Потому что эта тьма может исчезнуть, лишь став ЧЕМ-ТО ИНЫМ.

А чтобы она стала чем-то иным, нужен этот фермент трансформации.

Есть период (этот период может казаться долгим с человеческой точки зрения, но он определенно может…), переходный период, который должен начаться с восприятия того, что должно быть, затем должно возникнуть стремление, воля достичь этого, и затем должна начаться работа по трансформации.

И как далеко мы зашли в этой работе трансформации?

 

(молчание)

Шри Ауробиндо пришел с представлением, или Приказом, или убеждением, что время для трансформации пришло. Но в какой мере трансформация стала актуальной? И что значит «актуальной»? Сколько это займет времени?…

Есть такая уверенность — такая уверенность, что ЭТО уже здесь, но если посмотреть с другого конца. Отсюда же, с этой стороны… Если посмотреть в масштабе человеческого существа и земных событий, сколько времени это займет? Я не знаю. И как много мы уже прошли, где мы? Я не знаю.

Совершенно ясно, что эта уверенность, как МЫ ее себе представляем, это как если бы кто-то знающий (и этот кто-то может быть только Всевышним) ясно бы вам сказал: «Вот где вы находитесь», но с ТАКИМ видением вещей уверенность [Мать смеется] кажется невозможной! Вероятно, совершенно глупо ставить вопрос так. Чувствуешь, что это немного глупо, но в тоже время чувствуешь потребность в этом! [смех] Это глупо, но…

Это не так уж много, не большая часть существа хочет знать это. Это случается, когда тело чувствует себя очень… странно, вовсе, СОВСЕМ НЕ так, как было прежде, но и совсем не так, как должно быть по его представлению. Этот переходный период действительно не удовлетворителен в том смысле, что не только не чувствуешь той силы, что была прежде, способности, что была прежде, но и совсем не чувствуешь ожидаемой Мощи и способностей — находишься на полпути, ни здесь, ни там. Происходят вещи совершенно ошеломляющие; время от времени они заставляют вас вытаращить глаза: «А! вот оно как!». И, в то же время, такие утомительные ограничения, такие утомительные…

Это то, что (совершенно по-детски) хочет приободрения: «Вперед, не беспокойся, ты на правильном пути». Но это по-детски. Единственный способ — оставаться спокойным и продолжать и не терзаться.

Где-то есть нечто вроде острого различения, что может очень легко превратиться в цензуру (это еще осталось; вероятно, это для чего-то нужно), и именно это и требует уверенности. Основная часть существа говорит: «Это не мое дело. Я здесь, потому что Ты хочешь, чтобы я была здесь. Если бы Ты не хотел, чтобы я была здесь, меня бы здесь и не было.» Нет ничего, что напоминало бы привязанность или желание (с очень давних пор! но сейчас это пришло к чему-то вроде условия почти на клеточном уровне). «И если Ты держишь меня здесь, значит, я что-то делаю здесь, и если я что-то делаю здесь, значит, это все, что нужно, и поэтому Ты держишь меня здесь…» Круг замыкается, не так ли.

Сколько времени это продлится? — Это не моя забота. Возможно, что-то немного бы… ужаснулось, если ему сказать, сколько это займет времени (неизвестно, неизвестно, какая будет реакция). Следовательно, лучше оставаться спокойным. Но это не интересно. В этом нет ничего, что могло бы сделать из этого интересную беллетристику — ничего, вообще ничего… совершенно ничего.

Терпение.[119]

 

 

Июня 1963

 

(По поводу тантрического янтрама ученика)

 

Я только что проделала эксперимент: писала слово ОМ. Когда напишешь четыре-пять-шесть раз, это становится потрясающим!

Я хотела знать, почему тебе было сказано проделать эту работу и что можно из нее извлечь? Так что я села, чтобы написать твой янтрам, и это стало очень живым, я увидела это перед собой — я все еще вижу это. Я сказала себе: «Но ведь САМ ФАКТ ПИСЬМА должен иметь эффект». И я начала выводить ОМ, старательно… Что же, на четвертый-пятый раз, это стало потрясающе — восхитительно, как если бы оно порождало некую вибрацию. Это обладало такой внешней силой. И это было очень забавно (тело подобно ребенку — оно действительно как ребенок), оно вдруг сказало: «О! Какая великолепная игра! Просто сидеть и писать, о, как это забавно! Если бы у меня было время, я бы вот так и развлекалось писанием, всегда-всегда-всегда.» Я видела это в теле — в клетках моего тела. И я поняла.

