Но откуда приходит значение чисел?

Глубокое значение чисел… Есть так много традиций, так много написано… что я остерегаюсь следовать им. Но глубокий смысл чисел пришел ко мне в Тлемсене, когда я была в Надразуме. Я не помню, как Теон называл все эти миры, но это было в том мире, который соответствовал самой светлой и самой высокой области Надразума [ Overmind], как назвал его Шри Ауробиндо. Это было выше, чуть выше области богов. И это было нечто, что было в согласии с творением Надразума — с землей под влиянием богов. Там числа приняли для меня живой смысл — не что-то ментальное: живой смысл. Там мадам Теон и распознала меня, потому что над моей головой образовалось двенадцать жемчужин; она сказала мне: «Ты есть то, потому что у тебя есть это. Только то может обладать этим!» [Мать смеется]. Это было очень далеко от моих мыслей, слава Богу!

Но эти числа, они для меня живые. Они обладают конкретной реальностью.

И это [диаграмма] предназначена для подготовки «второго рождения», упомянутого в Ведах, духовного рождения. Чтобы стать полным существом, причем сознательным во всей своей полноте.

Очевидно, это начало реализации. Но для многих людей это - крупное достижение.

Надеюсь, это больше не будет утомлять тебя.

 

(перед уходом)

Думаешь, твоя машина [магнитофон в другом конце комнаты] записала музыку?[87]

 

Очень надеюсь!

Я знаю кое-кого, кто мог бы положить ее на ноты: Сунил мог бы это сделать, он знает, как записывать музыку нотами. Я теперь уже не умею… я забыла все это. Я провожу все свое время, забывая все.

Я могла писать на санскрите так же, как пишу по-французски — все забыто.

Надо учиться терять все, чтобы приобрести все. Всегда, ежеминутно. [88]

Вот так.

Я попросила Суджату приготовить тебе апельсиновый сок — надо, чтобы это делал кто-то, кто вкладывает в это свое сердце.

До свидания, мой мальчик.

 

 

Мая 1963

88. Этот мир был построен Смертью, чтобы она смогла жить. Ты хочешь уничтожить смерть? Тогда погибнет и жизнь. Ты не можешь уничтожить смерть, но ты можешь трансформировать ее в более значительную форму жизни.

89. Этот мир был построен Жестокостью, чтобы она могла любить. Ты хочешь уничтожить жестокость? Тогда погибнет и любовь. Ты не можешь уничтожить жестокость, но ты можешь преобразовать ее в ее противоположность, в неудержимую Любовь и полный Восторг.

90. Этот мир был построен Неведением и Ошибкой, чтобы они могли знать. Ты хочешь уничтожить неведение и ошибку? Тогда погибнет и знание. Ты не можешь уничтожить неведение и ошибку, но ты можешь превратить их в лучезарное превосхождение разума.

91. Если была бы только Жизнь и не было смерти, не могло бы быть и бессмертия; если была бы только любовь и не было жестокости, радость была бы только тепловатым эфемерным восторгом; если был бы только разум и не было неведения, наше высочайшее достижение не превысило бы ограниченной рациональности и житейской мудрости.

92. Трансформированная Смерть становится Жизнью, что есть Бессмертие; преобразованная Жестокость становится Любовью, что есть нестерпимый экстаз; преображенное Неведение становится Светом, превосходящим пределы мудрости и знания.[89]

 

Это одна и та же идея: противостояние противоположностей служит стимулом прогресса. Потому что сказать, что без Жестокости Любовь была бы едва теплой… принцип Любви, как он есть за пределами Проявленного и Непроявленного, не имеет ничего общего с вялостью или жестокостью. Но идея Шри Ауробиндо, как кажется, состоит в том, что противоположности являются самым эффективным и самым быстрым средством замесить Материю, чтобы проявление в ней Божественного стало более интенсивным.

