Нигде в летописях варяги не названы народом или племенем.

Нигде не упомянут какой-либо варяжский язык, отличный от славянского русского языка и нет никаких данных, что варяги говорили на ином языке.

Нигде в летописях не указаны какое-либо отдельное варяжское государство, определённая варяжская страна или особые варяжские города.

Нет никаких указаний на какого-либо верховного правителя варягов, защищающего их.

Нет никаких сообщений о нападениях или набегах варягов на Русь (исключая случай, когда они разбили Буривоя, который, видимо, «первый начал»).

Нет никаких данных, позволяющих отождествить варягов с каким-либо скандинавским народом, известным летописцу, либо с термином «норманны», который наши летописцы не знают и не используют (напомним, что «урмане» это не «норманны»).

Нет ни одного имени германского происхождения, определённо принадлежащего варягу.

Нет никакой «варяжской» археологической материальной культуры, локализованной в пространстве и времени и сопоставимой с определённым народом.

Нет никаких указаний, что варяги откуда-то переселились и куда-то удалились.

Нет никаких указаний, что варяги существовали и действовали на Руси ранее IX и после XI в.

Можно было бы продолжить список, но и этого достаточно. Отсутствие данных тоже есть результат. Вывод из совокупности всех этих умолчаний только один: в основании норманнской гипотезы происхождения варягов нет ни одного действительного исторического факта. Вся навороченная куча норманистов состоит из мнимых величин – домыслов и вымыслов.

А теперь соберём то, что должно положить в основу пирамиды. 1) Варяги нашей истории находятся на землях, населённых славянами (а частью – пруссами и балтами). 2) По всем данным, они говорили на русском языке, или на близких к нему славянских наречиях. 3) Варяги не образуют отдельного народа или государства. История варягов есть часть истории образования Русского государства.

И что говорят археологи и филологи.

Норманисты, чувствуя слабость своей чисто исторической аргументации, пытались подвести под свою кучу археологический фундамент. Но это удавалось лишь при поверхностном рассмотрении археологических данных авторами, загипнотизированными норманнской концепцией. Рассмотрим этот вопрос более внимательно, учитывая новые данные, неизвестные ещё в XIX в.

Находки предметов скандинавской культуры на территории Руси вовсе не означают ещё присутствия самих скандинавов. Они могли попасть на Русь путём торговли, и даже не прямой, в результате культурного обмена, а могли быть изготовлены и на Руси, как подражания. Известно, что на Урале находили предметы древнеегипетского происхождения, но это отнюдь не значит, что древние египтяне достигали Урала.

Могильники не всегда позволяют сделать уверенные выводы. В то время в лесной зоне Европы широко применялась кремация, после которой трудно определить принадлежность захоронения какому-либо этносу. Больше материала дают обычные захоронения, которые шире были распространены в южных безлесных областях и распространялись на север с продвижением христианства. Первые толкователи археологических данных, обнаружив среди прочих более богатые «воинские» захоронения, сразу отнесли их к варягам и «следовательно» к норманнам. Но подробное изучение показало, что это далеко не «следовательно». В большой группе Гнёздовских захоронений близ Смоленска к явно скандинавским теперь относят только два (не самых богатых) из 2500! А в Михайловском (более 125 курганов) и в Тимерёво (свыше 75) скандинавов вообще не найдено. Здешние захоронения определённо принадлежат славянам-кривичам.

Много воинских захоронений найдено на землях собственно Киевской Руси, причём наиболее важные для данного вопроса датируются довольно узким периодом конца IX – начала X в. Среди них немало могил, имеющих признаки христианской обрядности. Норманисты спешно заявили, что это и есть варяги-норманны, прибывшие то ли с Аскольдом-и-Диром, то ли с Олегом (хотя в то время норманны были далеки от христианства и часто выступали гонителями христиан). Однако, новые изыскания показали, что ритуал сих захоронений – не скандинавский. Он оказался весьма близок к ритуалу, бытовавшему в то же время в славянских странах по Дунаю – в Моравии и Чехии, где как раз тогда действовали славные просветители – Кирилл и Мефодий. Были и веские причины массового переселения дунайских славян на Русь. Первой были гонения на православных славян от усилившихся католиков, стремившихся подчинить эти страны Риму. Второй причиной стало вторжение мадьяр в Великую Моравию. Есть сведения, что моравы искали помощи против мадьяр у Руси и даже пригласили на княжение русского князя Олега, видимо, сына Олега Вещего. Но сему князю не повезло, мадьяры одержали верх. Остатки русичей, с примкнувшими моравами, видимо, вернулись на Русь и привнесли новые похоронные обычаи. Именно на первые десятилетия Х в. приходится массовое появление воинских захоронений моравского типа на Руси. Но историки, замкнувшись на Скандинавии, даже не взглянули в сторону сопредельных Руси славянских стран, где нашим князьям способнее было нанимать варягов родственного языка, нежели в далёкой и чуждой Норвегии. Итак, правильное истолкование археологических данных вполне согласно с представлениями наших древних историков.

