Основания посторганической теории общества

 

П

осторганическая теория общества (социальная органика) является ответом на кардинальные изменения социокультурной реальности, происходящие в мире в последние десятилетия, и предлагает познавательные средства, которые отражают новые культурные требования научной деятельности. Взаимосвязь научного познания и социокультурной трансформации оказывается все более очевидной: существовавшее с XIX века общество становится радикально другим. А.Турен указывает, что как целостный объект социального познания оно перестает существовать: общество отделяется от государства (системы) и в то же время отрывается от всеобщих культурных оснований, не поспевает за культурой, которая испытывает сегодня быстрые и крутые изменения [1]. Естественно, что и представления о социальном порядке как основной категории теории общества после завершения эпохи модерна переосмысливаются уже с иных позиций: невозможным становится мыслить социальный порядок тотальным и гомеостатичным. Именно поэтому понятие «общества» все чаще заменяется понятием «социальности» или Gemeinschaft в его изначальном смысле. В области научной эпистемологии социальная мысль кристаллизуется в рамках постнеклассической рациональности — новой парадигмы познания. Последняя учитывает «соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами» [2]. Для социальной теории это означает, что мы должны найти ответ на вопрос: «Возможно ли существование социально фундированной истины, которая одновременно могла бы приносить пользу людям и в то же время обладать конвенциональной достоверностью… и, если да, то как мы можем достигнуть этого?» [3]. Социальная органика пытается наметить пути к достижению этого идеала.

Посторганическая теория общества (ПТО) исторически возникает как четвертый этап развития научных представлений о человеческих обществах. Среди предшествующих этапов мы будем выделять: 1) социальный органицизм (О.Конт, Г.Спенсер, Р.Вормс, А.Шеффле); 2) теория социальных систем (К.Маркс, Э.Дюркгейм, П.Сорокин, Т.Парсонс, Р.Мертон, Н.Луман, Ю.Хабермас); 3) синергетический (социокибернетический) подход (И.Пригожин, Г.Николис, И.Стенгерс, В.Вайдлих, Ф.Гейер).

С другой стороны, для нас имеют важное значение такие знаковые фигуры социальной мысли, как М.Вебер, А.Шюц, Б.Вальденфельс, П.Бурдье, Э.Гидденс.

Как видно из названия, ПТО питает свои корни из органистической теории общества, в наиболее развитой форме представленной в концепции Г.Спенсера. Проводя ряд аналогий между обществом и организмом, Г.Спенсер выделяет несколько специфических ограничений в познании «общественного сверхорганизма»: 1) все элементы общества, люди, обладают сознанием и целенаправленностью, поэтому символические связи имеют первостепенное значение; социальные чувства гораздо важнее функций власти или внешнего авторитета; 2) общество — это, по сути, розлитое самосознание, т.е. не элементы зависят от целого, а целое в большей степени зависит от элементов; 3) у общества отсутствует четкая структура («форма») в силу автономности элементов, подвижности его различных «частей», нежесткости функционального разделения. При этом социальный организм действует не в пустоте, а во взаимодействии со средой, в которую Г.Спенсер включал не только естественные природные условия, но также социокультурное окружение и другие социальные организмы [4]. Таким образом, несмотря на характерный эволюционизм и функционализм в описании, общество, наверное, впервые обретает черты когнитивной и открытой системы. Различение «системы» и «среды» было окончательно зафиксировано впоследствии Т.Парсонсом и Н.Луманом. Однако, в отличие от этих мыслителей, ПТО концептуализирует не понятие системы или организма, а понятие среды: не система (организм) отделяется от среды и становится тотальной, а среда порождает и включает как системные, так и несистемные объекты. Это есть спенсеровская социокультурная среда, в которой культура и поведение органично взаимосвязаны в рамках конкретно-исторической практики людей. Такой подход отвечает постнеклассическому идеалу науки, поскольку позволяет естественно разрешить классическое противоречие социальной теории — противоречие между общественным идеалом (спенсеровское «не люди ради общества, а общество ради людей») и необходимостью рассматривать общество как «особое бытие». Среда — это и есть та «социальность», в которой Г.Спенсер и другие хотели увидеть «общество», но которая концептуально снимает с социального познания шоры классической эпистемологии — дихотомии реализма-номинализма, холизма-атомизма, историцизма-сингуляризма.