Как переживание это абсолютно точно: как только вы входите в соприкосновение с вечной Любовью, высшей Любовью, сразу же возникает… (как сказать?) восприятие, ощущение (это не понимание, это очень конкретно): само материальное сознание, даже самое просветленное, самое обработанное, самое подготовленное НЕ СПОСОБНО проявить Это! Первое впечатление — это что-то вроде неспособности. Затем приходит переживание: нечто, что являет некую форму… нельзя сказать «жестокости», потому что это не жестокость, как мы ее понимаем; но в совокупности обстоятельств есть вибрация, которая с определенной интенсивностью представляет отвержение такой любви, какая проявлена здесь — это именно так: нечто в материальном мире отвергает проявление любви, какой она существует сейчас (я не говорю об обычном мире, я говорю о вершине сознания сейчас). Это переживание, я говорю о том, что имело место быть. И вот та часть сознания, которая была затронута этим противостоянием, обращается прямо к истоку Любви, С ТАКОЙ ИНТЕНСИВНОСТЬЮ, КАКОЙ БЫ НЕ БЫЛО БЕЗ ЭТОГО ПЕРЕЖИВАНИЯ ОТВЕРЖЕНИЯ. Тогда рушатся границы, нисходит поток, который НЕ МОГ проявиться ранее, и исходит нечто, что не было выражено раньше.

Это произошло не так уж давно.

Увидев это, можно заключить, что есть, очевидно, аналогичное переживание в связи с тем, что называют жизнью и смертью. Это нечто вроде «surplombement» [«нависания»] (это пришло ко мне по-английски, вот почему мне трудно выразить это) постоянного присутствия Смерти или возможности смерти. Как он сказал в «Савитри»: у нас есть постоянный спутник, сопровождающий нас с колыбели до самой могилы; нас постоянно сопровождает эта угроза или присутствие Смерти. Что же, это придает клеткам такую интенсивность зова к Мощности Вечности, какой бы не было без этой постоянной угрозы. И тогда понятно — начинаешь чувствовать совершенно ясно — что все это является только средством сделать Проявление более интенсивным, заставить его прогрессировать и сделать его более совершенным. И если средство грубое, то это из-за того, что Проявление очень грубое. И по мере его совершенствования и по мере того, как оно становится все более способно проявлять то, что ВЕЧНО ПРОГРЕССИВНО, очень грубые средства уступают место более тонким, и мир будет развиваться, не имея нужды в таких жестких противостояниях. Это только из-за того, что мир находится в детском возрасте, а человеческое сознание — в младенческом состоянии.

Это очень весомое переживание.

Следовательно, когда земле больше не будет нужно умирать, чтобы прогрессировать, не будет больше и смерти. Когда земле больше не будет нужно страдать, чтобы прогрессировать, тогда не будет больше и страдания. И когда больше не будет нужно ненавидеть, чтобы любить, тогда исчезнет и ненависть.

 

(молчание)

 

Это самое быстрое и самое эффективное средство, чтобы вытянуть творение из его инертности и заставить двигаться к своему расцвету.

 

(долгое молчание)

У творения есть еще один особенный аспект (возможно, это недавний, самый современный аспект): необходимость выйти из беспорядка и путаницы — дисгармонии, неразберихи. Путаница, беспорядок принимают всевозможные формы, превращаются в борьбу, бесполезные усилия, пустую трату. Это зависит от области, в которой вы находитесь, но, материально, в действии, это означает бесполезные усложнения, пустую трату энергии и материала, потерю времени, непонимание, неправильное понимание, путаницу, беспорядок — это то, что в древние времена в Ведах называлось искажением, искривленностью (это crookedness — я не знаю хорошего французского эквивалента для этого слова; это нечто искривленное, что вместо того, чтобы идти прямо к цели, петляет ненужными зигзагами). Это одно из того, что более всего противоположно гармонии чисто божественного действия — оно такое простое, что кажется по-детски простым… и прямое — прямое, без всех этих абсурдных и совершенно бесполезных зигзагов. Что же, очевидно, это то же самое: этот беспорядок является средством стимулирования нужды в чистой и божественной простоте.

Тело очень хорошо чувствует, что все могло бы быть таким простым, таким простым!