В сущности, это почти детское средство (для детей с духовной точки зрения), для юных душ — детских душ. Это средство для юных душ.

Было время, когда я бегло вот так писала всю свою джапу, на санскрите[120], но сейчас я снова все забыла.

 

*

* *

 

(Затем Мать принимается писать по памяти янтрам ученика с его девятью числами, в предписанном порядке. Несколько дней тому назад Мать проделала это без единой ошибки; теперь она останавливается на середине:)

 

Не могу ничего вспомнить обычным образом (впрочем, я и не пытаюсь). Но то, что я должна вспомнить, приходит спонтанно: оно становится живым и присутствующим, реальным.

Как раз сейчас, когда я захотела вспомнить, я вдруг начала «думать» — я подумала, что ты был здесь и что… Все ушло, я все забыла!

 

 

Июня 1963

 

(Письмо Суджаты к Матери)

                                                                                                                    Среда

Милая Мать,

Сегодня после полудня у меня был странный сон. Я рассказала его Сатпрему, и он посоветовал написать тебе о нем.

Я оказалась на ступеньках лестницы, она напоминала ту, что ведет в комнату медитаций. Там же стояли и ждали две юных девушки из Ашрама, примерно 16-17 лет. Они должны были подняться, чтобы увидеть «мать». Когда я услышала это, меня наполнило чувство большой опасности. Потому что я ЗНАЛА, что Тебя там не было. Тогда я начала давать наставления этим девушкам, которых я, впрочем, знала, особенно одну из них. Не помню, что я говорила, но это был вопрос проявления воли — жизни и смерти. Девушка, которую я хорошо знала, обещала мне сделать все, как я сказала, тогда как вторая ничего не понимала, а время истекало. В действительности, вряд ли и у первой девушки было достаточно времени хорошенько все понять, как дверь открылась, а за дверью в комнате нас ждала «мать». Я бегло взглянула на нее. Она была ниже Тебя ростом, но лицо напоминало твое, хотя взгляд был другим. И, затем, она вся была покрыта круглыми черными пятнами (не совсем черными, скорее коричневато-черными). А так она была белой.

Быстро заметив это, я повернулась и пошла назад, потому что, милая Мать, я почувствовала, что если я попаду в руки этой ложной Матери, я не выйду оттуда живой. Тогда как, если бы я смогла выбраться оттуда, я бы, возможно, успела спасти жизнь, по меньшей мере, одной из девушек. Так что я начала спускаться, прежде чем успели заметить мое отсутствие. Лестница становилась все уже. Дверь оказалась закрытой, а возле нее стоял темный стражник. Его удивило мое появление, и он не захотел меня пропустить. Я настаивала, чтобы он открыл дверь. Он спросил меня, видела ли я «Мать». Я ответила «да». Казалось, что он сомневается. Я добавила, что она покрыта черными пятнами. Он был вынужден меня пропустить, но подумал, что, может быть, второй стражник, стоящий чуть дальше, задержит меня. Спускаясь, я увидела второго стражника и пошла другим путем; затем было множество закрытых дверей, и я открывала те двери, которые, по их мнению, не могли быть мною открыты. И, в конце концов, я оказалась во дворе, и последняя дверь закрылась за мной. Затем мне еще надо было пересечь двор так, чтобы никто меня не заметил, и перелезть через высокие стены, окружавшие дом. В тот момент меня разбудили, так что я не узнала, смогла ли я оттуда выбраться.

 

С пранамом у твоих ног

Твое дитя, любящее тебя

 

Подпись: Суджата

 

 

Июня 1963

 

(Мать просматривает собрание старых «Бесед» и случайно натыкается на следующий вопрос, на который она сразу же отвечает:)

 

Почему вселенная не является местом совершенной красоты? [121]

 

Потому что она постепенно развивается. Нет другой причины.

 

*

* *

 

(Затем Мать говорит о новом Папе, Павле VI, которого избрали несколько дней тому назад:)

 

Кажется, Шри Ауробиндо интересовался, кто будет следующим Папой… две ночи тому назад (не ночью: в 4 утра) я была вместе с ним — я провела с ним полчаса (полчаса НАШЕГО времени — это достаточно долго): он только что вернулся из «путешествия», в частности, по Италии. Мы не говорили об этом прямо, но там были люди (было много чего, очень много), и из комментариев, которые он сделал по поводу того или другого, того или иного человека, я узнала, что он вернулся из Италии и что он там был в связи с выборами нового Папы. Он сказал нечто вроде: «Это самое лучшее, что можно было сделать в текущих обстоятельствах.» То есть, кажется, в целом он был доволен.

