Автобиография, как отражение альтруистической трансформации Питирима Сорокина

 

В

 многочисленных работах, анализирующих научное творчество Питирима Сорокина, его автобиография, как правило, остается вне интерпретаций смены его философской парадигмы. «Долгий путь», вышедший в свет в 1963 году в США, воспринимается многими исследователями, в том числе и биографами, только как классическое мемуарное произведение. Однако автобиографию Питирима Сорокина вряд ли можно отнести к историческим мемуарам, хотя перечень исторических фактов в тексте огромен. Кроме того, автор был непосредственным участником переломных в отечественной истории событий. Было бы также недостаточным определить «Долгий путь» как научные мемуары, несмотря на то, что здесь Сорокин дает детальную характеристику практически всем своим работам. В автобиографии нашли отражение научные дискуссии, во многом определившие развитие современной отечественной и американской социологии. С моей точки зрения, интерпретация «Долгого пути» как научного исследования, в котором Сорокин анализирует трансформацию своего мировоззрения и свою личную историю, основываясь на постулатах поздней концепции «созидательного альтруизма», открывает новые возможности более глубоко понимания книги и Сорокина-ученого.

Как известно, в работах позднего периода, связанных с деятельностью центра по изучению альтруистической любви, Сорокин разрабатывает основные положения концепции, которая призвана предложить пути выхода из мирового кризиса. Отчаявшись найти в традиционных социологических теориях рецепты спасения от того апокалипсиса, к которому движется общество, Сорокин, предлагает теорию альтруистической любви как образец общественного механизма, противостоящего силам разрушения и зла. Будучи социальным психологом и классическим социологом, он представляет систему доказательств своего открытия, переплетая наблюдения и эксперименты в референтных группах с контент-анализом обширных статистических данных и обобщением исторических фактов. Однако, что любопытно, несмотря на глубоко личностный, индивидуализированный характер самой концепции, Сорокин остается вне предмета исследования. В этом смысле автобиографию можно рассматривать как научный труд, в котором Сорокин исследует в качестве объекта самого себя.

Значение альтруистической любви, типы и пути формирования альтруистической личности, закон поляризации и другие аспекты концепции созидательного альтруизма выстраивают автобиографическое повествование вокруг центрального вопроса, а именно, в какой мере жизнь самого автора может быть объяснена предложенной им теорией. Поэтому исторические факты, события личной жизни, трансформация научных взглядов переплетены в автобиографии воедино как своего рода магический шар, вглядываясь в который Сорокин пытается определить, является ли он сам альтруистической личностью, каким образом созидательная любовь вела его сквозь немыслимые жизненные испытания, что формировало его собственную морально-этическую систему, называемую интегрализмом.

Рассуждая о типах альтруистической трансформации, Сорокин выделяет три типа. Первый тип — «удачливых», «которые с раннего детства проявляют очень скромное эго, удачно интегрированный ряд моральных ценностей и правильно выбранные социальные ассоциации с добродетельными людьми и группами. Подобно траве растут они в своем альтруистическом творчестве без всяких кризисов, катастроф и мучительных обращений». Второй тип — «катастрофические», или «поздние» альтруисты, чья жизнь разделяется на два периода: доальтруистический, предшествующий их обращению, второй период, следующий за полной трансформацией личности, подготовленной дезинтеграцией их эго, ценностей и групповых аффилиаций и ускоренной катастрофами. Наконец, «промежуточные» альтруисты, которые находятся в постоянном поиске морального совершенства. «Этими тремя путями, — отмечает Сорокин, — значительная часть современного человечества движется к «позитивной моральной поляризации», необходимой для противостояния деструктивному процессу деморализации, или «негативной поляризации» другой части человечества» [2. C. 317].