И чтобы существо — этот индивидуальный агломерат — трансформировалось, ему как раз и надо становиться все более, более и более простым. Вся эта запутанность Природы, которую человек сейчас начинает понимать и изучать, это так сложно даже для чего-то самого маленького — даже самая небольшая наша физическая деятельность является продуктом такой сложной системы, что это почти немыслимо… определенно, человеческому мышлению невозможно все это предвидеть и скомбинировать — сейчас наука открывает это. И очень ясно видно, что чтобы функционирование могло стать божественным, то есть чтобы оно могло избегать этого Беспорядка и этой Путаницы, оно должно становиться все более, более и более простым.

 

(долгое молчание)

Другими словами, Природа или, скорее, Природа в попытке самовыражения, была вынуждена прибегнуть к невероятному, почти бесконечному усложнению, чтобы воспроизвести изначальную Простоту.

Это возвращает нас все к тому же: именно благодаря этому избытку сложности становится возможной простота, но не пустая — богатая простота. Простота, которая содержит в себе все, тогда как без этих усложнений простота осталась бы пустой.

Это мое переживание последних нескольких дней.

Они уже делают подобные открытия. Например, в анатомии они открыли невероятно сложные возможности хирургического вмешательства. Это так же сложно, как и с их делением Материи на элементы: ужасающе сложно! И все это с целью, в целях выразить Единство, ЕДИНУЮ Простоту — божественное состояние.

 

(молчание)

Возможно, это пойдет быстро… Но вопрос сводится вот к чему, к ДОСТАТОЧНОМУ стремлению, достаточно интенсивному и эффективному, чтобы привлечь То, что может изменить это: трансформировать сложность в Простоту, жестокость в Любовь… и так далее.

И бесполезно жаловаться и досадовать, что все так устроено. Просто это вот так. Почему это так?… Когда все будет по-другому, мы, вероятно, узнаем. Иначе говоря: если бы мы знали причину, этого больше бы не было.

Так что все спекуляции вроде «было бы лучше, если бы этого не было» и т.д., все это непрактично — неуместно, совершенно бесполезно.

Нужно поторопиться сделать все необходимое, чтоб этого больше не было, вот и все, вот что нужно делать.

Что касается тела, это очень интересно. Но это гора, ты видишь! гора переживаний, совершенно крошечных, но они имеют вес за счет своей громадной численности.[90]

 

 

Мая 1963

 

(Мать просит принести ей акварельные краски, чтобы на практике показать различные цвета разных уровней сознания, начиная с самой материальной Природы и кончая Всевышним. Речь идет о том, чтобы проиллюстрировать символ Бесконечности, цифру 8, о чем Мать говорила в беседе от 11 мая: бесконечная игра Всевышнего, склоняющегося к Природе, и Природы, поднимающейся к Всевышнему. Мать говорит по-английски в присутствии одного ученика, художника, чтобы он передал ее слова H., ученице, делающей иллюстрации к «Савитри»)

 

Of course, all these things are lights, so you can’t reproduce them. But still, it must be a violet that is not dull and not dark (Mother starts from the most material Nature). What she has put is too red, but if it is too bleu, it won’t be good either – you understand the difficulty? Then after violet there is bleu, which must be truly bleu, not too light, but it must be a bright bleu. Not too light because there are three consecutive blues: there is the bleu of the Mind, and than comes the Higher Mind which is paler, and than the Illumined Mind which is the colour of the flag (Mother’s flag), a silver bleu, but naturally paler than that. And after this comes yellow, a yellow that is the yellow of the Intuitive Mind; it must not be golden, it must be the colour of cadmium. Than after this yellow, which is pale, we have the Overmind with all the colours – they all must be bright colours, not dark: blue, red, green, violet, purple, yellow, all of them, all the colours. And after that, we than have all the golds of the Supermind, with its three layers. And than, after that, there is one layer of golden white – it is white, but a golden white. After this golden white, there is silver white – silver white: how can I explain that? (H. Has sent me some ridiculous pictures of a sun shining on water – it is nothing to do with that.) If you put silver, silver grey (Mother shows a silver box near by shining brilliantly in the sun) silver grey together with white… that is, it is white, but if you put four whites together you see the difference. There is a white white, then there is a white with a touch of pink, then a silvery white and a golden white. It makes four worlds.

I have explained this (to H.) as I am explaining it to you, but H. Has not seen it so she can’t understand. I want to show her on paper. It is twelve different things (or twelve worlds), one after another.