Я тебе говорила, не так ли, что я видела смерть Папы [Иоанна XXIII], даже не зная, что он был болен?… Как-то ночью я вдруг увидела в ментальной ЗЕМНОЙ атмосфере довольно грандиозное движение, то есть достаточно глобальное, в масштабах земли: были громадные ментальные волны (только ментальные волны), громадные волны тревоги, как если бы все человеческое мышление было очень обеспокоено; но это не было беспокойством только верующих, масштаб был гораздо шире — по всей земной ментальной атмосфере шли большие движения «вспучивания» и тревоги [Мать прочерчивает волны в воздухе]. Я спросила себя: «Что происходит?… Что же может так обеспокоить людей? (это было так, как было бы в случае мировой войны, в случае события такого масштаба) Что же могло привлечь внимание всей земной атмосферы, ментальной атмосферы?» А на следующий день мне сказали, что как раз в то время умер Папа. Я сказала себе: «Смотри-ка!…»

Потом я узнала (потому что я не занималась всем этим), мне сказали, что делал этот Папа: рассказали о его «Вселенском Соборе» и о всех его реформах; он пытался насколько возможно объединить всех людей (во всяком случае, всех христиан), и он стал другом русских и т.д. Тогда я сконцентрировалась, потому что, следуя природной логике (логике действий Природы), следующий Папа должен быть ужасным реакционером — в конце концов, ситуация была неблагоприятной. Я сконцентрировалась и попыталась устроить все наилучшим образом. И я вижу, что это действительно было важным для Шри Ауробиндо, поскольку он концентрировался на этом.

Согласно ограниченной человеческой рассудительности, новый Папа кажется человеком с еще более прогрессивными идеями. Я видела его фотографию… (но это была газетная фотография — такие фотографии, по обыкновению, очень плохи: невозможен контакт, видно только вот так, поверхностно). Больше всего поразила некоторая неискренность нового Папы. Снисходительная церковная неискренность — знаешь, что я имею в виду?

 

Очень хорошо знаю.

 

Там же была фотография кардинала Индии (первого и единственного кардинала Индии), это прямолинейный человек, верующий с открытым сердцем — должно быть, он фанатичный католик, но искренний, целеустремленный. Другой же очень умен — о! на его рот я не могу смотреть, это ужасно.

Как бы там ни было, посмотрим, что произойдет.

Кажется, Кеннеди — католик. Это серьезно.

Кажется, Кеннеди был первым, с кем Папа встретился после своей… как это называется для Папы?

 

Инвеститура?

Не знаю. Когда он появляется на публике: вот новый Папа!

Как бы там ни было, первым человеком, с которым он встретился после церемонии инвеституры, был Кеннеди.

 

(молчание)

В католицизме есть две вещи, которых нет у протестантов: оккультное чувство (не только чувство, но и определенное оккультное знание) и Мать — Дева. И у протестантов есть кое-что, чего нет у католиков: внутреннее божественное присутствие.

Только через это можно привлечь их. Но…

Что же, увидим.

 

Я не знаю, но когда я увидел фотографию нового Папы, он произвел довольно сильное впечатление очень лукавого человека, политика.

 

(Мать кивает головой)

 

Очень, очень лукавый человек. И никакого духовного впечатления.

 

О, но и в предыдущем Папе не было ничего духовного!

 

Но предыдущий выглядел порядочным человеком.

 

Это был смелый человек.

 

А этот же кажется мне очень лукавым и опасным. Политик.

[Мать кивает головой] Шри Ауробиндо сказал примерно так: «It is all that can be done in the present circumstances» [«Это все, что можно было сделать в данной ситуации.»]

Это значит, что, по-видимому, сам Шри Ауробиндо выбрал этого Папу, поскольку он наверняка навестил конклав и видел всю ситуацию, так он и работал — он влиял на выборы. Должно быть [смеясь], среди всех этих людей (их там было восемьдесят, мой мальчик!), среди всех этих людей, вероятно, именно этот оказался самым подходящим, чтобы делать то, что мы хотим сделать.

Этот человек может делать то, что нужно по своим скрытым причинам, но, в конечном счете… Вообще, так и происходит в современном состоянии земли: не следует воспринимать очень серьезно мотивы, по которым действуют люди — важно то, что они делают. И если посмотреть на это с определенной высоты (где все РЕШЕНО, ты понимаешь), то оказывается, что люди и все-все ВЫНУЖДЕНО действовать определенным образом, и при этом сознательные мотивы, которыми руководствуются люди, не имеют значения — «не имеют значения» в том смысле, что они не всегда… яснее выражаясь: ОЧЕНЬ редко эти мотивы совпадают с ИСТИННЫМИ мотивами. В любом случае, Шри Ауробиндо интересуется земными событиями, то есть он придает определенную важность выборам Папы.

