Мы будем свидетелями странных событий — в этом ты можешь быть уверен.

Сила работает крайне необычно… Как-нибудь я расскажу тебе об этом, не сейчас.

 

 

Июля 1963

 

Нолини сказал мне, что с тех пор, как нарастает Сила, ежедневно приходит поток писем: люди кричат о своей нищете, моральной или материальной; это общий крик о помощи, и он сказал мне: «примечательно, что никто не просит о помощи материальной», они все просят моих благословений, говоря (они верят), что это принесет им облегчение. Он сказал: «Это почти одна и та же нота во всех письмах.» Контакты с внешним миром значительно возросли; раньше это были только те люди, которые меня знали, теперь же устанавливается связь и с совершенно незнакомыми людьми.

Теперь ежедневно, ночью, во время, отведенное для работы (обычно это между 2 и 4:30 утра… чуть раньше, чуть позже) я вижу людей, которых не знаю физически — все время, все время много работы. Теперь расширилась работа, которую я обычно проделывала с окружающими меня людьми: я попадаю в места, которых совсем не знаю. И всегда, всегда это что-то строящееся — всегда строящееся, всегда. Иногда даже случается, что я сама начинаю испытывать новые конструкции: прохожу туда, сюда, делаю что-то, пробую это, пробую то[140]; и одновременно я работаю с людьми, которые не заняты в этих постройках — с теми, что находятся рядом. Работаю много, до такой степени, что когда я пробудилась этим утром, я сказала себе: «Когда же это кончится? Мне же нужен отдых!» Но всегда был отклик (это отклик не на словах, а ФАКТИЧЕСКИ), мгновенный отклик — он не занимал ни секунды, не был постепенным, он был мгновенным.[141]

И, наряду с этим, есть необъятный, неподвижный отдых — ты знаешь, о чем я говорю? — отдых в этом Свете (вероятно, в таком Свете, каким он проявится). Это золотой Свет, не очень яркий, но и не бледный; чуть менее яркий, чем тогда, когда я концентрировалась (я рассказывала тебе об этом[142]); чуть сдержаннее, чем тогда, но не темнее — золотой Свет, совершенно неподвижный, с такой интенсивностью внутренней вибрации, что ее нельзя почувствовать, она превосходит всякое восприятие. Наступает совершенный покой — мгновенно. И как только я начинаю жаловаться самой себе, всегда приходит одно и то же ироническое замечание: «О! Когда у тебя есть такое посреди работы, не стоит жаловаться!» Эти два состояния… нельзя сказать, что они одновременны (естественно, одно не сменяет другое, они оба вместе), но это и не что-то, что находится вместе - это два способа смотреть и видеть, можно сказать, две точки – не точки зрения, нет, два взгляда – горизонтальный и … скорее даже, частный взгляд и общий взгляд. Частный взгляд – это взгляд из сиюминутной деятельности, а общий и постоянный взгляд принадлежит целому; как только смотришь на целое, наступает…[жест неподвижности] неизменный мир и покой, неизменный отдых. И тогда все как бы раздувается — раздувается от необъятного содержимого.

И это не требует подготовки, это не что-то, чего нужно достичь: это ВСЕГДА там. Единственно, это приходит еще и из-за того, что я - не здесь (это так ясно, так ясно! это не требует никакого размышления, никакого наблюдения, это факт настолько определенный)… меня здесь больше ничто не удерживает, совершенно ничто, никакое удовольствие, какого бы то ни было уровня, по поводу чего бы то ни было — этого больше нет, в этом больше нет реальности, это больше не существует. Единственное, что я еще ЧУВСТВУЮ, это нечто вроде… это не стремление, не воля, не приверженность, не энтузиазм, это нечто… возможно, больше всего это напоминает возможность работать: делать Работу Господа. И, в то же время, я чувствую Господа… Он не передо мной или вне меня! Это не так, Он везде и… Он везде, и я с Ним повсюду. Но то, что удерживает эти клетки вместе в столь постоянной форме, это что-то, что является одновременно волей и силой (но это нечто большее) совершать Работу Господа. Это содержит нечто, что, вероятно, должно передаваться в сознании людей как Блаженство, Ананда (я должна сказать, что эта сторона проблемы меня не занимает). Это нечто как интенсивность еще не проявленной сверхлюбви — это невозможно выразить.

Некоторое время тому назад я сделала вот какое открытие: кто-то спросил меня, есть ли разница между Анандой и Любовью; я ответила «нет». Тогда этот человек задал следующий вопрос: «Но почему же так, что одни люди чувствуют Ананду, а другие чувствуют Любовь…» Я ответила ему: «Да! Ананду чувствует те, кому нравится получать, у кого есть способность принимать; а Любовь чувствуют те, кто имеет способность отдавать.» Но это одно и то же: мы принимаем что-то как Ананду и отдаем это же как Любовь.

Так что, вероятно, те, кто больше на стороне «принятия», назовут эту Вибрацию Анандой — возможно, именно это люди называют «радостью жизни», не знаю… Это совершенно не похоже на то, что человеческие существа называют радостью. Это действительно ощущение чего-то, что наполнено вместо того, чтобы быть пустым — жизнь, какую ведут люди, как я это вижу, это что-то бессодержательное, пустое, сухое. Бессодержательное. Жесткое и бессодержательное одновременно. Пустое. Так что, когда я работаю, как я тебе говорила, то все, что окружает меня, вся работа, все это, это… да, это производит впечатление сухости и бессодержательности; и вот тут другое сразу же вызывает ощущение полноты — полноты-полноты-полноты-полноты! выходящей из берегов, больше нет границ. Это так полно, что все границы сметаются, стираются, исчезают — есть только Это, это Нечто. Вот почему эти клетки остаются собранными вместе — из-за Этого, для Этого, благодаря Этому. Больше ни для чего.