Теория социальных систем претерпела значительную эволюцию в течение своей вековой истории, начиная с К.Маркса и Э.Дюркгейма и заканчивая Н.Луманом и Ю.Хабермасом. Не имея возможности подробно описывать эту историю, нам важно показать принципиальные ограничения и следствия применения системных категорий к познанию общества: 1) общество мыслится как тотальная система социального порядка, т.е. система, стремящаяся к максимальной адаптации и достижению внутреннего равновесия за счет подчинения элементов целому и подавления случайных флуктуаций; 2) в силу собственного социологизма (когда исходными понятиями выступают «структуры», социальные отношения по поводу предметов, а не сами предметы) в системном подходе получает обоснование репрессивный характер отношений системы и ее частей, в т.ч. индивидов, эволюция мыслится как развитие репрессивных по своей природе структур; 3) рациональное преобразование общества на основе экстраполяции системной логики на историческую реальность оказывается невозможным, т.к. вмешательство в социальное пространство ведет не к рационализации социальных отношений, а к увеличению непредвиденных последствий и непредсказуемости будущего развития. В целом онтологизация понятия социальной системы вела к искажению реальной социальной среды, в которой не находилось места актуальному человеческому присутствию. «Реификация, — пишут П.Бергер и Т.Лукман, указывая на системный фундаментализм, — это представление человеческих явлений как вещей, т.е. в не-человеческих и над-человеческих терминах… Реифицированный мир воспринимается человеком как странная фактичность, реальные отношения между человеком и миром … переворачиваются» [5].

Одновременно сторонником и критиком системного подхода был в свое время и П.Сорокин. В рукописи «Историческая необходимость» он настаивал на том, что подлинным творцом истории всегда был только человек, исторические законы он определял через связь человеческих свойств и потребностей. Более того, история осуществляется не только как коллективное, но и индивидуальное стремление к идеалам Правды, Истины и Красоты [6]. Антифундаменталистские взгляды П.Сорокина привели его к еще двум важнейшим выводам. Во-первых, П.Сорокиным была открыта решающая роль энергетического потенциала культуры как фактора социального и индивидуального развития, при этом значение имеет позитивный или негативный заряд ценностных ориентаций: «…альтруизация индивидов, институтов и культуры является необходимым условием для предотвращения новых войн и смягчения межличностных и межгрупповых раздоров» [7]. Во-вторых, анализ социокультурной динамики дал П.Сорокину основание утверждать, что культура развивается по некоторым внутренним, имманентным законам, которые он назвал «принципом самодетерминации». В концепции «бесцельных исторических флуктуаций» П.Сорокин одним из первых развенчивает миф системной теории об исторической закономерности социального прогресса. Он отказывается от внеисторического детерминизма (историцизма), указывая на конкретность и случайность факторов социального развития (в частности, рост научного знания), и пишет, что общеисторические тенденции «в направлении к раю процветания или аду нищеты» не подтверждаются фактами и возможно лишь говорить о «ненаправленном цикле истории» [6. C.351].Таким образом, П.Сорокин сделал первые шаги от классических системных представлений в сторону нелинейной динамики, идеи которой были развиты в 70-80-х годах в рамках синергетического подхода.

