Из-за того, что у них было это переживание?

Да, потому что они это пережили и выжили — форма, выжившая в этом испытании.

С точки зрения восприятия того, что свыше, это очень, очень важное переживание — я имею в виду восприятие новых сил, подготовку к восприятию новых сил.

 

(молчание)

Но это довольно сложно… Для тела в его обычном сознании совершенно нормально то состояние, когда оно не чувствует, что живет. Когда тело не чувствует себя живущим, это означает, что все работает нормально; как только оно чувствует, что живет в какой-то своей части, это означает, что что-то не совсем нормально, и инстинктивно (я не говорю о витальном или ментальном сознании) его первичное сознание становится встревоженным, потому что это не нормально (это не то, что оно называет «нормальным»); и тогда эта встревоженность (которая мысленно не формулируется) приводит тело в контакт с целым миром враждебных и пораженческих внушений — о! есть ИНТЕНСИВНАЯ атмосфера пессимистических, пораженческих, враждебных внушений, как бы вьющихся вокруг человеческих жизней. Это очень сильно даже здесь, очень сильно — я имею в виду Ашрам — очень сильно. Те люди, что очень чувствительны, но чье сознание не слишком сильно укоренилось в вере, они очень… (как сказать?) на очень глубоком уровне… не глубоком, а на сокровенном уровне атакуются этой атмосферой.

И тело чувствует себя не по себе.

 

(молчание)

Я посмотрю еще раз[193], но сейчас мне кажется, что это такой период или стадия в интегральном развитии, что она приводит тебя в контакт со смертью. Это нечто безличное, и я не вижу ничего угрожающего, то есть, я не считаю это каким-то предупреждением — за исключением того, что Смерть повсюду в мире, конечно же! Вот так, это все. Все сводится к этому.

Вот так, мой мальчик.

И это может быть так, потому что внутри тебя происходит интересная работа.

Мое же впечатление… Если ты меня спросишь, то у меня противоположное впечатление: в данный момент я подготавливаю тебя к новой жизни. Вот так.

Надо… я даже не вижу необходимости говорить тебе это, но надо привязать сознание как раз к чему-нибудь безличному таким образом, чтобы это было невозможно изменить, — к Новой Реализации.

И если ты чувствуешь эти пораженческие вибрации, то знай, что сейчас это поле боя, поле действия, очень активного. Ведь битва там внутри разгорается каждую минуту — все время, все время… Я не жду, что и другие будут вести эту войну одновременно со мной; только, если со своей стороны они будут держаться за то, что ДОЛЖНО БЫТЬ, это все, что нужно.[194]

 

 

Сентября 1963

 

(Начало этой беседы было обречено на исчезновение, но мы случайно наткнулись на него на второй дорожке магнитофонной ленты. Нам оно показалось очаровательным, и поэтому приводится здесь. Очень часто подобные начала бесед мы стирали … Здесь речь шла о состоянии здоровья ученика; Суджата написала Матери, что наше здоровье «ухудшается» и предложила дать ему дополнительное питание.)

 

Так, теперь я тебя рассмотрю! [смех]

Как дела, мой мальчик?

 

Получше.

Немного лучше… А с этим питанием все в порядке?

 

Да, кажется, помогает.

Возьми… [Мать дает белый гибискус]: это «воля, единая с Божественной волей» — когда они вот так сольются, что их больше не различишь.

Малыш…

 

*

* *

 

(Затем возникает вопрос по поводу «старого» переживания от 29 июня («корабль из розовой глины»), на что Мать отвечает:)

 

Все идет гораздо быстрее, чем я думала, и поэтому это переживание кажется мне таким далеким-далеким-предалеким [оно было два месяца тому назад], столько всего произошло — так много всего, что я и не упомню[195].

 

*

* *

 

Немного позже

На днях, из-за проводимой мной работы, я была вынуждена объяснять свою позицию с точки зрения материализма (я не знаю, какую позицию сейчас занимают материалисты, потому что обычно я этим не занимаюсь), но, как бы там ни было, мне надо было сделать это из-за одной работы.[196]

Для материалистов все переживания людей являются результатом ментального феномена: мы достигли значительного ментального развития (хотя они не могут объяснить, как и почему!), как бы там ни было, из Материи развилась Жизнь, Жизнь породила Разум, и все так называемые духовные переживания людей являются ментальными построениями (они используют другие слова, но я думаю, что такова их идея). В любом случае, это отрицание всякого духовного существования в себе, отрицание Бытия, Силы или некого высшего Нечто, которое управляет всем.