То, что Сорокин относит себя к альтруистическим личностям, не вызывает сомнения. Неясным остается то, как Сорокин определяет свою альтруистическую трансформацию, исходя из предложенной им типологии. Каких-либо прямых рассуждений на этот счет в автобиографии нет. В то же время возможно реконструировать самооценку Сорокина по характеру представления событий, комментариям, оценкам, которые автор дает, продвигаясь по «долгому пути». Прежде всего важно отметить сходство между завершающим выводом в автобиографии, заключением «Страничек из русского дневника» и основной идеей концепции созидательного альтруизма.

«Что бы не случилось, я знаю теперь три вещи, которые останутся в моей памяти и сердце навсегда. Жизнь, даже самая тяжелая, — это самое драгоценное сокровище в мире. Следование долгу — другое сокровище, делающее жизнь счастливой и дающее душе силы не изменять своим идеалам. Третья вещь, которую я познал, заключается в том, что жестокость, ненависть и несправедливость не могут и никогда не сумеют создать ничего вечного ни в интеллектуальном, ни в нравственном, ни в материальном отношении» [8. С.197].

Постоянно обращаясь к этому тезису как своему основному мировоззренческому принципу, Сорокин, по всей видимости, относит себя к «переходному» типу альтруистов, то есть тех, кто находится в постоянном поиске морального совершенства. В то же время альтруистическая трансформация имеет для него четкие временные и событийные границы, определяемые российским периодом жизни. Именно в этот период формируется его морально-этическое кредо, выраженное на страничках русского дневника и как рефрен повторенное в заключительных строках автобиографии 40 лет спустя. Период же эмиграции, в смысле формирования альтруистической личности, — это период утверждения, рефлексии и развития уже сформировавшихся мировоззренческих принципов. Конкретным воплощением этих принципов, как известно, стал интегрализм, который Сорокин развивал за пределами России в различных концепциях и теориях всю оставшуюся жизнь. Поэтому для понимания того, как Сорокин видит себя в системе созданной им концепции созидательного альтруизма, особенно важны первые части автобиографии, где он детально исследует, как формировалось «сорокинское эго».

Хотя хронологически автобиография начинается с описания ранних лет, характер представления событий подчинен в книге тезису о типах альтруистической трансформации и трем постулатам, которыми завершается российский период жизни Сорокина. Как уже отмечалось, согласно положению концепции созидательного альтруизма Сорокин должен был бы отнести себя к альтруистам кризисного типа, поскольку революционный кризис окончательно сформировал его морально-этические принципы. Однако Сорокин показывает, что смысл альтруистической трансформации для него являлся возвращением и восстановлением тех нравственных императивов, которые были забыты в ходе поисков собственного предназначения в период революционного романтизма, и поэтому он отличался от типа личности, характерного для «кризисных» альтруистов.

Описание детских и юношеских лет, социокультурной среды Коми несет исключительную важную смысловую нагрузку в контексте теории созидательного альтруизма. Величественная природа, «не испорченная цивилизацией», образованность, сочетающаяся с религиозностью и веротерпимостью крестьянского населения Коми, община как образ идеального социального и политического устройства, лишенного социального и классового неравенства, — все это не просто общая характеристика народонаселения, обычаев, верований, традиций, это — составные части социокультурной среды, необходимой, с точки зрения Сорокина, для формирования альтруистического человека. «Воспитываясь в такой социальной среде, — отмечает Сорокин, — я естественным образом впитывал бытующие в ней верования, моральные нормы и нравственные принципы: дух независимости, справедливости, уверенности в себе и взаимопомощи» [8. C.15].

