Римский перевод после классической эпохи

В первые века нашей эры воззрения на перевод не претерпели сколько‑нибудь существенных изменений. Установка преимущественно на вольное переложение подлинника явственно отражается в утверждении упомянутого выше Марка Фабия Квинтилиана, который в своем труде «О воспитании оратора» указывал, что перевод должен содержать не просто парафразу оригинала, а своеобразное состязание с ним при сохранении содержания. Об образовательной ценности занятий переводом говорил в одном из писем и другой видный деятель римской культуры императорской эпохи Гай Плиний Цецилий Секунд, известный как Плиний Младший (61 или 62 – около 114): «Полезно… – и это советуют многие, – переводить или с греческого на латинский или с латинского на греческий: благодаря упражнениям этого рода вырабатываются точность и блеск в словоупотреблении, обилие фигур, сила изложения, а кроме того, вследствие подражания лучшим образцам, и сходная изобретательность; вместе с тем то, что ускользнуло от читателя, не может укрыться от переводчика. От этого приобретается тонкость понимания и правильное суждение»[14].

В области литературного перевода следует упомянуть прежде всего деятельность баснописца Федра, раба, а затем вольноотпущенника императора Августа. Разумеется, говорить о переводе здесь можно лишь с большой долей условности. Созданные им пять сборников «Эзоповых басен» включали не только изложенные латинскими стихами сюжеты греческих басен, приписывавшихся легендарному Эзопу, но и самостоятельные произведения. Позднее, уже в V в., Авианом была осуществлена стихотворная передача басен древнегреческого поэта Бабрия, жившего на рубеже I–II вв. н. э., с указанием, что латинская версия представляет собой поэтическую обработку того, что раньше уже было воспроизведено прозой.

Своеобразное стремление использовать иноязычный сюжет с целью пропаганды римской экспансии на Востоке характеризует деятельность Валерия Флакка (умер около 90 г.). Обратившись к поэме «Аргонавтика» греческого поэта III в. до н. э. Аполлония Родосского (один раз уже переданной по‑латински Варроном Атацинским)[15], он самым существенным образом изменил характер главного героя, превратив робкого и коварного Язона в храброго и надменного витязя, олицетворяющего собой тип настоящего римлянина в его лучших и худших чертах.

Достаточно разнообразна картина переводческой деятельности последних веков существования Римской империи. К ней обращался виднейший поэт IV в. Децим Магн Авсоний (около 310–395), оставивший несколько переводов греческих авторов, которые достаточно полно передают соответствующие оригиналы. Из прозаических переводов можно упомянуть греческие романы III–IV вв. н. э.: «Деяния Александра», героем которого был Александр Македонский (в средние века это произведение пользовалось большой популярностью и было переведено на многие языки), и «История Аполлония, царя Тирского». С другой стороны, получают распространение и различные переводческие мистификации. В этом случае произведению мог намеренно приписываться переводной характер, как это имело место, например, в относящемся к III–IV вв. сборнику басен «Ромул», который выдавался в предисловии за перевод басен Эзопа, хотя опирался исключительно на латинские источники. Вместе с тем история передачи на латинский язык памятников, действительно связанных в той или иной степени с греческими оригиналами, могла дополняться подробностями явно вымышленного характера. Именно так обстояло дело с двумя произведениями повествовательной литературы III–IV вв. н. э. – «Дневником Троянской войны» и «Историей падения Трои». О первой сообщалось, что она первоначально была написана на финикийском языке неким Диктисом – участником троянского похода, найдена в его могиле при императоре Нероне и переведена по приказанию последнего на греческий, а затем неким Луцием Септимием – на латинский язык. Рукопись же второго произведения якобы обнаружил в Афинах известный историк I в. до н. э. Корнелий Непот, который перевел ее на латинский язык, ничего не изменив.

В области перевода философской и научной прозы особое значение имела деятельность Аниция Манлия Торквата Северина Боэция (около 480–524), жизнь и деятельность которого протекали уже после падения Западной Римской империи при дворе остготского короля Теодориха, по приказу которого он впоследствии был казнен.

Именно Боэций стал как бы соединительным звеном между античностью и средневековьем, переводя на латинский язык такие произведения греческих авторов, как логические труды Аристотеля «Об истолковании» («Герменевтика») и «Категории» с «Введением» Порфирия, первые четыре книги Евклида (хотя и без доказательств) и «Основания арифметики» Никомаха (последняя версия представляла собой пересказ), снабдив их своими комментариями, оказавшими громадное влияние на дальнейшее развитие философской мысли в Западной Европе. Характерно, что, формулируя принципы, которыми он руководствовался в своей работе, Боэций счел необходимым прежде всего решительно отмежеваться от преобладавшей в римской античности традиции вольного обращения с подлинником: «Боюсь, что я приму на себя вину “верного переводчика” (в оригинале – fidus interpres, т. е. аллюзия на упомянутое выше высказывание Горация. – Л.Н., Г.Х.), ибо передал текст… слово в слово. Причина этому та, что в трудах, в которых ищут познания вещей, должна быть выражена не изящная красота речи, а не подвергшаяся искажениям истина»[16].

Переводческая деятельность Боэция получила высокую оценку со стороны его младшего современника Магна Аврелия Кассиодора Сенатора (490?–575?), которого как и Боэция часто называют «последним римляном». «Какие бы науки и искусства ни создала силами своих мужей красноречивая Греция, – обращался он к последнему, – все их Рим принял от тебя одного. Все их ты сделал ясными посредством отменных слов, прозрачными – посредством точной речи, так что они предпочли бы твое произведение своему, если бы имели возможность сравнить свой труд с твоим»[17]. Сам Кассиодор (занимавший, как и Боэций, высокие государственные посты) был организатором и активным участником перевода на латинский язык сочинений Иосифа Флавия.