 

(молчание)

Но, по сути, католицизм держит свое равновесие благодаря коммунизму, и они успешно сближались: ловкий ход. И я не думаю, что новый Папа (который кажется мне хитрым лисом) захочет потерять то преимущество, которого достиг прежний. Эта дружба с Россией очень ловкая. Они сейчас являются двумя платформами влияния на земную атмосферу.

Посмотрим.

Я думаю, что прежний Папа особенно придерживался идеи помешать войне. Сознательно, он хотел, чтобы все христиане любили друг друга! [Мать смеется] это ребячество. Чтобы они любили в Иисусе — которого они и распяли.

Как говорит Шри Ауробиндо, люди… люди ЛЮБЯТ печаль, поэтому Иисус все еще распят на кресте.[122]

 

(молчание)

С другим, с коммунизмом, все наоборот: они хотят, чтобы все были счастливы; но они добились только того, что сделали всех несчастными! Прежде некоторые были счастливы, а большинство — несчастными; теперь же все стали несчастными!

И это то, что они называют «серьезным делом».

 

*

* *

 

(Немного позже, по поводу сна Суджаты о «ложной Матери»:)

 

За исключением этого, все в порядке?

 

Все в порядке, милая Мать… Ты не видишь что-либо особенное в этом сне?

 

Да, я забыла тебе сказать.

Это прогулка в витальную область.

Ты можешь ей сказать, что она легко вырвалась.

С оккультной точки зрения, если, к примеру, она сказала бы стражниками у дверей: «Во имя Матери, пустите меня», вероятно, двери, люди и все бы исчезли.

Трудно вспомнить об этом, когда спишь. Но, как бы там ни было, у нее есть внутреннее доверие, благодаря чему она легко оттуда выбралась.

И она не случайно проснулась — это не случайно: ей ПОМОГЛИ. Вероятно, кто-то другой мог бы и не заметить тех пятен.

 

Ох!

Благодаря своей искренности она и увидела эти пятна. Именно потому, что она разоблачила это, стражник оказался не в состоянии помешать ей уйти, ведь это был знак силы внутренней искренности.

Это заставило меня немного задуматься… в том смысле, что я нахожу совершенно недопустимым, что есть кто-то [ложная «Мать»], кто забавляется подобными играми — но я знаю, что это происходит, я знаю, что есть такие люди.

Но я думаю, что это помогло немного очистить атмосферу.

 

Да, я сказал ей написать об этом тебе, потому что, кроме нее, там были две девушки из Ашрама и, по-видимому, они были в опасности.

 

Да. О, но много кто находится в опасности — из-за того, что они не искренни, их может обмануть кто угодно. В таких случаях оккультной опасности необходимо ТОЛЬКО ОДНО — искренность. Это и защита, и безопасность. Искренность обеспечивает безопасность. То есть как раз неискренние люди, увидев это существо, сказали бы: «О, это Мать». Понимаешь, ОНИ БЫ НЕ УВИДЕЛИ. А она увидела — это ее искренность увидела.

Единственное… (но это не важно, это еще придет), если бы вместо того, чтобы пытаться убежать, она заняла бы решительную позицию и сказала: «Во имя Матери откройте» — пуф! она бы увидела, как все исчезло. Но это… я не думаю, что это повторится, но если это произойдет, пусть она так и сделает в следующий раз. Это похоже по ощущению на сражение.

Ты хорошо сделал, сказав ей написать об этом мне, это было довольно важно: чтобы я знала, что мне нужно немного почистить эту область. Но есть еще много, очень много неискренности, и эта неискренность открывает двери: неискренность — это как тот часовой, который открывает двери, это именно так. И, к сожалению, еще очень много неискренности…

Но, как бы там ни было, она легко вырвалась.

Я хочу передать ей розу. Вот эту, большую, очень большую розу!

 

*

* *

 

(Перед самым уходом Мать вдруг начинает говорить. Две первые фразы мы не успели записать на магнитофон:)

Сейчас строится один корабль (очевидно, это символ йоги), он весь из розовой глины, и какой розовый!… Корабль из розовой глины. Я была там со Шри Ауробиндо — приходил очень подвижный Шри Ауробиндо и направлял строительство; я тоже поднималась и опускалась вместе с ним с необычайной легкостью.

Корабль из глины.