Аналогичную функциональную нагрузку имеет описание семьи Питирима Сорокина: отца, матери, братьев, тети Анисьи. В этом описании, как и в других работах, связанных с концепцией альтруистической любви, Сорокин в очередной раз вступает в полемику с фрейдистской интерпретацией личности. Ранняя потеря матери, пьянство отца, физические лишения, выпавшие на долю странствующих братьев, — это набор параметров, которые с позиции фрейдизма закладывают основы для асоциального поведения. По классификации самого Сорокина они также относятся к негативным в процессе формирования альтруистической личности. Однако Сорокин целенаправленно акцентирует внимание на этих фактах биографии. С одной стороны, на примере своей семьи он демонстрирует непродуктивность редуцирования поведения человека к упрощенной модели «тирана-отца» во фрейдистской традиции. С другой стороны, Сорокин показывает роль семьи как коллектива, внутри которого возможно перераспределение семейных ролей и формирование альтруистических ценностей. Так, материнская любовь — чувство, без которого невозможна альтруистическая трансформация, была привнесена в его жизнь тетей Анисьей. Отец, несмотря на вспышки гнева, тем не менее являлся для братьев примером христианских добродетелей. Физические лишения и скитальческий образ жизни компенсировались нравственной чистотой и взаимной поддержкой между братьями. Поэтому, определяя тип семьи, в которой проходило его формирование, Сорокин заключает, что «…наша семья была хорошим гармоничным коллективом, связанным воедино теплой взаимной любовью, общими радостями и печалями и богоугодным творческим трудом» [8. C.20].

Следует отметить, что чувства дружеской солидарности, взаимоподдержки, семейной любви и преданности проходят красной нитью через всю автобиографию. Теплые отношения с семьей Калистрата Жакова в Петербурге, поддержка американской профессуры в первые годы эмиграции, семьи Ростовцевых и Кусевицких как неотъемлемая часть жизни Сорокина в Кембридже, наконец, описание семейного счастья и благополучия вполне очевидно носят характер перенесения положений созидательного альтруизма на события собственной жизни.

Начальный период своей альтруистической трансформации Сорокин определяет в классификации созидательного альтруизма, как тип «удачливого альтруиста». Сорокин подчеркивает, что моральные заповеди христианства, особенно Нагорная проповедь, решающим образом обусловили нравственные ценности не только в молодости, но и на всю жизнь. Под этим углом зрения описываются события раннего периода в автобиографии. Однако в дальнейшем эти ценности подвергаются серьезным испытаниям и поэтому Сорокин более склоняется к тем, кто претерпевает альтруистическую трансформацию в поисках морального совершенства.

Антитезой гармоничному миру северной деревни Сорокин представляет городскую культуру, урбанизацию, которая с позиции созидательного альтруизма является разрушительным началом. Противопоставление городского мещанства и духовных ценностей крестьян, ежедневной рутины заводского рабочего и разнообразия жизни мирянина в сельской общине, городского декаданса и эстетической гармонии народной культуры постоянно сопровождает автобиографическое повествование. Именно в этом контексте Сорокин рассматривает очередной этап своей альтруистической трансформации. Переезд в город и вхождение в урбанистический мир он определяет, как первый мировоззренческий кризис: «…бесконфликтная и упорядоченная реальность …грубо разбита при соприкосновении с урбанистической цивилизацией» [8. C.41]. В то же время даже новое мировоззрение, которое Сорокин называет «научным, позитивистским и прогрессивно оптимистическим», не уничтожило заложенных ранее нравственных основ. Наоборот, с точки зрения Сорокина, эти основы помогают ему сохраниться как формирующейся альтруистической личности в разрушительном мире города и отделить псевдоценности от истинных ценностей, хранителем которых также выступает городская культура. Интересно, однако, что петербургский период юношеской активности, интенсивного образования, научных исследований и бурной политической деятельности Сорокин на склоне лет оценит весьма скептически и сравнит себя молодого с «теленком, смотрящим на мир сквозь розовые очки» [8. C.76].

Период революции и гражданской войны является завершающим в альтруистической трансформации Сорокина. Характеристика этого периода в автобиографии складывается из двух идейных течений. С одной стороны, Сорокин рассматривает это время как второй мировоззренческий кризис, разрушение революционно-романтических иллюзий. С другой стороны, в период кризиса происходит дальнейшее укрепление альтруистических начал его личности, которые не только помогают выжить в маргинальных ситуациях, но и способствуют мировоззренческому переосмыслению.