Повторяю, я не знаю, какова их позиция сегодня, к чему они пришли, но я была в присутствии убежденности такого рода.

Тогда я сказала: «Все очень просто! Я принимаю вашу точку зрения, что нет ничего кроме того, что мы видим: человечество такое, какое оно есть, и все так называемые внутренние явления происходят из-за ментальной, церебральной активности; и когда вы умираете, вы просто умираете — то есть, тогда это явление скопления, сгустка материи подходит к концу своего существования и растворяется, все растворяется. Очень хорошо.»

(Вероятно, что если бы все так и было, то жизнь показалась бы мне такой отвратительной, что я уже давно бы ушла. Но должна тут же добавить, это даже не вопрос морали и даже не духовности, что я не одобряю самоубийство; оно является для меня актом трусости, и что-то во мне очень не любит трусость, так что я не… Я никогда не убегала от проблем.)

Это с одной стороны.

«Затем, раз уж вы здесь, на земле, и вы должны дойти до самого конца, даже если он есть ничто — вы идете до самого конца, и стоит идти до конца самым лучшим образом, то есть, к вашему самому большому удовлетворению… Скажем, я немного интересовалась философией, я изучала все проблемы понемногу и пришла к учению Шри Ауробиндо, и то, чему он учит (я сказала бы: «то, что он открыл мне», но не материалистам) является самым удовлетворяющим ДЛЯ МЕНЯ среди всех сформулированных людьми систем, является самым полным[197], отвечающим самым полным образом на все вопросы, которые можно поставить перед собой; это то, что больше всего помогает мне в жизни чувствовать, что «жизнь стоит прожить». Как следствие, я стараюсь полностью соответствовать его учению и жить им интегрально, чтобы жить наилучшим образом — для меня наилучшим. Мне все равно, верят ли в него другие — верят ли они или нет, это не играет для меня никакой роли; мне не требуется поддержка убежденностью других, достаточно моего собственного удовлетворения.»

Ну вот, больше нечего добавить.

Это переживание длилось долго — на все проблемы, на все подробные вопросы я отвечала подобным образом. И когда это закончилось, я сказала себе: «Вот чудесный аргумент!» Благодаря этому аргументу сразу же смолкали все элементы сомнения, неведения, непонимания, дурной воли, отрицания — они аннулировались, теряли силу.

Я думаю, эта работа должна отразиться на всем мире. Я была в этом состоянии (ощущения огромного могущества и чудесной свободы), по меньшей мере, шесть-восемь часов. (Эта работа началась давно, но обострилась в эти последние дни.)

И потом, все было прочным, не подкопаешься — что вы на это скажите?

 

(молчание)

Легче всего отвечать махровым материалистам, убежденным, искренним («искренним» в пределах своего сознания), чем религиозным людям! Гораздо легче.

С индийцами очень легко — их благословило небо, потому как достаточно совсем малого, чтобы правильно их ориентировать[198]. Но есть две трудные религии, это христианская религия (особенно в форме протестантизма) и иудейская.

Иудеи — тоже ярые материалисты: люди смертны, что же, они умирают, и на этом все. Но я не очень-то понимаю, как они согласуют это с их Богом, который, к тому же, является Немыслимым и не должен называться… но, который, если посмотреть на него с точки зрения более широкой истины, кажется (я в этом не уверена), кажется Асуром. Потому что это всемогущий и ЕДИНСТВЕННЫЙ Бог, чуждый миру —мир и он (насколько я знаю) — это две совершенное разные вещи.

То же самое с Католицизмом. И все же, если я правильно помню, их Бог создал мир из части самого себя, не так ли?

 

Нет-нет!

Не так? Он только человека создал из своего ребра?

 

Нет! Он создал человека из ребра Адама, а не из своего ребра!

Ах!

 

Из ребра Адама…

… он создал женщину. Ах!…

 

Нет-нет! Он «сотворил» мир.

Из ничего он сотворил мир?

 

Да, так.

Тогда это то же самое, та же самая проблема.

Это просто непонимание.

 

И он послал своего сына как раз для того, чтобы «спасти мир».

 

Значит, его сын не принадлежит творению?

 

Он сын Бога, а другие – нет.

Он ЕДИНСТВЕННЫЙ сын Бога?

 

Да, конечно!

Они все извратили.

Но Адам принадлежит творению?

 

Да, тогда как Христос – не человек, а сын Бога.

Но он принял человеческое тело.

 

Да, но он сын Бога. Это не человеческое существо, ставшее божественным, это божественное существо — «сын Бога» — принявшее человеческое тело.