Отличие синергетического подхода состоит в переходе от исследования простых систем к сложным, от закрытых к открытым, от линейности к нелинейности, от рассмотрения равновесия и процессов вблизи равновесия к делокализациии и нестабильности. Главное понятие в синергетике — «нелинейность» — связывается, по И.Пригожину, прежде всего с бифуркациями при изменении констант среды [8]. Эволюция макроскопических параметров в таких системах, как общество, объясняется нелинейными микроскопическими интеракциями субъектов деятельности (индивидов, социальных групп). Социальный порядок, оказывается, можно интерпретировать с помощью аттракторов фазовых переходов, что указывает на то, что без процессов спонтанной самоорганизации, т.е. хаоса, невозможно никакое развитие. Синергетическое проектирование строится на выделении трех основных компонентов: 1) учитывая общие тенденции развертывания процессов в целостных системах. Поскольку речь идет о сложных и диссипативных (открытых и неустойчивых) объектах, на первый план опять выдвигается понятие «среды». Среда определяется как «некое единое начало, выступающее как носитель различных форм будущей организации, как поле неоднозначных путей развития» [9]. При этом структуры описываются в категориях становления, другими словами, это не что иное, как локализованные в определенных участках среды процессы; 2) направление или «цели» процессов развития (аттракторов). В синергетике впервые утверждается, что будущее состояние среды реально формирует и изменяет ее наличное состояние. Это означает и то, что имеющееся поле возможностей организуется не сугубо хаотически, но детерминируется всем ходом развития, т.е. данный спектр альтернатив задан, исходя из движения начальных параметров порядка, которые, в свою очередь, определяются участием субъектов. Другими словами, это 3) преследуемый человеком идеал. Коллективное взаимодействие людей является источником синергетического эффекта — центрального события в появлении сложного. В то же время хаос разобщенности и разнонаправленности на микроуровне может разрушительно сказываться на свойствах среды как сферы сосуществования. Таким образом, условием для всякой совместной деятельности и основанием успешного развития в сложноорганизованном мире является когерентность диспозиционных ориентаций, т.е. представлений о будущем.

Эпистемологически освоение наукой сложных, развивающихся и в то же время человекообразных систем стирает прежние границы между методологией естественнонаучного и гуманитарного познания. Системный подход во многом унаследовал идеал позитивистский науки, выраженный в принципе монологического описания («наблюдения») объекта, когда предмет познания сводится к выявлению и объяснению закономерных связей и структур. В отличие от этого синергетика указывает на невозможность описания «извне». Всякое познание с участием человека, будь это природа или общество, осуществляется как живой диалог, коммуникация. Сегодня, наконец, «пришло время нового содружества … между историей человека, человеческими обществами, истинным знанием о природе и умением его использовать» [8. C.431].

Таким образом, ПТО, конституируясь в рамках постнеклассической парадигмы, стремится к концептуализации следующих представлений

В области онтологии. Новая научная картина мира строится на основе: а) идеи социокультурной среды, исторической реальности социальной практики людей. «Среда» позволяет органично связать культуру и поведение, судьбу и историю, микро- и макроописания. Основанием для такой связи служит рассмотрение процессов институционализации-деинституционализации с точки зрения повседневных и неповседневных сторон социальной практики; б) идеи антропоцентризма, указывающей на то, что объективные формы бытия (экономика, государство, наука, искусство, религия) имеют человеческие истоки происхождения. Социальная практика понимается как предметная, преобразующая деятельность человека, направленная на осуществление человеческих потребностей, ценностей, целей, образов, идеалов. Мир человека или мир его культуры в горизонте практики предстает как предельно антропоцентрический потому, что движим и направляем человечески осмысленным будущим; в) идеи сложного мира, который развивается за счет коллективной самоорганизации людей в области транскоммуникативных отношений культура--поведение; г) идеи энергетизма, связанной с представлением о социальной (жизненной) энергии как важнейшем ресурсе выживания живого субъекта (индивида, сообщества) во времени. Энергия проистекает из стратегических концепций будущего, которые являются «виртуальным» местом культуры.