Там были рабочие, в частности, один необычный молодой человек — я не думаю, что это чисто человеческое существо. Но это долгая история…

Но глина, это было действительно что-то новое — и красивое! Розовая. Розовая — теплая, золотистая. И вырезались [из глины] каюты, лестницы, палубы, трубы, капитанские рубки… Сам Шри Ауробиндо был таким, как он есть, только… его форма была чуть более гармоничной: он был очень, очень широким здесь [в груди], широким и основательным. Но очень подвижный: ходит туда-сюда, садится, поднимается с большим величием. Он был цвета позолоченной бронзы, этот цвет как сгущение его золотого супраментального, его супраментального золотого существа; как если бы этот цвет сконцентрировался, загустел, чтобы придать ему внешний облик; и тело не отражало свет: можно сказать, что оно светилось изнутри (но не излучало свет) и не отбрасывало теней. Но это было совершенно естественным, не удивительным, это было самым естественным в мире: он был таким. Без возраста; волосы были того же цвета, что и тело: у него были волосы, но неизвестно, были ли это волосы, они были того же цвета, глаза тоже — золотистый взгляд. И все же это было совершенно естественным, ничего удивительного. Он сидел так, как и обычно: он ставил ноги как обычно [правая нога чуть впереди], и в то же время, когда он поднимался, он становился очень подвижным: ходит туда-сюда. Затем, когда он вышел из дома (он меня предупредил, что не может остаться, что он назначил кому-то встречу: он обещал встретиться с двумя людьми, так что он должен был идти), он вышел в большой сад, затем спустился к кораблю — который не был в точности кораблем! Это был плоскодонный корабль — Шри Ауробиндо должен был пройти в капитанскую каюту (у него было дело с капитаном), именно с этим кораблем он возвращался в свою комнату «где-то в другом месте» — у него где-то была комната. Тогда, в какой-то определенный момент, я сказала себе: «Я пойду за ним, хочу посмотреть». И я пошла за ним; пока я видела его перед собой, я шла за ним. Подойдя к кораблю, я увидела, что он был построен полностью из розовой глины! Там работали несколько рабочих — восхитительных рабочих. Затем Шри Ауробиндо спустился вот так, совершенно естественно, в строящийся корабль, без… (я не думаю, что там была лестница), а я спустилась за ним. Затем я увидела, как он заходит в капитанскую каюту; но он сказал мне, что у него там дело, и я подумала [смеясь]: «Не буду вмешиваться не в свое дело! Вернусь-ка я лучше к себе» (и я хорошо поступила — я уже запаздывала с пробуждением!) «я вернусь к себе». Я увидела одного из уходивших рабочих (поскольку Шри Ауробиндо вернулся на корабль, они прекратили свою работу). Он покидал корабль. Я позвала его, но он не знал моего языка, ни одного из моих языков; тогда я мысленно позвала его и попросила подтянуть меня вверх, потому что я стояла перед отвесной стеной скользкой глины; тогда он улыбнулся и ответил: «Конечно, я могу помочь, но в этом нет надобности! Ты сама можешь подняться.» И, действительно, он протянул свою руку, я взяла ее (мы только коснулись друг друга), и я поднялась сама без малейшей трудности — я ничего не весила! Я даже не цеплялась за его руку, и он меня не тянул. И как только я оказалась наверху, я вернулась — я пробудилась, оказалась в своей постели… с опозданием на 5 минут, чем обычно.

Но, что меня поразило, это глина — она означает нечто очень материальное, не так ли? И розовая! Розовая, о! Это было так красиво! Золотисто-розовая.

Там что-то затевается.

Должно быть, это… мне ничего не сказали, но там делается работа для нас.

Вот так.[123]

Это оставило очень сильное ощущение Силы — сконцентрированной.

Это было вчера.

 

 

Июль 1963

 

Июля 1963

 

(Эта беседа произошла спустя несколько дней после коронации нового Папы, Павла VI. Мать просила стереть магнитофонную запись этой беседы, за исключением нескольких фрагментов, так что часть беседы есть только в рукописной записи.)

 

Вот тебе цветы [розы]. Чудесный цвет…

У меня появилась другая фотография Папы [Мать показывает журнал “Тайм”].

Кажется, он сам выбрал эту фотографию для прессы, объявляя о своем избрании.

Эта фотография лучше прежней.

[Мать протягивает фотографию ученику] Что скажешь?

 

Скажи лучше ты!

Я скажу.

