Читаем в ПВЛ, в статье за этот год (6544 от с. м.): «Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер».

Умер главный соперник Ярослава, сын Владимира (от другой матери), легендарный победитель Редеди, разгромивший Ярослава под Лиственом, добровольно уступивший старшему брату правобережную Русь, но владевший огромной державой к востоку от Днепра до самой Тмутаракани. Его малолетний сын умер чуть раньше, и Ярослав тут же присоединяет Восточную Русь к своей державе. Прочие Владимировичи почти все погибли в предыдущих сшибках или умерли без потомства. Правда, в Пскове скромно сидел ещё один брат Ярослава – Судислав (тоже от другой матери), но: «В тот же год посадил Ярослав Судислава, брата своего, в темницу, во Пскове…» (где тот и просидел до смерти Ярослава 18 лет). Огромная Русь, далеко выплеснувшая за пределы Киевского княжества, оказалась в одних руках. Соперников, претендентов на Великий стол в Киеве, у Ярослава не осталось. Не нужно уже второе войско, не нужны более варяги.

А вот что любопытно – в Полоцкой земле удержался Брячислав Изяславич, наследник старшего сына Рогнеды, племянник Ярослава. В Киев он не рвался, но держался независимо, и имел распри с Новгородом. Ярослав его, вроде бы, побил в 1021 г., но как-то неуверенно, Полоцк не отобрал, даже уступил племяннику пару городов, и до конца княжения не трогал ни его, ни его сына Всеслава. С чего бы это? Видно, была у Брячислава некая сила сверх обычных возможностей небольшого княжества. И тут надо вспомнить, что из этих мест вышел «князь урманский» Олег со своими варягами. Здесь и поблизости находились варяжские гнездовья. Лишившись службы и заработка в державе Ярослава, варяги нашли себе прикрытие и службу у Брячислава, которому они были нужны для защиты от прихватистого дяди. Кстати, туда же, в Полоцк, ушёл после размолвки с Ярославом, и варяг-скандинав Эймунд со своей дружиной (есть в скандинавских памятниках письменности такая «Эймундова сага», повествующая об этом). Так что, действительно, в воинские силы Брячислава входил варяжский корпус профессиональных воинов. Но время варягов кончалось.

В XI в. были сокрушены немцами и датчанами западнославянские племена, бойкие представители которых ранее легко перебирались на Русь, пополняя варяжский корпус. Теперь этого источника пополнения у варягов не было. Конечно, в Киевской державе оставались ещё какое-то время варяги и их потомки, но уже не как отдельная военно-политическая сила, а войдя в структуры княжеского управления и войска в новом состоянии и утратив само своё название. Те, кто не хотел служить Ярославу (или Брячиславу), уходили в Византию, и вместе с англичанами и норманнами служили императорам вплоть до 1204 г. Не исключено, что некие наследники варягов позже вошли в рыцарские ордена. А остатки сошли в состояние бродячих торговцев – не столь славно и прибыльно, но и риска меньше. К началу XII в. и слово «варяги» и само понятие о них стали для Нестора и Сильвестра уже невнятным архаизмом. Никакого официального упразднения, тем более изгнания или истребления варягов, видимо, не было.Но косвенным свидетельством их упадка является сообщение летописца, что после смерти Ярослава (1054 г.) новгородцы перестают платить варягам заповеданные Олегом 300 гривен. Варяжская эпопея продолжалась около 200 лет.

Сказанного достаточно, чтобы убедиться: вопрос о варягах разрешается вполне независимо от «норманнского вопроса» и решение его никак не поддерживает гипотезу норманистов.

Мрачное продолжение.

Но с Ярославом кончилось единое самодержавное правление Всей Руси. Скоро забылись его заветы. Разбранились его сыновья, каждый хотел сидеть в Киеве. Дальше – больше, схватились Изяславичи, Святославичи, Всеволодовичи. Мономашичи ссорились с Ольговичами, волынские князья – с Ростово-Суздальскими... Ой, как нужны были наёмные войска! А варягов-то не было!

Но господам феодалам «повезло». Кстати, как манна небесная, просыпались на Русь половцы. Другая раса, другой язык, другие обычаи, весь образ жизни и действий. Чужие. Враги. Ну и что, если они готовы пойти с тобой на удельного соседа, на родственника, на Киев. Эти уже не рядились с князьями, что такое договор – просто не понимали, не торговались о каком-то выкупе в гривнах. Совсем другой менталитет – налетай, руби, грабь, угоняй, жги. Чужая страна, чужой народ, да и сам князь попустительствует. Князьям половцы обходились подешевле, чем варяги. Достаточно было сунуть подарки двум-трём ханам. А заурядные степняки сами забирали, сколько успевали, с разоряемой Русской земли. Уж лучше бы остались варяги! Что из того, что иные половцы крестились, а другие вступали в брачные связи с русичами, что усердно подчёркивал Гумилёв, который не любил варягов. Кровавые реки потекли по Руси. А кроме половцев приходили угры, и ляхи, и татары, и те были не слаще. И три четверти всех этих нашествий устраивали и наводили русские князья, озверевшие от алчности и жажды власти. Перестали князья быть «светлыми», как назывались они в русско-греческих договорах. Из защитников отечества превратились в губителей. И с тех пор не любит наш народ тех, кто призывает на Русь иноплеменные войска.

Лет спустя.

А теперь перенесёмся куда-нибудь в начало XIX века. Они бредут по трое-четверо просёлками от села к селу, от городка к городку. Несут свои короба, а то и ведут вьючную лошадь. Приторговывают помалу. А то и приворовывают. Побаиваются властей, разбойников и жандармов. Ночуют там, куда пустят. А то и в лесу, под ёлками. Они и не слыхивали о Варяжском море и о князьях урманских, о Вещем Олеге, о походах на Царьград, о сокрушении печенегов. А если и слыхивали, то никак не относят это к себе или к своим предкам. Бедняги варяги!

Ну, вот, собственно и всё.