В области эпистемологии. Выдвижение принципа целостного познания, идеалы которого развивались в русской философии и были унаследованы П.Сорокиным. В «Социокультурной динамике» он, критикуя современный ему позитивизм за познавательную ограниченность, наделяет социолога способностями разумного (рационального), чувственного (понимающего) и интуитивного (металогического и метачувственного) познания [6. C.463-480]. Современные авторы также указывают, что для возрождения социологии необходимы «интуиция, обостренное восприятие социальной действительности, способность к фиксированию ассоциаций» [10]. Для нас важно, что познавательная предметность должна удовлетворять требованиям не только объяснения сущности явлений, но и понимания проблемной реальности субъектов с конечной целью адекватного включения науки в социальную практику людей. Развитие этого принципа означает необходимость учиться перемещаться между теоретическим анализом и практической деятельностью, направленной на улучшение социальной жизни и трансформацию социальных конфликтов.

В области аксиологии. Это отрицание научного партикуляризма и соответствующего ему принципа «свободы от ценностей» и утверждение аксиологического прагматизма, устанавливающего связь истины и блага. Аксиологическая нагруженность познания происходит из опыта диалога с миром. Взаимосвязь социальных ценностей и внутринаучных когнитивных факторов актуализирует междисциплинарные связи. Идеалом «полезного знания» становится «создание таких интеллектуальных и духовных условий, которые делают возможным появление новых субъектов, новых социальных движений, дебатов и споров в гражданском обществе» [11].

ЛИТЕРАТУРА

1. Турен А. Возвращение человека действующего. М., 1998.

2. Степин В.С. Смена типов научной рациональности // Синергетика и психология. Тексты. Вып.1. «Методологические вопросы». М.: «Союз», 1997. С.120.

3. Wallerstein I. Sociology and Useful Knowledge. Presidential Letter # 8, ISA, 23 Feb 1998.

4. История теоретической социологии. В 4-х т. Т.1. М.: «Канон»,1997. С.260-269.

5. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М..: Медиум, 1995. С.90.

6. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат,1992. С.513-521.

7. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука, 1997. С.227.

8. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.: Прогресс, 1986.

9. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение // Вопросы философии, 1992, № 12. С.6.

10. Социологические теории модерна, радикализованного модерна и постмодерна. (Научно-аналит. обзор). М.: ИНИОН,1996. С.56.

11. Touraine A. Sociology: From Systems to Actors. (A paper submitted for ISA Congress, Montreal, July 26-August 1,1998).

 

 

Сулим А.В.,

К.ф.н., доц.

Одесского государственного

экономического университета

КОНЦЕПЦИЯ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ САМООРГАНИЗАЦИИ
И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

 

И

зучая общество, исследователь находится в двойственном положении: с одной стороны, он сам есть ипостась социума, т.е. видит общественную жизнь «изнутри»; с другой, он стремится дистанцироваться от своей включенности в предмет исследования и посмотреть на общество «извне». Чисто позитивистский подход к учению об обществе выдвигает требование строго объективного знания, свободного от непроверяемых субъективных допущений. Однако социологи не могут ограничиться наблюдением внешнего поведения людей, но включают в свои учения также и субъективные аспекты человеческих действий. Заявляя о стремлении к строго объективному, основанному на эмпирических фактах знанию, социологи при попытках создать всеохватывающую теорию все же «соскальзывают» в философские построения, не могут обойтись без метафизических допущений. Так, несомненно, философский характер носит учение П.Сорокина о циклической смене социокультурных суперсистем [1]. Приводимые статистические материалы по сути призваны лишь придать большую убедительность тому, в чем автор, исходя из своего личного и политического опыта, глубоко убежден и без них.