Я скажу, что знаю этого человека. Я встречала его несколько раз. Не знаю, насколько он это сознает, то есть я не думаю, что он помнит, возвращаясь в свое тело. Но он уже долго (хотя начал он не очень давно: по меньшей, мере, год назад, может быть, два) занимается земными делами, то есть интересуется земными движениями[124]. Я встречалась с ним по этому поводу; не могу сказать, что мы вели интересные «беседы» или что-то подобное, но он входит в организации.

Чего я не видела на другой фотографии [опубликованной в газетах]… это его глаза. Рот такой же плохой, как и на другой фотографии, но иначе: он выглядит почти злобным. Этот человек обладает силой — настоящей силой, не властью Папы, нет: настоящей силой, внутри себя.

 

Витальной или духовной?

Не духовной! Не духовной: силой — силой, которая имеет под собой достаточно высокую ментальную способность и витальную реализацию. Если бы он не был Папой, то его бы ничто не сдерживало.. Но теперь получилось [смеясь], что он обязан, по крайней мере, выглядеть хорошим!

 

У меня ощущение жесткости.

Очень жесткий. Прямая противоположность прежнему [Иоанну XXIII].

Но он публично заявил, что будет продолжать то, что начал прежний Папа. Только прежний совсем не обладал силой: это был просто «добрый малый», живущий на земле. А этот не таков! И он обладает действенным могуществом в земных организациях.

И теперь у него есть положение.

Это положение [папство] немного устарело. Но не так сильно, как можно было подумать. Я видела это, когда умер прежний Папа: о, какое беспокойство это вызвало в земной атмосфере, это было значительно! Значит, это управляет многими, очень многими человеческими существами[125].

Но я сама никогда не занималась этим; даже когда я видела другого Папу, предшественника прежнего [Пий XII], который приходил предложить мне Ключи (я рассказывала тебе об этом, не так ли?), даже этим, который имел ДУХОВНУЮ связь с вселенской Матерью, даже им я никогда не занималась. Я никогда ничего не делала, я никогда этим не занималась. На этот раз, не знаю, по какой причине, но все время, все время что-то тянет меня к этому.

Не знаю, может быть, произойдет что-то решающее? Не знаю…

 

Но его сила организации, это сила «добра», если можно так сказать, или что это?

 

Это сила господства. Но сейчас он занял пост Папы, так что его власть будет служить укреплению его поста, ты понимаешь.

Но, может быть… Тот факт, что я встречала его (возможно, он уже думал занять пост Папы, я не знаю), но, в конце концов, задолго до того, когда никто, кроме него, не думал об этом, тот факт, что я встречала его, занимаясь устройством земли, доказывает, что, вероятно, несознательно (я уже говорила об этом совсем недавно: я не думаю, что он сознателен в своем теле), он, несмотря ни на что, находится под влиянием, если не под контролем, высших сил.

Почему вдруг мое внимание было привлечено к этому? Обычно такие вещи меня не интересуют. Что касается действия, я занимаюсь только маленьким данным мне полем переживания, и мое земное действие — совсем другой природы; оно проходит на более высоком уровне, совершенно независимо от отдельных людей.

Здесь можно отметить три пункта: первое — этот человек уже занимался делами в масштабе всей земли, хотя был только простым кардиналом Милана (в Милане он много занимался делами рабочих — в Милане множество рабочих — и это его интересовало: он любил решать проблемы рабочих). Второе — он продолжил то, что делал прежний Папа: некоторое сближение с Россией, это действительно интересно. Третье — тот факт, что Кеннеди католик. И, кроме того, все это происходит именно сейчас, когда, ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ (я не говорю: в лучшем случае, я говорю: по меньшей мере) закладывается основание нового мира…

Сейчас подготавливается это основание.

Посмотрим.

[Мать снова смотрит на фотографию в журнале «Тайм»] С этими фотографиями бывает очень интересно, у меня были забавные переживания: вдруг я совершенно ясно вижу (гораздо яснее, чем физически), я очень ясно вижу человека — он как бы оживает, глаза мне говорят — и я говорю: «А! Это вот так и так…» Люди часто приносят мне фотографии, потому что мне привычно читать характер людей, глядя на их фотографии, для меня это очень легко, это элементарно. Иногда, когда мне дают фотографию, я вдруг очень ясно вижу и говорю: «О, но это такая-то личность, это вот так и так…» Но если ТУ ЖЕ САМУЮ фотографию показать мне несколько дней спустя, она будет просто фотографией, и я ничего не вижу. Это средство, которое применяется, чтобы я узнала о чем-то, и как только я это узнала, с этим покончено. Например, когда я в первый раз увидела эту фотографию Папы, когда мне ее принесли, я увидела этого человека (я его действительно знала) ТАК, как я его видела там. Сейчас же я смотрю на эту фотографию, и она мне больше ничего не говорит, кроме самых обычных вещей: его рот не хорош… И, конечно, раз он выбрал эту фотографию, это означает, что он ЛЮБИТ власть — он хочет, чтобы его видели в свете его власти.

