутствовала бы в нём. И позднейшие историки, опираясь на рукописи основной версии, с ещё большим упорством отрицали бы все источники, содержащие более ранние сведения о Руси. Впрочем, тогда, возможно, не возникла бы и «норманнская» теория. Но в её возникновении повинен не Сильвестр, а его русско-немецкие интерпретаторы XVIII в. Думаю, что Сильвестр воздел бы руки к небу, если бы узнал, какие измышления выведут из его вставки г. г. Шлецер и Байер. И заново переписал бы свой текст, дабы не быть ложно понятым.