Фундаментальное различие между естествознанием и обществоведением было осмыслено еще в XIX в. в учении неокантианцев. Если для наук о внешней предметности характерно объективирующее научное объяснение, предполагающее известную отстраненность от изучаемого предмета, то для наук о духе — понимание, эмоционально-смысловое вживание в явление, идентификация исследователя с исследуемым. Чтобы терминологически отделить объективное знание о внешних предметах природы от субъективных представлений человека о своей собственной надындивидуальной ипостаси, думается, в последнем случае лучше употреблять термин «учение», а в первом — «знание». Термин «учение» указывает на субъективность. Когда стремятся во что бы то ни стало отмежеваться от философии, подчеркивая, что социология — наука, то здесь скорее присутствует осознанное или неосознанное стремление придать убедительность и «принудительность» социологическим учениям, подобно тому, как безусловно принудительным характером обладает естественнонаучное знание. Однако то, что социологи вынуждены иметь дело с теоретическим плюрализмом, то, что они пытаются смириться с разными подходами, обозначая их как «различные методологии анализа», свидетельствует о том, что такая цель вряд ли достижима.

Научно-интеллектуальные поиски последних десятилетий обнаруживают также пути к размыванию и переосмыслению барьеров, разделяющих естественнонаучное и социогуманитарное знание. Так, системно-структурный подход, кибернетика, неравновесная термодинамика активно развивают идею унифицированного описания самых различных явлений, исходя из того, что схожесть принципов строения порождает сходные формы поведения соответствующих объектов, независимо от конкретной природы последних.

Одним из результатов исследований в этом направлении стали дополняющие друг друга концепции самоорганизации — функциональная [2; 3. С.6-37] и синергетическая [6; 7], вскрывшие инвариантные структурно-динамические основы активности и целесообразности, креативности и историчности систем самой различной природы.

Обнаружилось, что в основе творческого порыва, свойственного жизни, лежат сравнительно простые принципы организации: а) матрично опосредованное самовоспроизведение открытой метаболической системы, находящейся вдали от устойчивого равновесия; б) вариативность структур системы; в) функциональный отбор на основе самовоспроизведения, т.е. в отсутствие какого-либо «внешнего селектора» [2. С.30-34;3;4]. Данный механизм, реализовавшись в минимальной форме в первых живых организмах, выступил своеобразным генератором, селективным фактором и аккумулятором функционально-ценных «находок» — структур, действующих в направлении развития и поддержания жизни [3. С.6-37]. Он непрестанно переходит в новые и новые формы, усложняется, ветвится. Возникновение человека и общества, происшедшее в ходе эволюции этого механизма, не изменило основополагающих принципов функциональной самоорганизации (тогда бы жизни просто не стало).

Наряду с этим, в сфере физико-математических наук произошел важный прорыв, изменивший классические представления о линейном характере структурной эволюции в открытых сложных системах самой различной природы и оформившийся в общенаучную дисциплину — синергетику [6; 7]. Обнаружилось, что мир на всех уровнях есть активная среда, находящаяся в становлении, нелинейно (через бифуркации) переходящая из одного состояния в другое. В свете этого возникновение новых структур (в том числе и на уровне живом) предстает как установление нового типа согласованности в поведении субъединиц сложных систем, переход к новой стационарности через дестабилизацию прежнего стационарного состояния. Дарвиновским принципам варьирования и отбора в синергетике соответствует принцип упорядочения через флуктуации. Случайному характеру вариаций — случайный характер выбора системой в процессе неравновесного фазового перехода одной из нескольких структурных возможностей (аттракторов).

В биологических и социальных системах, наряду с присущими всем материальным объектам синергетическими принципами структурообразования, определяющую роль играют также функциональные закономерности. Здесь базовым селективным механизмом, наряду с динамическим равновесием, выступает циклическая самовоспроизводимость системы как целого. На основе этого непрекращающегося движения системы «к себе» строятся и изменяются все фиксированные селекторы (будь то определенные инстинкты, потребности, интересы, нормы и ценности, картины мира, социальные институты, знания), являющиеся «вторичными». Создаваемое вариативностью внутреннее давление структурных альтернатив и избирательная стабилизация последних в зависимости от их влияния на способность системы к самовоспроизведению определяют объективную устремленность самоорганизующихся систем за пределы сложившейся функциональной нормативности, своей идентичности [11. С.184].