И, что забавно, он сидит [на этой фотографии], но я все время вижу его стоящим. Он сидит, положив руку на подлокотник кресла, а я вижу, что он стоит — высоко подняв голову, противостоя жизни, прямо. Должно быть, этот человек довольно высокий: тот, кого я знаю, довольно высокий, а этот очень на него похож. Это unmistakable [удивительно похож], то есть, когда я смотрела фотографию, я видела того человека, которого знала.

Но я полагаю, не «полагаю», а вижу, что его вера — это просто, прежде всего, вопрос привычки, потому что он родился в этой религии, и затем, это вопрос политической необходимости — я не думаю, что он убежден, что это чистая Истина. А прежний Папа действительно верил в это[126]. Нынешний знает слишком много, чтобы верить, что христианство представляет чистую и исключительную истину. Только вот, став Папой, надо верить, как положено Папе! Только представь, посмотри со стороны на ситуацию в целом: конечно, не вся земля католическая, но католики есть по всей земле.

Что кажется… странным тем, кто превзошел чисто земные бедные пределы — земные человеческие пределы — это вера в ЕДИНСТВЕННОСТЬ божественного проявления на земле; это основа всех религий, каждая говорит: «Христос был единственным» или «Будда был единственным» или «Магомет был единственным» и т.д. Так вот, это «единственным» становится НЕВОЗМОЖНЫМ, как только поднимаешься чуть выше обычной земной атмосферы — это кажется ребячеством. Божественное проявление понятно и допустимо только как возвращающееся на землю божественное Сознание[127].

Конечно, официально есть только Христос; возможно, для этого Папы [Павла VI] Христос является самым великим, но я бы удивилась, если бы он верил в его единственность. Только вот «нужно», чтобы он был единственным — они скорее отрежут себе язык, чем скажут это!

Должно быть, это не сильно его беспокоит (!) Его заботит средство, как распространить свою власть и ее удержать и, затем, возможно, доказать свое превосходство.

Они все еще убеждены, что их религия превосходит все другие религии, что их мощь превосходит любую другую, и поэтому они должны быть сильнее остальных. Особенно это: «Быть самым могущественным». А какое есть средство для достижения этого всемогущества? — Вот уже два-три поколения они понимают, что необходимо расширение: у них слишком много слабых мест из-за узости их догмы… Но он [Павел VI] понимает это, возможно, еще лучше. Посмотрим, что произойдет[128].

Смотри, что я получила [Мать держит гирлянду жасмина], передай ее Суджате — она прекрасно пахнет!

 

(молчание)

Мне кажется, что уже давным-давно не было Папы столь интересного.

 

Я не знаю, я чувствую к нему какое-то отвращение.

Отвращение?

Единственная опасность, исходящая от этих людей, это дух Инквизиции, но возможно ли это сейчас? — Я так не думаю.

 

Но под прикрытием «синтеза» или расширения доктрины они очень даже могут пытаться еще дальше распространить в мире власть католицизма.

 

Конечно. Это очевидно. Таково их намерение.

Только всегда во всем есть некая ирония: если они слишком расширятся, то их поглотит их собственный размах! Иначе и быть не может.

Если Папа допустит, к примеру, из необходимости расширения, все религиозные секты (и они уже начали принимать протестантов), все секты, если он допустит все это [смеясь], то постепенно они либо развалятся, либо потонут! Ведь если посмотреть на это свыше… Допустим даже, что это асурическая сила — это не так… [Мать колеблется] это не точно и явно асурическая сила, потому что из-за своей позиции Папа ОБЯЗАН признавать бога, превосходящего его самого; этот бог, конечно же, может быть асуром, но… У меня есть что-то вроде воспоминания — воспоминания одной очень-очень старой истории, которую никто никогда мне не рассказывал… первый Асур challenged [бросил вызов] всевышнему Господу, заявив: «Я столь же велик, как Ты!». На что получил ответ: «Желаю, чтобы ты стал более великим, чем я, потому что тогда больше не будет асура.»

И это воспоминание очень живо, где-то там… Если ты станешь Всем, будет конец — ведь амбиция асура состоит в том, чтобы стать более великим, чем всевышний Господь: «Стань более великим, чем я, и тогда не будет больше асура.»