 

*

* *

 

(перевод)

 

Конечно, все это — различный свет, так что невозможно воспроизвести это. Но все же, сначала должен быть фиолетовый, но не тусклый и не темный [Мать начинает с самой материальной Природы]. Она добавила туда слишком много красного цвета, но если цвет получился бы слишком синим, это тоже было бы нехорошо — понимаете, в чем загвоздка? Затем, за фиолетовым идет синий цвет, он должен быть действительно синим, не слишком светлым, но ярко-синим. Не слишком светлым, потому что есть три следующих друг за другом оттенка синего: сначала синий цвет Разума, затем более бледный цвет Высшего Разума, и затем Озаренный Разум, цвета флага [флага Матери], но более бледный, серебристо-синий цвет. После этого идет желтый, желтый цвет Интуитивного Разума; он не должен быть золотым, это должен быть желтый кадмий. Затем, после этого желтого цвета (бледно желтого), мы имеем Надразум со всевозможными цветами — это должны быть яркие цвета, не темные: голубой, красный, зеленый, фиолетовый, пурпурный, желтый… все это, все цвета. После этого идет золото Сверхразума, три слоя. Затем идет один слой золотисто-белого цвета — он белый, но золотистый. После этого золотисто-белого идет серебристо-белый: как объяснить это? (H. посылала мне несколько странноватые наброски сияния солнца на воде — это не то.) Если вы смешаете серебряный, серо-серебряный [Мать показывает на серебряную краску, сверкающую на солнце] серо-серебряный с белым… то есть это белый, но если вы сопоставите все четыре оттенка белого, вы увидите разницу. Есть бело-белый, затем есть белый с оттенком розового, затем серебристо-белый и золотисто-белый. Это четыре разных мира.

Все это я уже объясняла H., но H. не видела этого, поэтому не поняла. Я хочу показать ей на бумаге. Это двенадцать разных слоев [или двенадцать миров], один за другим.[91]

 

(Затем ученик читает следующий Афоризм:)

 

93.Боль – это твердое прикосновение нашей Матери, учащей нас, как переносить божественный восторг и расти в нем. Есть три стадии в этом обучении: сначала – терпение, затем – ровность души, наконец – экстаз.[92]

 

…Все еще идет период конфликта.

Все время есть периоды конфликта между внешними идеями и внутренним переживанием.

Проблема вот в чем: можно занять позицию терпения и переносить все, до той точки, когда вы сможете преобразовать боль в экстаз — этот эксперимент всегда можно проделать, в любой момент. Но материалистически настроенные люди скажут вам: «Все это очень хорошо, но так вы разрушаете свое тело.» И как раз в теле… [смеясь] надо бы проводить всевозможные эксперименты, как они делают их на морских свинках, чтобы узнать, может ли экстаз восстановить порядок в теле.

Вы страдаете от чего-то материального, чисто материального (с моральными страданиями все ясно, речь сейчас не о них; я говорю о чем-то совершенно материальном), от какой-то дезорганизации в функционировании или в структуре органов. Это вызывает страдание. Вы начинаете терпеть, затем терпение переходит в совершенную ровность, а совершенная ровность – в экстаз. Все это совершенно верно, и не только возможно, но и доказано. Но тогда эксперимент надо провести ДО САМОГО КОНЦА, чтобы установить, может ли сила экстаза восстановить порядок тела, или все кончится простым разложением: вы остаетесь в экстазе, но и умираете в экстазе. Так ли это?… Это не только возможно, но и совершенно очевидно. Но мы хотим не этого! Мы хотим восстановить порядок, устранить беспорядок В МАТЕРИИ — имеет ли этот экстаз силу восстановить порядок в функционировании и одержать верх над силами разрушения?

Чтобы узнать это, надо провести эксперимент до конца!

И всегда есть нечто, оно говорит, что риск велик… Мы слишком, мы еще слишком осторожны. Или это нехватка веры? Но это скорее нехватка знания, чем нехватка веры, потому что если мы говорим: «Все, что происходит, происходит по Воле Господа, и если в этом эксперименте тело разрушится, что же, это доказывает, что Он этого пожелал, и это все», и не о чем беспокоиться. И это верно, вы живете в этой идее, чувствуете так, воспринимаете так; только есть нечто, находящееся снаружи или приходящее снаружи, что говорит: «Все это очень хорошо, но законна ли эта необходимость или склонность к проведению этого эксперимента? Можно ли получить это знание, не подвергая себя столь большому риску?…»

Мы сталкиваемся с подобными проблемами.

