Теперь обратим внимание на некоторые подробности описанных событий.

Игорь советуется с дружиной «дошед Дуная». Игорь с дружиной, утверждая клятвой заключённый договор, «клали оружье своё, и щиты, и золото». Древлянские послы к Ольге «числом 20… пристали под Боричевым в лодье». Копьё «детского» Святослава «пролетело сквозь уши коня и ударило в ноги коня». Разделение древлянской дани: «2 части дани идёт Киеву, а третья Вышгороду». Ольга «установила по Мсте погосты и дани, и по Луге оброки и дани». Святослав ходил в походы «воз за собой не возя, ни котла, и мяса не варил, но, потонку нарезав, конину ли, зверину ли, говядину ли на углях испекал. Ни шатра не имел, но подклад постелив и седло в головах». Он же взял 80 городов по Дунаю – даже, если цифра неверна, она претендует на точность, которой не стал бы добиваться поздний переписчик, отделавшись обычным «многое множество».

Показателен рассказ об осаде Киева печенегами в 968 г. Вот как описан эпизод с отроком-гонцом, вышедшим из осаждённого города. «Он же, вышел из града с уздою и бежал сквозь печенегов, говоря: “Никто не видел ли коня?” Ибо умел по-печенежски, и мнили его своим. И как приблизился к реке, сверг порты, бросился в Днепр и побрёл…». Далее Претич со своими людьми увозит Ольгу с внуками на ладье, и тут – следующий эпизод: «Видев же се, князь печенежский возвратился один к воеводе Претичу и рече: “Кто се приде?”. И рече ему: “Люди оной стороны”. И рече князь печенежский: “А ты князь ли еси?”. Он же рече: “Аз есмь муж его, и пришёл в сторожах, и по мне идёт полк со князем, без числа множество”… Рече же князь печенежский ко Претичу: “Будь мне друг!”. Он же рече: “Тако сотворю”. И подали руки между собою. И дал князь печенежский Претичу коня, саблю, стрелы. Он же дал ему броню, щит, меч». То, что это, безусловно, свидетельство очевидца, уже отмечалось историками. Но более того, свидетельство это было записано вскоре после событий. Перейдя в предание после нескольких устных пересказов, оно вряд ли сохранило бы упоминание, что отрок шёл с уздою и «сверг порты». Вряд ли запомнилось бы, и было передано, что говорил по-печенежски отважный отрок, и какими словами и дарами обменялся воевода Претич с печенежским князем.

Далее сказано, что Ольга умирает «по трёх днях», и что она «заповедала не творить тризны над собою». В 971 г. указана численность русского войска, и добавлено, что Святослав для греков прибавил 10000 к действительному числу. О голодной зимовке в Белобережьи сказано, что была «по полугривне глава конская».

Много подробностей находим мы и в статье о Ярополке, что отмечено выше. Подробно описано, как Олега Святославича в панической давке спихнули «с мосту в дебрь», где он был задавлен падающими людьми и конями. Летописец ссылается на свидетельство некоего древлянина, видевшего это, и далее пишет: «И послал Ярополк искать брата, и влачили трупы из гробли от утра и до полудня, и нашли Олега под трупами, вынесли его и положили его на ковре». А вот как описывает свидетель убийство Ярополка: «И приде Ярополк ко Владимиру. Яко полез в двери, и подняли его два варяга мечами под пазуху. Блуд же затворил двери, и не дал за ним идти своим». Вряд ли сохранился бы в устной передаче и перечень языческих кумиров, поставленных Владимиром.

Приведённые подробности не могли сохраниться в устном пересказе четырёх или пяти поколений сказителей. Их не могли и выдумать летописцы конца XI – начала XII в., а главное, им незачем было выдумывать такие детали. Примечательно, что всё это было известно «классикам» нашей истории и отмечено в их трудах. Но, по непонятной причине, как «классики», так и продолжатели их, не сделали определённо очевидного вывода. А вывод таков: первичное летописание наше началось ещё в средине X в., до крещения Руси и задолго до Никона, Нестора и Сильвестра.

Что они говорили.

Теперь послушаем речи русичей Х века, как их записал современник событий.

Первый случай приводимой им прямой речи – это впечатление о «греческом огне», записанное, безусловно, со слов участника похода 941 года: «Яко же молонья, иже на небесех, греки имеют у себя. И се, пуская же, сжигали нас. Сего ради, не одолели их».

А вот что говорят Игорю созванные на совет дружинники, вернее, кто-то старший из них, от имени всех: «Да если так глаголет царь, то что хотеть более того – не бившись, иметь злато, и серебро и паволоки? Кто ведает, кто одолеет – мы ли, они ли? Или с морем кто советен? Ибо не по земле ходим, но по глубине морской – общая смерть всем». Здесь, как и в предыдущей цитате, мы слышим живой разговорный язык наших предков, как его слышал и записал летописец. Заметьте, язык этот отнюдь не скуден словами и выразительными средствами. Здесь и поэтическое сравнение, и риторические вопросы, и практические рассуждения, и философский вздох.

Ещё одно заявление князю от лица дружины: «Отроки Свенельда изоделись оружием и портами, а мы наги. Пойди, княже, с нами по дань, и ты добудешь и мы!». Речь Игоря, отпускающего часть дружины: «Идите с данью домой, а я возвращуся, похожу ещё». Речь древлян к Игорю: «Почто идёшь опять? Поимел уже всю дань». Все эти речи показательно кратки и ёмки. Если не сам летописец присутствовал при них, то они переданы ему людьми, действительно их слышавшими. Невозможно приписать их сочинительству автора-монаха, жившего более ста лет спустя.

Ольга, уже знающая об убийстве мужа, встречает древлянских послов столь же краткими, потрясающими по внутреннему трагизму и скрытой издевке словами: «Добрые гости пришли». А вот как отвечает Ольга императору через его послов, прибывших за обещанными дарами: «Когда ты столько же постоишь у меня в Почайне, яко же я в Суду, тогда тебе дам». (Суд – гавань Царьграда, где княгиня долго дожидалась приёма у императора). Это – не пересказ дипломатического ответа, это – характер. Характерен диалог Ольги и Святослава, резко отличающийся по стилю от обрамляющих его комментариев и нравоучений редактора XI века:

- Я, сын мой, бога познала и радуюсь. Если ты познаешь, и радоваться начнешь.

- Как я захочу иной закон приять один? А дружина моя сему смеяться начнут!

- Если ты крестишься, все возымеют то же сотворить!