Вероятные источники: Варяжко, варяги-убийцы.

Рассказ о бегстве Варяжко, его борьбе и последующем примирении с Владимиром.

Вероятный источник: Варяжко, либо собственные сведения писателя.

Рассказ о попытке варягов брать дань с киевлян и о том, как Владимир их обманул.

Возможные источники: Владимир, его окружение, предводители варягов.

Рассказ об утверждении Владимира в Киеве, о «кумирах» и о посылке Добрыни в Новгород.

Возможные источники: собственные наблюдения писателя, окружение Владимира и Добрыни.

Почти всех перечисленных информаторов летописца в 1020 г. уже не было, а меж их сообщений есть такие, что вряд ли могли сохраниться в устной передаче с приводимыми подробностями. Это опять свидетельствует о том, что их записывал по горячим следам современник событий.

Из приведённого списка видим, что круг источников данного писателя включает князей, членов княжеского рода, воевод, приближённых к князьям бояр, варяжских начальников. Варяжко (упоминаемый только здесь) – не рядовой дружинник, он даёт советы Ярополку, противоборствует с Владимиром. Очевидно, к тому же кругу принадлежал и сам летописец. Он вхож к Ярополку, участвует в княжеских советах и приёмах, в решении текущих государственных дел. Это, безусловно, близкий Ярополку доверенный боярин, ведавший посольскими и административными делами. Надо думать, это был уже пожилой человек, судя по его положению. Прекращение летописания вскоре после 980 г. и передача рукописи в другие руки («хранителю») говорит о глубокой старости или смерти «летописца Ярополка».

Начало.

Продолжим далее наши «раскопки». После удаления позднейших напластований остались «непросеянными» формальные слои 5 – 8. Общим для этих слоёв является внедрение в них текстов русско-византийских договоров. Во-первых, надо отметить, что подобное явление не обнаруживается во всём последующем летописании конца X – начала XII века. Во-вторых, договоры, несомненно, являются включениями в основной текст. В-третьих, даты этих договоров являются единственно достоверными в русской хронологии до крещения Руси.

Исходя из отмеченных обстоятельств, естественно предположить, что все 4 текста договоров (2 – Олега, Игоря и Святослава) находились в одной «папке», не входя в древнейший текст летописания, и были вставлены в него одновременно, при очередной переписке рукописи. Сомнительно, чтобы они были вставлены «хранителем», который ограничился переписыванием рукописи с минимальными добавлениями. «Продолжатель», видимо, вовсе не переписывал и не исправлял полученную рукопись, а только добавил к ней «2-й перечень» и хронику 1014 – 1036 г. Тогда включение в рукопись договоров надо приписать «апологету Владимира и Ярослава», получившему их вместе с рукописью-хроникой. Есть данные, что в княжение Ярослава между Русью и Византией возникли трения, повлекшие поход Владимира Ярославича на греков в 1043 г. На это, возможно, указывает вставленный в текст комментарий: «…суть ибо греки льстивы и до сего дня». В свете этого, включение в летопись русско-византийских договоров было в то время актуально. Именно «апологет», составлявший свод 1037 г. заново, мог произвести столь обширные и важные вставки. Переписывание договоров было необходимо не только вследствие изветшания рукописей, но и потому, что они, как обоснованно предполагалось некоторыми авторами, были записаны письмом, отличным от ортодоксальной кириллицы. Поэтому, требовалось не механическое копирование, а «перевод», вызванный как изменением письменности, так и обновлением языка. Другая важная причина включения договоров заключалась в том, что новый свод уже не был, как прежняя рукопись, достоянием частного лица, а создавался лицом, имевшим официальный статус, возможно, по поручению князя, и приобретал государственное значение. Это вполне соответствует той культурно-политической обстановке, которая сложилась при Ярославе. Отметим, что после Ярослава летописание перешло к монахам Киево-Печерского монастыря, утратило государственное значение, и официальные документы перестали включаться в летопись.

Изъяв тексты договоров из слоёв 5 – 7, мы обнаруживаем, что эти слои образуют, в сущности, единое целое. Явное исключение составляют, однако, вставки и поправки житийного стиля, внесённые в описание правления Ольги и в её образ. Это опять результат вмешательства позднейшего редактора-христианина. Видимо, он же включил ссылку на Ольгу в текст «Сказания о крещении» (запись от 987 г., где Ольга названа «мудрейшей из всех человек»). Другой вставкой, видимо, является описание действий византийцев против Игоря в 941 г., составленное по греческому хронографу. За этими (и немногими другими) исключениями слои 5 – 7 проявляют характерные признаки однородности. Более того, по этим признакам к ним естественно присоединяется и хроника времён Ярополка, которая является их естественным продолжением.

Перечислим эти признаки.

Все эти слои принадлежат одному жанру и составляют последовательный рассказ – светскую хронику деяний первых Ольговичей. (Как уже подозревали некоторые историки, никакой династии «Рюриковичей» не было, о чём см. нашу статью в МГ, 2007, № 12).

Весь этот рассказ написан в едином стиле. Для него характерны: сжатость, конкретность, отсутствие отступлений, витиеватостей и позднейших комментариев, наличие ряда подробностей, которые не могли быть сочинены позднее (уже потому, что не было надобности их сочинять). В некоторых местах проявляется возвышенный эпический стиль, близкий к былинному.

Язык этого рассказа также однороден. Это – древнерусский язык, близкий к разговорному, не содержащий грецизмов и церковно-славянских оборотов, свойственных книжникам, писавшим после 988 года. «Эпическим» местам свойственна и соответствующая языковая «аранжировка», но отделить их от контекста и приписать другому автору не представляется возможным.

Рассказ этот, в основе своей, принадлежит, безусловно, современнику, свидетелю и участнику событий. События, при которых он не присутствовал, описаны им со слов других свидетелей-современников, рассказы которых он слышал из первых уст. Об этом говорят не только приводимые подробности, но наличие точных топографических указаний, упоминание имён действующих лиц, хотя бы и эпизодических, прямая речь и диалоги персонажей, вполне соответствующие их положению, времени, и обстановке. В ряде случаев эти речи весьма чётко и достоверно описывают психологию людей, их произносящих.