Лично моя позиция (все это не для «Бюллетеня»), моя позиция — наблюдать все это: это мнение, то мнение, эта позиция, та позиция, и я остаюсь вот так [жест Свидетеля, совершенно пассивно остающегося вовне]. Я воздерживаюсь от решения и действия и становлюсь только свидетелем — безучастным свидетелем. Я говорю Господу: «Это Тебе решать, это не мое дело, Тебе решать это; то, что произойдет — это твое дело.» До сих пор это всегда приводило к вмешательству, которое восстанавливало порядок, но… Но нет определенного доказательства, что это произошло из-за этого или из-за того, что благодаря этому или тому восстановился порядок. Нет уверенности.[93]

Мы не знаем ничего в этой области. О! Как только мы находимся в области… даже ощущений, в витальной области, тогда все проблемы решены; там все очень-очень легко, не о чем и говорить; в области чувств все уже давно налажено. Я говорю не об этом, я имею в виду корни физического страдания. Там все-все охвачено непониманием, полным неведением, и все эти идеи, которые приходят из интеллектуального и научного развития, и они так самоуверены, наполнены такой неоспоримой уверенностью! Уверенность материального переживания, того, что вы осязаете.

Использовать это и не быть управляемым этим; опираться на это и не попасть под его влияние — это очень трудно.

Возможно, кто-то гораздо более смышленый, более сведущий, чем я, найдет эту работу более легкой; но, вероятно, у него будет больше проблем внутри — у меня же внутри нет проблем! Но внешне… Ведь казалось, что химического открытия строения Материи должно быть достаточно, чтобы появилась точка опоры истинного сознания для воздействия на Материю.[94] И, возможно, как раз этим ученым, сделавшим это открытие и проводившим свои эксперименты по строению Материи, им не было бы трудно… Но поле самой крупной проблемы — это область медицины, поле терапевтического знания: их наука еще ПОЛНОСТЬЮ противоположна истинному знанию. Особенно когда речь заходит о равновесии тела. Они знают анатомию, они даже немного знают (не очень-то много), немного знают о химических процессах тела, они знают много того, чего не знает обычный смертный, и на основании этого они выдвигают догматические утверждения и спроваживают вас как ничего не знающего идиота. Все эти россказни о функционировании тела, что они знают? Естественно, если их спросить «Но почему это так?», они ответят: «О, почему? Не имею ни малейшего представления.»

Но тон, с которым они заявляют вам: «Это так и не может быть иначе!» И если им сказать: «Ваш опыт основан на статистике, но ваша статистика — ничто: она покрывает столь незначительное поле опыта, что ничего не стоит — вы ничего не знаете», тогда они посмотрят на вас с жалостью.

Они еще находятся в своем детстве, их догматическая уверенность свойственна детям. А с другой стороны те, кто знает все изнутри, не имеют опыта — еще никто не трансформировал свое тело! Никто не может вам сказать: «Вот так, это делается вот так и получается то-то; я сделал так и вышло вот так» — никто. Вот из-за чего это так трудно.

Очень трудно.

И затем, о! Все эти огромные волны мыслей, убеждений [Мать очерчивает огромные космические волны, приходящие снаружи и накатывающееся на нее], вся эта привычка Материи разлагаться и снова собирать себя, уничтожать сделанное и строить заново… Это приходит снова и снова, очень регулярно, как волны, бьющиеся о плотину.

Очень трудно.