Нахождение варягов среди соседних славянских народов подтверждается уже приведёнными сообщениями летописцев. Гостомысл выдаёт свою дочь Умилу за соседнего варяжского князя. Любимая жена Рюрика, так же из варяжского княжеского рода, носит западнославянское имя Ванда. Варяг Олег происходит из Урмании-Юрмалы. Жена Владимира Олова, мать старшего княжича Вышеслава, одновременно «чехиня» и «княжна варяжская». Советник Ярополка Варяжко и прозывается и говорит по-русски. Варяжский князь имеет славянское имя Якун.

Заодно, ещё раз, отметим, что филологам неизвестен какой-либо «варяжский» язык. Что касается наличия в древнерусском языке некоторого числа слов, родственных скандинавским, это объясняется как «соседскими» контактами, так и общими индоевропейскими корнями, давшими близкие формы. Впрочем, сами норманисты, при старательном отборе, нашли в русском языке всего 16 скандинавских слов (включив в них и греческое «якорь»).

Народ, племя или сословие?

Мы убедились, что ответ на этот вопрос однозначен: варяги – не народ, не племя, не этнос. Это следует из отсутствия такого определения варягов у современных им летописцев, из отсутствия «варяжского языка», из размазанной неопределённости их местопребывания, из отсутствия на этой территории археологически определённой «варяжской культуры», из неизвестности их происхождения и исчезновения из нашей истории. Термин варяги – сословно-профессиональный. Это корпус наёмных профессиональных воинов, пополнявшийся из холостой мужской молодёжи, сражавшейся в составе пеших отрядов. Варяги, упомянутые в РП, выступают не как иноземное племя, а в том же ряду, что и княжьи мужи, огнищане, смерды – т. е., как представители сословия.

Варяги находятся на обширной территории, не принадлежащей одному племени: от Дуная на юге – до Балтики на севере, от Лабы на Западе – до Верхней Волги. На западе они, видимо, вербовались из славян-венедов, давших начало лютичам, ободритам, поморянам, жителям Арконы и Руяна (Рюгена). О варягах в Польше данных почти нет. Но были варяги чешские, а, возможно, также из Великой Моравии. Отметим, что наёмную чешскую пехоту охотно использовали германские императоры, и поляки – в Грюнвальдской битве. Далее к востоку мы обнаруживаем варягов Олега на Западной Двине и у Рижского взморья, где славяне соседствовали с предками литвин и латышей. Где-то здесь (возможно, в Приильменье, но м. б., и в Пруссии) находим варягов-русь Рюрика, а ещё восточнее – тех, что сидели по Волге, у «предела Симова», среди мерян. Уже говорилось, что вряд ли варяги были среди финнов, но отдельные представители финнов и чуди могли входить в варяжские дружины. В ПВЛ упомянут боярин Чудин, возможно, выслужившийся из варягов. В южную Русь название варягов, видимо, проникло позднее, с севера.

А где же усиленно навязываемые нам варяги-скандинавы? Да были ли они? Конечно, были. Были у византийских императоров. А на Руси? Наверное, были тоже. Но наши древние писатели их то ли не отличают, то ли не замечают. В ПВЛ найдётся с дюжину скандинавских имён, и ещё столько же, которые можно вывести от скандинавских (а можно и не выводить). А из них определённо варягам принадлежат ещё меньше. Не знают наши летописцы ни конунгов, ни ярлов, ни викингов. И ни одного свидетельства, что вот варяг Имярек прибыл конкретно из Швеции, Дании или с Готланда. Есть, впрочем, рассказ о некоем варяге Шимоне, прибывшем на Русь в XI в., но рассказ этот вполне баснословен – например, Шимон достигает Руси на плавучем камне. Кое-что можно извлечь из саг, о которых было кратко сказано. Но саги эти были записаны много позже описываемых в них событий. Первоначально, это были устные произведения, обычно, имевшие целью прославление некоторых героев. За длительный срок устного существования они приобретали черты художественных произведений, выигрывая в занимательности, но теряя в достоверности. Толкование же этих саг энтузиастами норманизма крайне сомнительно. По этой причине невозможно отнести к русской истории объемистый цикл сказаний о некоем Одде (которого сопоставляют с Вещим Олегом). Этот цикл явно складывался не одну сотню лет, он охватывает обширные пространства Западной Европы и Средиземноморья, но в нём нет ни географических, ни этнографических, ни исторических данных, относящихся к Руси Х века. Нельзя приписать «нашему» Рюрику рассказ о деятельности ютландского конунга с полным именем HerraudHrorekrLudbrandsonSignjotrThruvar из-за больших расхождений во времени и месте действий и полного отсутствия указаний на связь последнего с Новгородом или Русью. Вообще, происхождение Рюрика есть отдельный вопрос, как мы сказали вначале. Имеются краткие сообщения о посещении Руси отдельными выходцами из Скандинавии (и даже из Англии): изгоями и беглецами, ищущими убежища, а также беспокойными искателями приключений, славы и богатства. Об одном из таких искателей сочинена более пространная т. н. Эймундова сага, к которой относится та же оговорка о достоверности устного художественного произведения, сочинённого «под социальный заказ». Но все сравнительно достоверные сведения этого корпуса данных относятся ко временам не ранее самого конца Х века. К тому времени Русь уже утвердилась, «наши» варяги уже действовали здесь, и пришельцы-викинги не могли играть важной роли.