С позиций созидательного альтруизма часть автобиографии, связанная с участием Сорокина в революции и гражданской войне, иллюстрирует другое положение теории созидательного альтруизма — закон моральной и религиозной поляризации в период катастроф. В противоположность утверждению Фрейда, что бедствия и разочарования порождают только агрессию, и в противоположность расхожему утверждению о том, что мы учимся, страдая, что страдания и катастрофы ведут к моральному и духовному облагораживанию, закон поляризации признает возможность и того, и другого морально-этического следствия, обуславливая ее типом личности. Однако, что особенно важно, Сорокин подчеркивает момент поляризации, то есть жесткого разделения в обществе в период социальных потрясений не только по классовым, религиозным, этническим различиям, но и на более глубоком уровне индивидуального и общественного сознания. Общественные катаклизмы высвобождают в человеке и в обществе агрессивные начала и в то же время раскрывают возможности проявления истинного альтруизма. Эти теоретические положения Сорокин экстраполирует на себя, оказавшись в эпицентре революционных событий, и отражает их в автобиографии.

Прежде всего, саму революцию он рассматривает как некую обезличенную стихию, чудовище, пожирающее людей, где большевики не столько управляют стихией, сколько становятся заложниками, служителями чудовища, до конца не осознавая страшных последствий социального эксперимента, который они начали. Не случайно названия глав, относящихся к этому периоду, носят апокалиптический обезличенный характер: «катастрофа», «свет и тень», «агония», «трагедия», «хаос», «жизнь в царстве смерти», «в логове у чудовища» и т.д.

Что же разбудила катастрофа в самом Сорокине? Прежде всего, неприемлемость для себя политической власти и оценка ее как аморальной. Политика как сфера, в которой разрушаются нравственные принципы и духовные ценности, власть, порождающая двойную мораль; властные элиты, ведущие мир к катастрофе, — эти выводы делает Сорокин в работах позднего периода. В автобиографии же эти выводы вплетены в ткань исторического повествования и вытекают из личного опыта участия в политической деятельности. Оглядываясь в прошлое, Сорокин в сердцах восклицает: «Если бы в 1915 — 1917 годах я придерживался мнения, что западные правительства так же циничны, хищны, по-макиавеллиевски лживы, недальновидны и эгоистичны, как и все остальные, включая и советское, я, вероятно, присоединился бы к интернационалистам» [8. C.101]. Сорокинский тезис о разрушающем воздействии власти на личность прослеживается и в том, как он характеризует своих бывших коллег по студенческим политическим дискуссиям, оказавшихся среди большевистского руководства.

Отказ от политической деятельности стал жизненно важным шагом для Сорокина. Этот шаг, в смысле нравственной поляризации, дал ему возможность перейти на положительный полюс шкалы нравственной поляризации.[11] Смена системы ценностей, безусловно, не единомоментный акт, тем не менее, как отмечал сам Сорокин, именно «интуитивная вспышка выявляет центральную, или наиболее существенную созидательную ценность»[2. C.38].

Такой вспышкой, или биографическим эпизодом в жизни Сорокина можно считать его арест в Великом Устюге и дни, проведенные в ожидании исполнения смертного приговора. Хроникально воспроизводя эти события, Сорокин анализирует свое поведение и как бы сталкивает два мировоззрения: одно научно-позитивистское, способное разложить на части ощущения смертника и объяснить свое состояние инстинктом самосохранения и физиологическими процессами организма, и другое, еще только формирующееся, говорящее о том, что есть в человеке то, что не поддается обычному рациональному научному анализу. Один Сорокин анализирует собственные психофизиологические процессы и делает хронометраж движений по камере; другой Сорокин прорывается совсем не научным откровением «Я просто хочу жить!» [8. С.165]. Жизнь как самое драгоценное сокровище, любовь — энергия этой жизни и ненависть — основная угроза главной человеческой ценности — вошли в Сорокина в этой экзистенциональной ситуации и стали его путеводной звездой навсегда.