В совсем маленьком масштабе то же самое происходит и на земле.

 

(молчание)

Есть состояние сознания, в котором совершенно невозможно опасаться того, что может произойти[129]; тогда все видимо — obvious, совершенно очевидно — становится работой одной и той же единственной Силы, одного и того же единственного Сознания, одной и той же единственной Власти. И это чувство, эта воля, эта амбиция быть «более великим» — более могущественным, более великим — это еще ТА ЖЕ САМАЯ Сила, толкающая расшириться к Беспредельному. Как только превзойден предел, это кончается.

Это все старые идеи — старые идеи о двух противоборствующих силах: силе Добра и силе Зла, о битве между ними, и за кем останется последнее слово… Было время, когда детей развлекали подобными историями. Это ребячество.

Есть люди (или, если угодно, есть существа, силы или сознания), которым для собственного прогресса надо отдавать себя или растворяться [во Всевышнем], и в своем полном самоустранении они достигают Реализации; и есть другие, путь которых диаметрально противоположен: это рост, доминирование, расширение, оно становится все более фантастичным… до исчезновения разделения — оно становится невозможным.

Одни предпочитают один путь, другие — другой, но в самом конце все воссоединяется.

 

(молчание)

В сущности, единственно необходимое — это уничтожение границ… Есть множество средств уничтожения границ.

И, возможно, все они одинаково трудны.

 

(молчание)

Именно с этой религией я, наверное, больше всего боролась. И по очень простой причине: потому что ее власть, ее средство действия (сила, которую они используют в качестве средства действия) основана на страхе. А страх — это самое унизительное.

У меня было два примера этому, один — физически, другой — интеллектуально (я говорю о том, с чем я материально соприкасалась). Второй касается моей подруги по художественной студии; в течение ряда лет мы вместе рисовали, это была очень милая девушка, она была старше меня, очень серьезная и очень хорошая художница. В последние годы, проведенные в Париже, я часто с ней виделась и часто беседовала, сначала — на оккультные темы и о «космической философии», затем — о том, что я знала о Шри Ауробиндо (я вела «группу» и обычно кое-что объясняла), и она слушала с большим пониманием: она понимала, она соглашалась. И вот как-то я к ней пришла, и она мне сказала, что испытывала большие мучения. Когда она бодрствует, у нее нет сомнений, она хорошо все понимает, она чувствует пределы и темноту религии (она вышла из семьи, в которой было несколько архиепископов и кардинал — это был «древний французский род»). «Но ночью», - сказала она мне, - «я вдруг пробуждаюсь в какой-то муке, и что-то — очевидно, из моего подсознания — говорит мне: «А что если ты все же попадешь в ад?». И она повторила: «Когда я просыпаюсь, это не имеет силы, но ночью, это поднимается из подсознательного, оно душит меня.»

Тогда я посмотрела и увидела гигантского спрута, распростертого над землей: это формация Церкви, это представление об аде, с помощью которого они держит людей. Страх перед адом. Даже когда весь ваш разум, все ваше понимание, все ваши чувства против этого, ночью вас охватывает этот спрут страха перед адом.

Это… показало мне степень важности проблемы — это проблема масштаба всей земли. Католики есть везде: в Китае, в Африке среди негров; люди, которые не отдает себе в этом отчета, но находятся под влиянием католицизма, их держит этот спрут.

Другой пример: еще раньше я была в Италии, в Венеции, и рисовала в уголке собора Св. Марка (это чудесное место, невероятно красивое), и обычно я сидела совсем рядом с исповедальней. Однажды, когда я там рисовала, я увидела, как пришел священник и вошел в эту исповедальню — этот человек… совершенно черный, высокий, худой, с лицом злым и жестким: безжалостно злым. Он заперся там. Спустя некоторое время пришла женщина средних лет, где-то около тридцати, миловидная, очень кроткая — не умная, но очень кроткая — одетая во все черное. Она вошла в исповедальню (священник уже заперся там, и его не было видно), и они начали разговаривать через решетку. Надо сказать, там все это гораздо ближе к средневековью, чем во Франции, это было действительно… это было почти театрально. Она встала там на колени и начала говорить (я не могла ничего услышать — она говорила шепотом; кроме того, они говорили по-итальянски, хотя я и понимаю итальянский). Голоса были едва слышны, но не было никаких звуков. Затем вдруг я услышала рыдания женщины (рыдания со спазмами), и рыдания продолжались, пока вдруг женщина не рухнула на пол. Тогда тот человек открыл дверь, отпихнул в сторону ее тело дв