На основе представлений о функциональной самоорганизации открываются определенные новые перспективы сближения методологических установок естествознания и обществоведения. Видение общественных процессов как проявлений функциональной самоорганизации позволяет в определенном смысле сочетать взгляд на эти процессы «изнутри» со взглядом «извне», индивидуализирующий подход с генерализирующим. Тем самым многие социальные явления могут быть осмыслены по-новому, становятся очевидными моменты, обычно ускользающие как от сугубо «культурцентристского», так и односторонне объективистского подходов. Это касается, в частности, вопросов о соотношении исторической необходимости и свободы, предсказуемости общественных изменений, проблемы становления новых социальных качеств, осмысления процессов функционирования знаний в социальной системе и др.

Здесь нужно сделать несколько оговорок. Речь идет вовсе не об уподоблении общества биологическому организму и также не об уподоблении его биологической популяции (виду), а о структурной аналогии между биологическими и социальными явлениями. В то же время такое структурное подобие не носит характера внешнего совпадения, а продукт генетического родства. Оно — результат того, что социальная жизнь есть не только нечто качественно новое (коллективное поведение сознательных существ), но также и продолжение живого.

Глубинный структурный механизм жизни — в конструктивном самовоспроизведении. Концепция функциональной самоорганизации, таким образом, есть выражение этой наиболее общей черты жизни. Но она также позволяет интегрировать в себе как взгляд на общество «изнутри», так и взгляд на общество «извне». Взглянуть по-настоящему на общество извне можно, только обратившись к тому, из чего выросло, продолжением чего является общество — к жизни на биологическом уровне.

В свете концепции функциональной самоорганизации иначе предстают многие аспекты жизни общества. Сомнительными выглядят различные концепции исторической необходимости, согласно которым общество эволюционирует к тому или иному предопределенному (и предсказуемому) финальному состоянию, некоторому объективно необходимому социальному порядку. Не обнаружены объективные критерии социального порядка, хотя в отношении физико-химических и даже биологических образований такие критерии найдены. В то же время принципы самоорганизации выступают дополнительным аргументом в пользу теорий многовариантности сценариев исторического развития, «открытости» будущего для свободного исторического творчества.

Иначе видится также и роль случайности в общественной жизни. Классический стиль мышления ориентируется на рассмотрение усредненных характеристик социальных систем, жесткое разделение факторов на существенные и несущественные. В свете же представлений о самоорганизации случай далеко не всегда «растворяется» (в конечном счете) в тенденции. Наоборот, в моменты исторической неустойчивости любой фактор может стать решающим, случайный прецедент может определить саму тенденцию, малая по сравнению с системным целым флуктуация может решительным образом изменить средние характеристики системы [11. С.46]. В ситуациях неустойчивости социальная система становится «сверхчувствительной» и может «подхватить» и превратить в устойчивую функциональную норму даже слабые структурные отклонения-флуктуации; разумеется, последние должны соответствовать одному из множества объективных системных аттракторов (и вовсе не обязательно, чтобы они были открыты для субъективности).

Важный вывод, следующий из представлений о функциональной самоорганизации, — требование более критического отношения к любым образам исторически необходимого и должного (т.е. к любым претензиям на объективное знание), осознание ограниченности познавательного оптимизма. Все такие образы, независимо от степени их рациональной (и эмпирической) обоснованности и субъективной значимости, оказываются лишь разновидностью системных вариаций, поисковых «нормо-гипотез». Их превращение в функциональные нормы, «удержание» их общественной жизнью возможно лишь на основе корреляции с объективными тенденциями самодвижения соответствующего социокультурного целого (носителя-субстанции функциональных норм). А это соответствие устанавливается лишь совокупным процессом самовоспроизведения этого целого. В частности, становится очевидным наличие структурно-организационных границ, за которыми всеохватывающие познавательные модели неизбежно «отрываются» от общественного целого, становятся по отношению к нему внешними и при попытках навязать их обществу силой превращаются в деструктивный фактор.