 

(молчание)

 

Должно быть, это необходимо, потому что иногда, когда все так запутано, иногда я прошу Уверенности — и я хорошо вижу, я очень хорошо вижу, что если клеткам моего тела, телесному сознанию сказать: «Ты бессмертно; все эти трудности — это только переживания; ты страдаешь, но это не имеет никакого значения, это видимое расстройство не имеет никакого значения; все это — необходимые переживания, и ты дойдешь до самого конца переживания; ты дойдешь до самого конца трансформации», если бы это было ему сказано, тогда, очевидно, все стало бы только детской игрой, то есть оставалось бы только перетерпеть трудности — а это пустяк. И вот я задаюсь вопросом… Но так мне не говорили, так мне никогда не говорили, мне никогда не давали Уверенность — время от времени тело обнаруживает себя в некоем СОСТОЯНИИ, состоянии бессмертия; но это не постоянно, это зависит и от других вещей; и как только появляется это «зависит», больше нет высшей Уверенности. В то же время есть нечто вроде различения: очень даже может быть, что общее усилие клеток ослабилось бы, если бы им было сказано: «Это пустяки, все это не имеет никакого значения, потому что вы продолжите свое существование до самого конца работы», тогда, возможно, они бы «разболтались»? Исчезла бы концентрация воли в сражении. И тогда не выполнилось бы одно из необходимых условий.

Но приходит кое-что другое и говорит: «О, ты всегда даешь очень удобные объяснения, чтобы утешить себя!…» Ты видишь, я как свидетель [Мать делает тот же жест огромных космических волн, накатывающих на нее] чего-то вроде состязания всех реакций (чтобы меня поняли, я перевожу это на слова, но это не слова: это все ОЩУЩЕНИЯ; перевод в слова — просто для объяснения, но это нечто вроде ощущений или, скорее, состояний сознания; это все состояния сознания). И все это перепуталось… [жест волн].

А, это не для «Бюллетеня»!

 

*

* *

 

(Перед своим уходом ученик прикладывает свой лоб к ступням Матери. Заметим, что в прошлый раз, когда ученик сделал тот же самый жест, Мать (она стояла) потеряла равновесие и чуть не упала)

 

Ты видел, что в прошлый раз я чуть не потеряла равновесие. Когда ты коснулся моих ступней, опустился… не некий столб, это был ураган! белого-белого света! Не прозрачно белого — разительно белого, как белизна молока. Но такая сильная масса! Это пришло так внезапно, что я потеряла равновесие. Это все, я только потеряла равновесие. И это оставалось там, это было там — ты видел, как какое-то время я стояла, не поднимая головы — это из-за того, что я видела это; это было… это было ГОРАЗДО БОЛЕЕ КРЕПКИМ, ЧЕМ МАТЕРИЯ. Это было чем-то совсем особенным и таким крепким! крепче, МАТЕРИАЛЬНЕЕ МАТЕРИИ. И в нем было могущество — вес, плотность, невероятно! Как громадный столб, и все стало совершенно белым. Абсолютно белым. Больше не было ничего, кроме белого, везде. И так продолжалось несколько секунд. И именно это, это могущество заставило меня потерять равновесие.

Я была не в состоянии сказать тебе об этом в тот момент!

Ты ничего не почувствовал?

 

О, да, я чувствовал Силу!

О! это было… [смеясь] это было довольно грозным!

 

(молчание)

Я не помню, чувствовала ли я когда-нибудь Силу вот так. Это нечто (как выразиться?…) более материальное, чем Материя. Это так. И это пришло не как нисхождение света, нет: это пришло массой, как УПАЛО.

Белое! белое-белое, разительно белое, ослепительное. Невозможно было смотреть на это. Вот почему я опустила глаза, я не могла смотреть на это.

И я не видела ничего, кроме этого — больше не было ни тебя, ни ступней моих ног, вообще ничего, было только это.

 

(молчание)

 

Ночью я иногда просыпаюсь (не «просыпаюсь» в обычном смысле, но пробуждаюсь) пробуждаюсь окруженной чем-то подобным, очень, очень, очень плотным — плотным. Что имеет вес.

Возможно, химик объяснил бы это!

Это кажется мне чем-то новым![95]

 

 

Мая 1963

 

(Эта беседа состоялась несколько дней спустя после того, как ученик внезапно подвергся инфекционному «заболеванию»)

 

На другой вечер, к половине седьмого, я почувствовал себя очень плохо; моя голова раскалывалась, я действительно страдал: мучительные боли. Тогда я лег и внезапно почувствовал как бы ослабление — произошла внезапная перемена, за которой последовало облегчение. И на следующий день я узнал, что как раз в это время V разговаривал с тобой и сообщил, что я болен.