 

Но это понятно! Все Аватары таковы.

 

Да, но он – единственный.

Все искажено.

А Дева Мария во всей этой истории? Что с ней произошло, ведь она была женщиной.

 

Она была человеческим существом.

Да… потому что в этой истории даже есть момент, когда Христос говорит: «Что мне сделать с этой женщиной»!

Но как же тогда Успение?…

 

(молчание)

Конечно, те, кто знают, очень хорошо понимают — все это символически.

Вот, к примеру, я говорила тебе, что довольно долго разговаривала с Папой в день его избрания, и разговор вдруг был прерван из-за его реакции (между нами действительно был ментальный разговор: я говорила, и он мне отвечал, я слышала его отклик — я не знаю, сознавал ли он что-то?… вероятно, нет, но, как бы там ни было, это совсем не было формацией моего ума, потому что я получала неожиданные ответы), разговор был внезапно прерван из-за его реакции в тот момент, когда я сказала, что Бог есть повсюду, во всех вещах, что все есть Он; и затем великая Сила пришла ко мне, и я добавила: «Даже когда спускаешься в Ад, Он там тоже есть.»

Тогда все видение прекратилось.

Так я узнала, что это одна из частей их учения: ужасны не столько страдания Ада, сколько то, что там нет Бога; это единственная часть творения, где нет Бога — в Аду нет Бога. А я утверждала, что Бог есть и в Аду.

Но, естественно, с точки зрения интеллекта, все это объясняется и всему находится свое место — нет истины, которую бы человек не исказил своим мышлением. Трудность не в этом, а в том, что для религиозных людей есть вещи, в которые они ОБЯЗАНЫ верить, и «грех» позволять уму обсуждать их — так что, естественно, они закрываются и никогда не смогут развиться. Тогда как материалисты, напротив, настроены на то, чтобы все знать, все объяснять — они объясняют все рационально. Так что [Мать смеется], благодаря тому, что они объясняют все, их можно вести как раз туда, куда хочешь.

Вот так.

 

С религиозными людьми ничего не поделаешь.

Нет. Лучше и не пытаться. Если они зацепились за какую-то религию, значит, эта религия так или иначе помогла; помогла тому в них, что хотело приобрести уверенность без поисков — положиться на что-то прочное, не неся ответственности за эту прочность, чтобы кто-то другой был ответственным! [Мать смеется] так и идти. Поэтому вытягивать их из этого означало бы недостаток сострадания — лучше оставить их там, где они есть. Я никогда не спорю с кем-то, кто имеет веру — пусть он сохраняет свою веру! И я забочусь о том, чтобы не говорить ничего, что могло бы пошатнуть его веру, потому что это было бы нехорошо — такие люди не способны поверить во что-то другое.

Но с материалистами:… «Я не спорю, я принимаю вашу точку зрения; только вам нечего возразить — я заняла свою позицию, вы — свою. Если вы удовлетворены тем, что знаете, храните это знание. Если это помогает вам жить, очень хорошо.

Но вы не имеете никакого права осуждать меня или критиковать, потому что я занимаю свою позицию на том же основании, что и вы. Даже если все, что я себе представляю это просто воображение, я предпочитаю это воображение вашему.» Вот так.[199]

 

 

Сентября 1963

 

Позавчера у меня было интересное переживание.

Совершенно конкретным было осознание, что все является Господом, и что все есть Его воля, Его действие, Его сознание, и во всем так; и в то же время было восприятие мира, как он есть («как он есть»… то есть, как мы его чувствуем). И, поскольку больше не было представления ни о добре, ни о зле, и все такое, то было нечто вроде почти чистосердечного удивления, совершенно спонтанного удивления, без мысли по поводу осуждения, гнева, неодобрения, презрения по отношению к людям, которых называют «плохими», которые творят зло и имеют дурную волю. Показалось таким странным, что можно раздражаться или сердиться на это! И тогда поднялась глубокая Жалость — но Жалость, не имеющая ничего общего с чувством превосходства, ничего такого — это нечто вроде печали, что есть люди такие маленькие и слабые в этой Грандиозности, что они ВЫНУЖДЕНЫ быть злобными, недоброжелательными, вынуждены ненавидеть, отвергать, желать зла.

Слова очень, очень сильно занижают переживание; это было такое… сверхсострадание, ты знаешь, наполненное глубокой Любовью и Пониманием: «Как можно осуждать их за то, что они такие, как хочет Господь?»