Более того, во всех летописных известиях о варягах они не выступают мореплавателями. Как уже сказано, они поставляли русским князьям наёмное пешее войско.А вот все деяния норманнов происходили на морских побережьях, и норманны не любили удаляться от моря. Появление викингов в Ростове, Смоленске или на Белоозере, тем более «норманнские эскадры» на Каспии, есть только плоды богатого воображения фанатичных норманистов. Отсюда опять видно, что варяги русских летописей отнюдь не тождественны норманнам.

И понятно, что если какие-то норманны задерживались на Руси, вступали в славянские варяжские дружины, на службу славянским князья, им приходилось усваивать русский язык и местные обычаи, «вписываться» в существующий порядок отношений. Их племенные черты растворялись в социальном положении. Так они становились варягами.

Откуда они взялись?

«Варяжничество», в сущности, есть стадиально-социальное явление, закономерно возникающее в конце развития родового строя. Свидетельства этого восходят к весьма древним временам. Наёмное войско было уже в Карфагене – причём разноплеменное. Греческие наёмники Ксенофонта служили персидскому царю. Римляне вербовали германцев и фракийцев. Примечательно, что это явление возникает, как догосударственное, и, порою, независимо от государства. Викинги появились ранее, чем образовались скандинавские государства. Казаки состоялись помимо намерений и деятельности соседних государств. Явление это известно на всех материках. В Африке – это, например, мораны у масаев. Подобные группы были у американских индейцев и даже в Австралии и Океании. Вступление в такую группу происходило естественно, с подрастанием юноши. Иногда при этом совершался обряд инициации, иногда обходились без этого. Помните: «В Бога веруешь? Перекрестись! Водку пьёшь? Пей!». И пришелец становился казаком.

Исходной причиной явления, видимо, было развитие производительных сил общества, улучшение условий жизни, в т. ч., санитарно-гигиенических, а также упрочнение общественных отношений. Вследствие этого вырастал мощный демографический слой молодёжи, достаточно взрослой для самостоятельной деятельности, вышедшей из досмотра старших, но не встроившейся на постоянное место в общине, не имеющей своей семьи, своего хозяйства, определённого положения. Мужская молодёжь, более самостоятельная, деятельная, независимая, отселялась в отдельные дома и посёлки (казацкие курени, скандинавские вики, «длинные дома» германцев), признавала вожаками некоторых ровесников и имела охоту и способность к различным предприятиям. Но община не могла позволить себе содержание многочисленных тунеядцев, она целесообразно направляла их силы. Распространённым способом приложения этих сил был выпас скота. Помните мальчиков в ночном у Тургенева? Были у подростков и другие поручения: сбегать в соседнюю весь для какой-либо надобности, осмотреть дозором окрестности, выяснить, кто проходит землями племени и т. д. Большое значение имело развитие торговли. Купцам требовались проводники – и не только показать дорогу, но и предотвратить недоразумения при внезапном появлении, охранить свой товар от расхищения и грабежа. И купцы готовы были платить за это. Взрослые мужи не брались за такие дела, им нельзя было оставить дом и семью. А для молодёжи это было интересно и не трудно. Так у молодёжных ватаг появлялся свой источник дохода, что делало их более независимыми. Поездки с торговцами расширяли кругозор, знание местности, разных племён и языков. Эта деятельность способствовала более широкому общению, давала навык действий в неожиданных случаях, приучала к совместным организованным выступлениям под руководством начальника. Отсюда недалеко уже и до военных предприятий. Задиристые подростки могли побить или даже убить неприятных чужаков, ограбить соседей или того же купца. А если купец не хотел быть ограбленным, он должен был платить пошлину, уже не за услуги проводников, а за саму возможность спокойного проезда по землям племени. Выгодность этого была для общины столь очевидна, что это скоро стало обычаем, установлением. Так складывался варяжский характер! О такой молодёжи и наши сказки про бойкого младшего сына.