 

Было не только это, но и особенное переживание: в меня вошла Воля… Не знаю, некая Воля: «Решай». Нечто, что хотело, чтобы я решила: «Тебе решать». Тогда я сразу же сконцентрировала на тебе это могущество, я сказала: «Он должен выздороветь».

Это новое переживание. Это пришло очень сильно, как если бы мне было передано окончательное решение — моему ФИЗИЧЕСКОМУ сознанию. Тогда я сказала: «Прекрасно! Вот мое решение: он должен выздороветь.»

 

Больше всего меня поразила внезапность: вдруг я почувствовал облегчение.

 

Да, выздоровление шло не постепенно, ты выздоровел сразу же.

Затем, на следующий день я справилась о тебе (потому что это меня интересовало, это совершенно новое переживание), я спросила: «Есть ли какие изменения?». И мне ответили, что ты чувствуешь себя гораздо лучше.

 

(Мать дает

ученику розу)

Вот эта для Суджаты: открытая, как ее сердце.

 

 

Мая 1963

(Относительно письма личного друга ученика из издательства “Seuil”; друг предчувствует, что вторая рукопись книги о Шри Ауробиндо [“Путешествие Сознания”] также будет отклонена: «Я не знаю, прочел ли P.A.L. рукопись, я с ним об этом еще не говорил, но, прочитав несколько страниц, я почувствовал, что рукопись никогда не будет издана нашим издательством. В рукописи есть кое-какие недочеты и оплошности, но она будет отклонена по другой причине…»)

 

Хорошо! [смех]. Посмотрим, что они скажут. Собственно, я ни минуты не сомневалась, что эти люди не смогут ее опубликовать — не те люди.

Когда МЫ ее опубликуем, я уверена — уверена — что найдутся люди, которые захотят ее издать. Кроме того, это не та книга, которая имеет успех некоторое время, а потом о ней забывают. Она будет иметь долгое действие.

И что он называет «оплошностями»? — То, что он не может понять!

 

Этот человек хорошо понимает. Вероятно, он говорит с точки зрения литературы— мол, что-то слишком растянуто. Как бы там ни было, я не знаю, он мне напишет. Он мне скажет… Любопытно узнать, что он понял. Это открытый человек.

 

У меня скорее такое впечатление, что чтобы действительно оценить эту книгу, надо уже много знать — гораздо больше, чем знают эти люди.

У меня действительно такое впечатление — и из-за этого эта книга так и интересовала Шри Ауробиндо, и он так много ею занимался — что это самый понятный способ объяснить все это тем, кто получил европейское образование. Или, в любом случае, тем, кто получил современное образование, у кого современный настрой ума; эта книга хорошо подходит и для американцев. А также для той части Индии, которая находится под влиянием английского образования — эта книга приведет их в соприкосновение под таким углом, что они смогут понять.

Ни на секунду я не сомневалась, что они не опубликуют эту книгу — в сущности, по правде говоря, я и не была бы очень уж довольна этим! Это не книга для их «Коллекции». Их «Коллекция» слишком банальна, поверхностна.

 

В любом случае, она не вошла бы в их «Коллекцию», потому что в этой книге свыше 300 страниц, а объем книг их «Коллекции» не превышает 150. Но книга могла бы быть издана за рамками их «Коллекции» — но, кажется, этого не произойдет… Любопытно было бы узнать их критику.

 

А! Они ничего не поймут.

Дай мне его письмо.

 

(Мать смотрит

на письмо)

О! Это человек интуиции. О, о!

О, он очень хорош! Гораздо лучше, чем то, что он пишет[96].

 

*

* *

 

Я хотел бы задать тебе небольшой вопрос. В этой книге о Шри Ауробиндо я мимоходом говорю, что три аспекта — Трансцендентный, Имманентный, Космический — вероятно, соответствуют католической Троице: Отцу, Сыну и Святому Духу. Можешь ли ты точно мне сказать, что чему соответствует? Отец — это, очевидно, Трансцендентный аспект, а Сын?

 

Сын — Имманентный аспект.