Затем, когда все осело, несколько часов спустя я кое-что написала — я написала это по-французски (даже желая, чтоб это не переводилось на английский). И, в самом деле, это непереводимо. Вот что я написала:

 

Ce monde est plein de miseres pitoyables,

mais les etres que je plains le plus

sont ceux qui ne sont pas assez grands

et assez forts pour etre bons.

Перевод:

 

Этот мир полон жалкой нищеты,

но существа, которых я больше всего жалею,

это те, что недостаточно широки

и сильны, чтобы быть хорошими.

 

Но здесь слово «хороший» [“bon”] не имеет больше смысла противопоставления «плохому» [“mauvais”]: в этом содержится все божественное великолепие. Это было излучение божественной Любви.

 

(молчание)

Любой перевод на английский слова “bon” [«хороший»] слаб и занижен. Я не хотела излагать это по-английски. Но сегодня вот что вдруг пришло ко мне на английском языке, и я написала:

 

This world is full of pitiable miseries,

but of all beings those I pity most are

those who are so small and so weak that

they are compelled to be nasty.

 

Это видится в противоположных терминах[200], но здесь столько же силы, сколько и в первом тексте, написанном по-французски.

 

*

* *

 

Немного позже

Что ты мне принес?

 

Есть работа…

 

Активная работа, ты знаешь… я не очень-то к ней расположена!

Когда у меня есть переживание, я даже не пытаюсь сформулировать его — никогда не пытаюсь: я живу им как можно интенсивнее и поддерживаю его живым как можно дольше. Затем вдруг будто появляется ручеек: ручеек слов, которые приходят все вместе и затем выстраиваются — я ничего не делаю!

Не знаю, видение ли это или слышание: это нечто между ними. Очень долгое время все мои контакты с невидимым были контактами-видениями, но сейчас появился и звук тоже. Вот как это происходит: мне надо просто быть внимательной, то есть не заниматься активно чем-то другим; если я остаюсь спокойной, это приходит: это совсем как маленький ручеек, совсем маленький, текущий с гор; он очень ясен и очень чист как чистая вода, очень прозрачен и одновременно белый и светлый. Он приходит [жест: как падающие капельки воды] и выстраивается здесь, над головой, в слова. Он выстраивается, и кто-то, я не знаю кто (вероятно, Шри Ауробиндо! потому что этот кто-то обладает поэтической мощью) следит за звучанием и расположением слов, и при необходимости переставляет их должным образом; затем, спустя еще некоторое время, все окончательно готово. Тогда я это записываю — это очень забавно.

Вот что произошло с английским переводом: я авторитетно сказала: «Это непереводимо.» Затем, этим утром, когда я вообще ни о чем не думала, это пришло само. То есть, точнее, я рассказывала об этом кому-то, кто знает английский язык лучше, чем французский; поэтому сказала это по-английски, а когда сказала, то заметила: «Смотри-ка! А вот так будет верно!» — это переживание, которое выразилось на английском.

Но, слава Богу, все это [жест к голове] здесь ни при чем — так спокойно, о!… так мирно.

 

(молчание)

Все земное как бы достигло крайней степени беспорядка и путаницы (в Ашраме тоже: может быть, даже хуже, чем где бы то ни было! Нет, не хуже, но так же плохо!), и кажется, это накапливается: почти час за часом я открываю, что больше и больше запутанно… путаница, беспорядки (раньше я назвала бы это злодеяниями, но сейчас…). И как запутано!… со стороны людей, убежденных, что они знают (они знают гораздо лучше Господа, гораздо лучше — Господь не знает ничего об этом мире, а они знают), и затем они делают такие глупости! Потом, сделав глупость, спустя некоторое время, они понимают, что это глупость, и чтобы исправить ее, они совершают другую глупость! И все здесь так, все-все-все, всевозможные глупости. И когда они наделали уже столько глупостей, что не в состоянии из них выбраться, тогда им приходит на ум спросить меня! [смеясь] Они спрашивают меня: «Что же нужно делать?». Тогда я отвечаю: «Нужно время!»

И приятно, что ничто не шевелится там [жест к голове], ничто не шевелится. И Господь улыбается.

 

*

* *

 

Несколько часов я концентрировалась на этом уменьшении энергии в твоем теле; это не болезнь: это снижение энергии в твоем теле[201] (ты добавляешь к этому кое-что ментальное, но это твое дело, мой мальчик, ты исправишь это). Несколько часов я концентрировалась на этом, и даже сказала Господу, что если я действительно так воздействую на людей [смеясь], то лучше мне уйти! (Было немало совпадений.) Я не верю ни одному слову этой жалобы! но, как бы там ни было… [смеясь] я говорю это «просто вот так».