Это, в свою очередь, означает важность самоограничения субъекта познания и управления, оптимизации степени познавательного и управленческого вмешательства в ход общественных процессов. Такое самоограничение может выражаться в допущении и поддержании альтернативности с тем, чтобы в ходе социального отбора на всех фазах установления новых нормативных структур более непосредственно действовали все критерии, выражающие векторы самодвижения целого, в том числе и те, которые в данный момент «скрыты» от субъекта познания и управления.

В то же время осознание подчиненности социальной эволюции синергетическим закономерностям укрепляет уверенность в том, что именно сознательные волевые (т.е. субъективные) усилия людей, появление той или иной социальной концепции могут существенно повлиять на ход общественного развития. Очевидно, что, когда общество оказывается на развилке исторических путей, именно наличие волевой, решительной личности или группы (и соответствующего учения) может решить судьбу выбора в пользу одного из путей. Причем необходимым условием реализации соответствующей возможности является как раз внутренняя уверенность соответствующих субъектов в истинности своих знаний, воззрений, оправдывающая «подавление» альтернативных путей эволюции, устранение конкурентов и концентрацию общественных ресурсов в русло осуществления избранного варианта социального развития.

Тем самым ясно обнаруживается огромная роль в социальном познании оценочно-конструктивной компоненты. Социальное знание (прежде всего, всеохватывающие учения об обществе, как, например, марксизм) не есть отстраненная констатация положения вещей, а средство самодвижения социальной реальности. Именно субъект и его концепция зачастую выступают эпицентром растущей флуктуации. Соответственно, очевидной оказывается ограниченность чисто гносеологического подхода к субъекту социального познания как противостоящего объекту познания, а также к трактовке истины как объективной, не зависящей от субъекта.

В этом плане особый интерес представляет системный анализ парадоксальности социального познания и управления, связанный с наличием в обществе не только положительных обратных связей, но и связей саморефлексии. Эта особенность общественной жизни — дополнительный фактор нелинейности социокультурных трансформаций. Познавательные модели возможного и невозможного, должного и необходимого, формирующиеся в обществе, — органическая часть самой социальной реальности. Они не просто опосредуют реализацию уже «готовых» и открывшихся субъекту объективных векторов социальной селекции, не только отражают уже наличные возможности, но своим присутствием могут существенно менять характер последних, выступать актом их созидания и трансформации. Социогуманитарное познание должно рассматривать себя как активный фактор социальной жизни, стремиться учесть эффект своего собственного влияния на изучаемые явления.

Эта системная связь нашла отражение в концепции самоорганизующихся (реализующих и подавляющих себя) предсказаний [9; 10]. Согласно ей, формулировка и распространение в обществе идей, авторитетных теорий, прогнозов оказывает мобилизующее или, наоборот, «парализующее», «гипнотизирующее» воздействие на общественное сознание и подсознание, задавая стандарты восприятия реальности и трансформируя поведение людей. Тем самым прогнозы, а также социальные теории (ибо социальное знание выполняет и прогнозирующую функцию) зачастую действуют в направлении создания условий для утверждения своей собственной истинности или, наоборот, — ложности. Причем даже исходно ложные, т.е. не соответствующие объективному положению вещей взгляды могут в некотором роде сделать себя истинными. Поэтому неверно, например, рассматривать в качестве единственно правильного и оптимального варианта развития ту альтернативу, которая реализуется в данный момент, поскольку общество, приняв ее, начинает вкладывать в ее осуществление все ресурсы и тем самым обеспечивает ей преимущество по сравнению с другими возможностями, хотя объективно именно последним следовало бы отдать предпочтение [9. С. 86-87].