Описания последних лет в России, хотя и основываются на дневниковых записях, полны размышлений «позднего» Сорокина о действии закона нравственной поляризации в период катастроф. Рост суицида, так же как насильственного истреблении людей, — неизменные спутники общественных катаклизмов и индикаторы «негативной поляризации», для Сорокина ассоциируются со смертью близких: повесился профессор Хвостов, профессор Иностранцев принял цианистый калий, профессор Розенблат покончил жизнь самоубийством, покончил с собой учитель и наставник Сорокина профессор Петражицкий. Трагедия ближних, бессмысленная нелепая смерть окружающих его людей, тысячи умерших от голода, увиденных Сорокиным во время поволжской экспедиции, и в то же время проявления героизма и высшего духа, — такова среда, в которой совершается альтруистическая трансформация самого Сорокина.

Но среди хаоса и разрушения Сорокин находит в окружающем мире то, что, сохраняя гармонию и совершенство, напоминает об истинных ценностях. Удивительно нежное и лирическое отношение Сорокина к природе, постоянно проявляющееся на страницах автобиографии, безусловно, говорит о значении, которое придавал ей Сорокин в формировании альтруистического эго и мировоззрения интегрализма. Сорокин как бы вбирает из природного мира гармонию, утерянную в мире социальном. Среди описаний жестокости и крови гражданской войны, описание скитаний в лесах, в поисках спасения от преследований большевиков, звучат настоящим лирическим диссонансом. Хотя вряд ли эту лиричность можно отнести к Сорокину-литератору. Как ученый, Сорокин отмечает функциональность этой природной гармонии в переосмыслении истинных и мнимых ценностей. «Во время моих лесных размышлений, — отмечает он, — я избавился от многих иллюзий и красивых мечтаний, в реальность которых когда-то верил» [8. C.156].

Таким образом, пережив два мировоззренческих кризиса, Сорокин укрепляется в осознании правильности нравственной системы, в которой начинался его долгий путь. Этот процесс он и определяет как альтруистическую трансформацию.

Покидая раздираемую кризисом Россию, Сорокин прошел через испытания, которые взрастили в нем ученого, научное творчество которого неотъемлемо от нравственных императивов, заложенных и сформировавшихся в российской культуре. Эмиграция принесла Сорокину восстановление утерянной гармонии природы, любимого дела, семейного счастья, но не избавила от видения нравственного несовершенства окружающего его мира.

Автобиография Сорокина — глубоко полифоническое произведение, где нашли отражение практически все его научные гипотезы и открытия. Концепция созидательного альтруизма в этом смысле одна из многих, однако именно она объясняет формирование его как личности, приоткрывает завесу над тайной феномена Сорокина, которую еще только предстоит разгадать.

 

БИБЛИОГРАФИЯ

â Сорокин П.А. Долгий путь. Сыктывкар, 1991.

â Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. Наука, Москва, 1997.

â Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Altruistic love; a study of American «good neighbors» and Christian saints. — Boston, Beacon Press, 1950.

â 4.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Explorations in altruistic love and behavior a symposium/ edited by Pitirim A. Sorokin. — New York: Kraus Reprint, 1970, c1950.

â 5.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Explorations in altruistic love and behavior: a symposium / edited by Pitirim A. Sorokin. — Boston, Beacon Press, 1950.

â 6.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Forms and techniques of altruistic and spiritual growth: a symposium / editied by Pitirim A.Sorokin. — Boston: Beacon Press, c1954.

â 7. Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Leaves from a Russian diary, and thirty years after. — Enl. ed. — Boston, Beacon Press, 1950.

â 8. Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, A long journey; the autobiography of Pitirim A. Sorokin. — New Haven, Conn., College and University Press [1963].

 

 

Лукинов И.И.,

академик РАН и НАНУ,