Тогда сразу же произошло массированное нисхождение, и все стало блаженным — я сказала себе: «Господи, это Твое дело. Это Твое дело, что я нахожусь здесь, это Твое дело, что я действую; я же не действую, это Ты действуешь. Результат — Твое дело, но… насколько я вижу, если позволяется видеть, я не нахожу его логичным!»

И тогда мне было сказано (не словами), очень ясным и сильным образом, что это был переход, необходимый для твоего интегрального развития — ИНТЕГРАЛЬНОГО. И что мне не надо беспокоиться.

Хотя я…

Он совершенно меня убедил, что ты выйдешь из этого состояния окрепшим, озаренным (не в смысле немного безумным), освещенным и гораздо более сильным. Вот так.

Я даже добавила кое-что, что не должна тебе говорить, но как бы там ни было… (обычно об этом не говорят), но я добавила, что ты нужен мне. И, следовательно, с тобой ничего не должно случиться.

Ответом мне была улыбка.

Потом ко мне пришло, что это - переходное состояние. Поэтому я надеюсь, что оно не продлится долго.[202]

Необходимо маленькое изменение в твоей ментальной позиции; это как раз то, что можно было бы назвать маленьким лечением пессимизма — или большим лечением маленького пессимизма! Вот так… где-то: ты знаешь, где.

Но это переход, это ни что другое, как переход.

Тело очень невежественно (мы знаем это, тут не о чем говорить!), и как только что-то с ним происходит, то, я не могу сказать, что им завладевает страх, но возникает впечатление, что это ОЧЕНЬ серьезно! [смеясь] всегда так! (я знаю это из своего опыта), пока ему не разъяснено, что оно должно быть мудрым, очень спокойным, не бояться и… позволить произойти тому, что происходит.

Оно всегда отвечает: «Но посмотри на всех этих людей, которые умирают, на всех больных, всех этих…» Сейчас я сама отвечаю ему так: «Достаточно больных людей, не стоит им подражать!»

 

(молчание)

Главным образом, есть нечто вроде сосуществования, наложения двух вещей, которые на самом деле являются противоположными существованиями, но находятся всегда вместе: Покой, где все гармонично (я говорю о клетках тела), где все гармонично до такой степени, что туда не может проникнуть никакой беспорядок, никакое заболевание, никакое страдание, никакая дезорганизация, никакой распад — все это невозможно; этот Покой вечен, находится совершенно вне времени (хотя он ощущается в клетках тела); и, в то же время, дрожание, беспокойство — невежественное, суетливое темное беспокойство, оно не сознает своего неведения, не знает, что делать, и постоянно совершает бесполезные действия. И тогда туда, внутрь, приходит беспорядок, распад, дезорганизация, страдание и… иногда это становится очень острым, все нервы напряжены, везде недомогание — оба состояния вместе.[203]

«Вместе» до такой степени, что даже нет впечатления, что совершаешь переход, даже не знаешь, как переходишь из одного в другое, это… неуловимый переход.

И это совершенно противоположные состояния.

Можно во мгновение ока устранить любую боль, любой беспорядок, любое заболевание в своем теле; и за секунду все это может вернуться. Так что можно вот так переходить из одного в другое, из одного в другое… [жест вперед-назад].

Пока еще не понятно и не известно, как стабилизировать этот Покой.

Когда Покой там, такое ощущение, что ничто не может его изменить: все нападки мира немощно отпадают; ничто не может его изменить. Но Покой исчезает так же, как и появился, неизвестно как.

Если наблюдать за этим очень внимательно, то возникает впечатление, что этот разум Материи, о котором говорит Шри Ауробиндо[204], это мышление Материи, оно еще не очищено, еще смешано; так что достаточно одного ложного движения, чтобы все изменилось. И в людях этот материальный разум постоянно живет в своем ложном движении — кроме тех случаев, когда иногда, как вспышка, возникает переворот. Но здесь [в теле Матери] еще остается привычка; привычка (почти только память) ложного движения. Достаточно того, чтобы эта привычка воспроизвелась в чем-то очень маленьком, как острие иглы, чтобы… бац! все впало в старую колею.