Разумеется, далеко не всякое знание-предвидение может самореализоваться или «разрушиться» через мобилизуемое им поведение. Для этого нужны объективные предпосылки. Например, публикация определенной теории может повлиять на психологию и поведение людей только в том случае, если она соответствует потребностям людей, уже сформировавшимся установкам и ожиданиям. Если объективной основы нет, то одних субъективных представлений вовсе недостаточно для того, чтобы вызвать некоторое общественное явление. Невозможно, скажем, произвольно «конструировать» поведение избирателей, потребителей, субъектов хозяйствования.

Однако важнейшая проблема социогуманитарного познания как раз и заключается в том, что наличие такой объективной основы можно выявить лишь «задним числом». Здесь принципиально невозможно провести достаточно четкую, однозначную границу между тем, что «можно сделать», и тем, с чем «нужно смириться». Социокультурная реальность всегда находится в становлении, грани между объектом и субъектом, между объективной истиной и субъективной конструкцией размыты. Субъект социального познания и управления не в состоянии устранить неопределенность относительно «водораздела» между объективной необходимостью и своими собственными возможностями изменить ситуацию (хотя и вынужден постоянно его устанавливать). Сказанное тем более справедливо для ситуаций социально-исторической неустойчивости. Это обстоятельство обычно используется в политической, экономической и прочих социальных играх для достижения личных или групповых целей. Например, в виде публикации результатов авторитетных социологических опросов с целью повлиять на поведение избирателей в ходе выборной кампании (референдума) или изменить в желаемом направлении поведение потребителей на рынке и пр.

Тем самым из концепции самоорганизации следует, с одной стороны, требование поддержания плюрализма социальных концепций и, следовательно, сохранение возможностей их спонтанной дифференциации (как проявление самодвижения целого), сужающее возможности переоценки отдельных социальных теорий, т.е. требование самоограничения отдельных субъектов познания и управления. С другой стороны, обосновывается необходимость высокой оценки каждым субъектом познания именно своей концепции, дифференцированный подход к альтернативам, подавление «конкурентов», поскольку чрезмерное ограничение, налагаемое на себя, может привести к самореализации пессимизма и утрате тем самым реальных возможностей. Компромиссом между этими требованиями представляется сохранение альтернатив в «рецессивном» состоянии — их «подавление» путем отодвижения на задний план при сохранении возможности их актуализации и усиления спонтанным самодвижением целого.

В этой связи, в частности, значительно больше внимания должно уделяться также вопросу об ответственности представителей социогуманитарных дисциплин за результаты того влияния на общественную жизнь, которое оказывают разработанные ими взгляды. Обычно, когда идет речь о социальной ответственности ученых, то говорится преимущественно об ответственности естествоиспытателей, создавших оружие массового уничтожения, методы клонирования организмов и т.д. Но не меньшая ответственность лежит также на обществоведах, разрабатывающих и распространяющих политические, философские, культурологические концепции и прогнозы относительно природы человека, человеческих отношений, тенденций общественного развития.

 

ЛИТЕРАТУРА

Сорокин П. А. Социокультурная динамика//Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. Пер. с англ. М., 1992. С.425-504.

Эйген М., Шустер П. Гиперцикл: Принципы самоорганизации макромолекул. М.,1982.

Принципы организации социальных систем: Теория и практика/Под ред. М.И.Сетрова. Киев - Одесса,1988.

Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход//Логика и рост научного знания. М.,1983.

Кемпбелл Д.Т. Слепые вариации и селективный отбор как главная стратегия процессов познания // Самоорганизующиеся системы. М., 1964.

Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.,1986.

Хакен Г. Синергетика. М.,1985.

Lau Chr. Gesellschaftliche Evolution als kollektiver Lernprozess. B., l98l.

Merton R. The self-fulfilling prophicy // The Antioch Review-Yellow Springs. Ohio -1948. Vol. 8. №2. P.193-210.

Гендин А.М. «Эффект Эдипа» и методологические проблемы социального прогнозирования // Вопросы философии. 1970. №5. Сорокин 80-89.

Jantsch E. The self-organizing universe: Scientific and human implications of the emerging paradigm of evolution. Oxford etc. 1980.

 

 

Федотова Н.,