И когда я смотрю на те усилия, которые я прикладывала столько лет, чтобы его очистить, этого дружка, я немного (как сказать?…) не могу сказать, что боюсь или беспокоюсь, но… (не могу даже сказать, что я пессимистична), но как же это должно быть трудно для людей, которые не проделали всей этой йоги, которую я проделала в течение стольких лет! Потому что клетки тела подчиняются этому материальному разуму, который, в своем естественном состоянии, является скоплением глупого неведения и который думает, что так умен, ох!… Масса отвратительной глупости, которая считает себя такой умной! Он думает, что все знает.

 

(молчание)

Потому что НИЧТО в сознании не шелохнулось во время этих изменений [вперед-назад, от истинного к ложному движению]; сознание вот так было обращено, было развернуто, развернуто (не к высотам), развернуто (не внутрь себя), оно было… просто обращено к Господу, живя в его Свете, который в физическом мире становится золотым великолепием. Сознание обращено к Нему. Нет ничего, кроме Него, это единственная реальность, единственная истина. И Это вибрирует так [Мать касается своих рук, кистей рук], Это вибрирует во всех клетках, везде. Я делаю так [Мать делает жест сбора «этого» в воздухе вокруг], как если бы я собирала это. Это не эфемерно, это очень материально; это чувствуется как уплотнившееся нервное окончание, — но вибрирующее — вибрирующее-вибирующее-вибрирующее… Сознание таково. И все это происходит в теле. Но этот старый глупец… он сразу же становится пессимистичным, ожидающим катастроф, поражений — поражений, ох!… он видит все самое худшее. И затем, после того, как он вообразит наихудшее (в течении одной секунды, конечно), этот восхитительный персонаж предлагает все это Господу; он Ему говорит: «Вот, Господи, вот Твоя работа, это все Тебе, делай с этим, что хочешь»! Глупец, что за нужда была у него готовить эти катастрофы! Катастрофы, всегда катастрофы, все катастрофы — и он предлагает эту катастрофу Господу!

И откликом всегда бывает улыбка, полная терпения! о!… Это терпение изумляет меня каждую секунду.

Время от времени появляется огромная мощь (это дается телу умышленно, чтобы оно чувствовало, стало осознавать, что «то» существует), приходит большое могущество, и с этим могуществом возникает впечатление, что надо делать только это [Мать опускает обе руки в жесте власть держащего], чтобы все изменилось. Но…

Тело все еще очень сильно ограничено и невежественно, чтобы позволить Силе действовать в себе. Оно видит этот вопрос (индивидуальность Матери) многосторонне, но не со всех сторон. Это не… несмотря на все, это только угол зрения — пока есть этот угол, ей (Силе) не позволяется действовать.

Хотя, да, на днях было такое переживание, когда все – это Господь, все, во всем так, как оно есть, как мы это видим; когда все было Тем в ТАКОМ совершенном целом, потому что оно было таким полным, и таким гармоничным, потому что оно было таким сознательным, и в каком-то вечном Движении развития к большему совершенству (это нечто странное, это не может оставаться без движения ни на четверть секунды: это все время, все время, все время стремится к более совершенной Тотальности); тогда, в тот момент, если Сила действует (вероятно, она действует), если Сила действует, она действует так, как нужно. Но это не всегда так — это не всегда так, еще есть ощущение, что что-то должно исчезнуть и что-то должно прийти — ощущение перехода; это стремление к развитию, которое… которое не содержит всего.

Но в том состоянии кажется, что все, что вы видите, ДОЛЖНО происходить — и неизбежно (я должна сказать, обязательно) это происходит. И, вероятно, мгновенно. Но надо видеть все одновременно, чтобы это сохраняло всемогущество; пока мы видим только точку (как, например, когда есть впечатление, что воздействие на землю ограничено определенным полем, которое зависит от вас), пока это так, невозможно быть всемогущим, это невозможно — невозможно. Это вынужденно обусловлено..

 

(долгое молчание)

Есть растущее ощущение того, что все, что есть, все, что происходит, внешне и внутренне (также внутренне), совершенно необходимо для полноты всего.

Я как раз думаю о той реакции, что была у меня на днях… Естественно, есть часть моего существа, которая смотрит, улыбается и говорит: «А, ты еще там!» И в то же время я понимала: «Нет, это необходимо — все необходимо.» Была необходима особая вибрация… она была необходима, чтобы привести в действие нечто иное. И все вот так.

Все так.

 

(молчание)

 

Это переходный период — но разве он не является постоянным?! Он должен быть постоянным. Только все же приходит момент, когда он становится совершенно осознанным и желанным, и тогда он уже не воспринимается как постоянный период перехода.

В сущности, когда мы выйдем из Глупости, есть… должно произойти довольно значительное изменение.

О! будет много о чем сказать.

 

(молчание)

Любое изменение невозможно, любое совершенствование (я не говорю о регрессе, потому что это другое явление), каждое изменение, в любом элементе или точке земного сознания невозможно без того, чтобы вся земля не участвовала в нем. Это неизбежно.

Все тесно связано. И вибрация в любой части имеет ЗЕМНЫЕ последствия — я не говорю «вселенские», я говорю «земные» — это неизбежно.

Это означает, что с земной точки зрения (с индивидуальной точки зрения это было очевидно уже давно) нет ни одного стремления, ни одного усилия, которое было бы бесполезным — нет ни одного стремления к Лучшему, ни одного стремления к Истине, которое не имело бы земного резонанса, земных последствий.[205]

 

 

Сентября 1963

 

(В ходе этой беседы Мать рассматривает возможность прочтения какого-то послания, если оно к ней придет, по случаю 29 февраля 1964, второго юбилея супраментального Проявления. Затем она добавляет:)

 

…Если я смогу говорить.

 

?

Да, мне было любезно сказано, что я не смогу больше говорить.

 

Что ты имеешь в виду?

Ох, враждебные силы всегда делают всевозможные внушения. Мне сказали, что я утрачу способность говорить — [смеясь] так будет для всех лучше!

 

(кажется, что ученик не может

понять, как это возможно)

Вот что было: на днях доктор принес канареек, клетку с канарейками, чтобы показать их мне. Канарейки всегда посвистывают, порхают по клетке, очень активны… здесь же не было вообще ничего! Доктор поставил клетку на подоконник, и я подошла взглянуть на них — они вообще молчали, опустились на дно клетки и были словно парализованными. Я решила сама свистнуть (в прошлом я очень хорошо умела свистеть): ни звука! Тогда мне любезно сказали: «Ты не можешь больше свистеть и не можешь больше петь, и вскоре ты не сможешь больше говорить.» Вот так.

Должно быть, я произвожу странный эффект на животных, потому что на днях маленький М пришел ко мне с маленькой белочкой в ящичке с ватой внутри, потому что белочка была совсем маленькой. Он вынул ее из ящичка и показал мне; я погладила ее — она уснула в трансе!

О, они не чувствуют себя несчастными, они очень довольны (!), но это слишком сильно для них. Так что они засыпают или теряют способность двигаться, как та канарейка. В конце доктор начал беспокоиться за своих птичек, он сказал: «Что происходит? Дома они щебечут весь день!» Я ответила [смеясь]: «Да, здесь по-другому»! Он взял клетку, и как раз в момент ухода канарейки встрепенулись и запели!

Как бы там ни было, посмотрим. Я много о чем наслышана.

 

 

Сентября 1963

Это пришло на английском (я хочу поместить это в «Бюллетень», чтобы заполнить пробел!). Это надо опубликовать и на французском.

Любовь это… (излишне говорить, что это выжимка одного переживания — одного переживания, о котором я не говорю)

 

Love is not sexual intercourse.

Love is not vital attraction and interchange.

Love is not the heart's hunger for affection.

Love is a mighty vibration coming straight from the One.

And only the very pure and very strong are capable of receiving and manifesting it.

[Перевод:

 

Любовь — это не сексуальная связь.

Любовь — это не витальное притяжение и взаимообмен.

Любовь — это не жажда сердца в привязанности.

Любовь — это могущественная вибрация, приходящая прямо из Единого.

И только самые чистые и самые сильные способны воспринимать и проявлять ее.

Затем следует объяснение того, что я подразумеваю под «чистым» [ the very pure and very strong]:

To be pure is to be open only to the Supreme's influence, and to no other.

[Перевод:

 

Быть чистым — это быть открытым только влиянию Всевышнего и никакому другому.

 

Это гораздо труднее, чем то, что люди считают чистотой! То [что они считают ]  — это что-то очень искусственное и ложное.

Последнюю фразу я написала и по-французски (обе фразы пришли вместе):

 

Etre pur, c’est etre ouvert seulement a l’influence du Supreme et a nulle autre.

 

Это просто и определенно[206].

Сейчас надо перевести на французский все остальное — у меня так много бумаг, что я не могу в них разобраться! [Мать ищет в груде разбросанных листочков бумаги] Я завалена бумагами!

Сначала я написала: “L’Amour n’a rien a voir avec …” [Любовь не имеет ничего общего с…] и т.д., но это неправильно. Напишем так: “L’Amour n’est pas…” [Любовь — это не…].

 

L’Amour n’est pas les relations sexuelles.

L’Amour n’est pas les attractions et les echanges vitaux.

L’Amour n’est pas le besoin d’affection du coeur…

 

[Перевод

          Любовь - это не сексуальные связи

Любовь – это не витальное притяжение и взаимообмен

Любовь – это не жажда сердца в привязанности…

 

Это идет из «Савитри», из «Спора со Смертью», когда смерть говорит Савитри: «What you call love is the hunger of you heart.»[207]

 

Может быть, перевести так: «Любовь не есть сердце и его жажда в привязанности»?

 

Но сердце может проявлять Любовь! Нет, надо так: «Любовь — это не жажда сердца в привязанности.» И затем, позитивная часть:

 

Любовь — это всемогущ вибрация, исходящая напрямую из Единого. И только самые чистые и самые сильные способны воспринять ее и проявить.

 

У меня целая пачка набросков![208] [Мать показывает черновики своего перевода]

Одна вещь нова для меня. Это то, о чем я тебе недавно говорила: сначала идет переживание, но переживание… нечто, что ЗАХВАТЫВАЕТ все существо, все тело, все-все, вот так [жест: схватить и удержать] и держит вас. И оно работает. Оно работает везде в клетках: абсолютно везде, в сознании, в ощущении, в клетках. Затем это как бы отстаивается, как если бы его процеживали через очень мелкое сито, и выпадает с другой стороны — в словах. Но слова не всегда сразу же составляют полную фразу (это очень странно): два слова здесь, два слова там [Мать как бы показывает цветовые пятна здесь и там]. Затем я остаюсь очень спокойной, не шевелюсь — особенно не думаю, не шевелюсь — молчание. Затем постепенно слова начинают свой танец, и когда получается более или менее связная фраза, я ее записываю. Но обычно эта фраза не окончательна. Если я подожду еще немного (даже делая что-то другое), то, спустя некоторое время, это приходит: фраза, которая по существу гораздо более логична и поразительна. И если я подожду еще чуть-чуть, она становится более точной, и окончательно она приходит с ощущением: «Вот оно, вот так.» — Хорошо, я это записываю.

Никогда прежде у меня не было такого. Надо, чтобы смолкло все (даже наиболее активный, наиболее материальный внешний разум), и надо взять за привычку не шевелиться, когда приходит переживание — не шевелиться, чтобы ничто не шевелилось, оставалось вот так [жест, будто что-то подвесили] и ждало.

Даже визуально есть впечатление маленького дождика белого света; как если бы, спустя некоторое время, этот дождик взращивал слова! Как если бы он орошал их! И слова приходят. Затем слова как бы пускаются в танец, в кадриль, и когда кадриль сформировалась, тогда фраза становится ясной.

Это очень забавно!

Уже в третий раз так произошло — это совершенно ново.

Так что записи так и пляшут! [Мать показывает пачку черновиков].

И сейчас, из-за этого нового способа, записи множатся! Потому как это происходит таким образом, как я тебе сказала [маленькими последовательными отрывками]. Но в этом есть свое преимущество: разум остается совершенно молчаливым — ему там нечего делать, это будто бы кто-то приходил в кладовую поискать слова, а затем выстраивал бы их. И этот кто-то - безликий: безличное сознание; это почти «сознание того, что хочет выразиться», сознание откровения или сознание расследования или сознание воли, но не какой-либо личности. Этот кто-то собирает слова вместе, и затем возникает танец… как танец электронов!

 

(молчание)

На днях было нечто подобное, хотя и менее полное; это начало: К. принес мне статью, которую он хочет где-то опубликовать с цитатами Шри Ауробиндо и моими цитатами, и хотел убедиться, что все верно и что он ничего не напутал (!). В одном месте я увидела его комментарий (ты знаешь, как люди любят играть со словами, когда они находятся полностью во власти разума: ум любит играть со словами и противопоставлениями); комментарий был на английском, я не цитирую слово в слово, но он сказал, что «век религий был веком богов»; затем, поскольку наш мистер разум любит игру слов, то он заставил его сказать, что сейчас век богов кончился и наступил «век Бога», то есть, он прискорбно впал в христианскую религию… не заметив этого! И как только я увидела эту фразу, я увидела эту тенденцию разума, который любит это и находит очень… о! очень очаровательным такой поворот фразы (!). Я ничего не сказала, продолжила чтение и прочла статью до самого конца. Затем в месте той фразы я увидела маленькое сияние: это было как маленькая искорка (я видела это с открытыми глазами); я смотрела на эту искорку, и на месте «God» появилос<