Это становится все более постоянным, очевидным — естественным, спонтанным. И все растет ощущение того, что Ты — это Ты, Ты поклонения — Ты… это только для развлечения! Не знаю, как объяснить. Это почти как взрыв смеха… так это очевидно, что нет никакой разницы. Да, есть только вот это: «О, как забавно говорить ‘Ты’!». Это так.

Все это происходит здесь, в этом теле.[143]

 

 

Июля 1963

 

Итак, что скажешь? Расскажи что-нибудь!

 

Нет ничего интересного. Ощущение полного застоя.

В конце концов, на этот раз я наблюдала, тщательно наблюдала за приездом, пребыванием и отъездом Х. Потому что были разные мнения: некоторые люди думают, что он всегда приносит проблемы, а другие — что он всегда приносит что-то позитивное. Что же, по правде говоря, нет ничего, есть ТОЛЬКО то, что люди думают.

 

Да.

 

Просто то, что они думают. А так, его приезд, его пребывание здесь, его медитации, его отъезд: все абсолютно нейтрально. Иными словами, я не заметила ни роста трудностей, ни улучшения ситуации. Все идет своим чередом, нет никакой разницы. Атмосферы смешиваются, ничего не меняя.

Я решила изучить это очень тщательно, совершенно объективно, чтобы быть уверенной — потому что вокруг меня были волны разнообразных впечатлений, и благосклонных и недоброжелательных, и я нашла все это волнение смехотворным. Я провела свое наблюдение самым научным и объективным образом: весь-весь-весь эффект чисто ментальный. Все волнение — ментальное.

Вот так.

Это все.

А тебе он ничего не говорил? Относительно твоего янтрама? Ты его не спрашивал?

 

Я утратил привычку спрашивать его о чем-либо!

Он не отвечает.

 

Так что я уже давно и не спрашиваю его.

Но нет! Это из-за того, что он не знает, что ответить.

 

Возможно!

Нет-нет, сейчас я в этом уверена! Сначала я сказала себе: возможно… Но нет. Я уверена.

Хорошо.

Сколько еще времени ты будешь занят этим [янтрамом]?

 

До конца декабря.

Конец декабря… Конечно, Сила, Мощь может действовать — просто Х - инструмент… он сознателен только чуть-чуть. Сила может передаваться через него — я не говорю, что не может. Примечательно, что в медитациях (я рассмотрела это на этот раз) в тот момент, когда восприятие Х самое лучшее, самое полное, мне требуется спуститься к самой материальной форме [форме Х], чтобы обнаружить какую-нибудь форму — что касается всего остального, форм больше нет. Это означает, что его внутреннее существо не индивидуализировано, оно именно так отождествлено, оно расплавлено. Как раз это Шри Ауробиндо очень хорошо объяснил: разницу между тем, кто отождествляется с Всевышним через аннулирование своего существа, и тем, кто может выразить Всевышнего [жест притягивания вниз] в существе, ставшем совершенным во всем. Вот в чем разница. От Х оставалась только, так сказать, внешняя оболочка (впрочем, довольно грубая, толстая и тяжелая, с очень тяжелыми вибрациями), эта оболочка сидела там, передо мной, она была пустой: сознание ушло [жест, показывающий на распространяющееся сознание или сознание, растворяющееся в Бесконечности]. Так что его сила действует почти как сила медиума, то есть, когда говорит Х, это что-то совсем обычное, но Сила может действовать через него[144].

 

Но, что странно, кажется, что этот янтрам только «обостряет» физический ум.

 

Он разве не успокаивает твой ум?

 

Как правило, самый материальный ум становится чрезвычайно активным.

 

Чрезвычайно активным?

 

Мне очень трудно его сдерживать. Например, какая-то домашняя мелочь, самые материальные вещи могут охватить мое сознание. Все остальное всегда спокойно, но самое материальное становится очень активным.

 

Причина, вероятно, в том, что это притягивает Силу на самый материальный уровень… Ладно. Со временем это успокоится.

 

Да, я тоже так думаю. Впрочем, я вижу, что это хорошо, что это полезно.

 

О, да, конечно!

 

Но, кроме того, вот уже несколько месяцев у меня есть сильное ощущение внутреннего застоя: нет продвижения. Там наверху всегда что-то есть; если я поднимаюсь наверх, если медитирую, если я соединен с тем, что свыше, тогда все превосходно, но… мне кажется, что это может длиться веками!

 

Да.

 

И при этом ничего не изменится. У меня нет ощущения развития.

Это из-за того, что действие сейчас разворачивается в самой Материи, вся мощь прогресса сосредоточена там. И предстоит еще долгий путь — очень долгий, о!…

Можно только вооружиться терпением, и это все.

Только это и можно сделать. Быть терпеливым.

Но, с материальной точки зрения, тело стало лучше или…?

Ведь именно в нем должно идти развитие.

 

(молчание)

 

Все привычные ритмы материального мира изменились…

Тело основывало свое ощущение доброго здравия на определенных вибрациях, и когда в нем эти вибрации были, оно чувствовало себя в добром здравии; а когда что-то приходило и расстраивало эти вибрации, было впечатление, что тело начинало заболевать или уже заболело, в зависимости от интенсивности. Сейчас все это изменилось: эти основные вибрации попросту убраны, их больше нет; убраны вибрации, на которых тело основывало мнение о своем хорошем или плохом здоровье; теперь они заменены на нечто иное, и это нечто иное обладает такой природой, что «здоровье» и «болезнь» не имеют больше смысла! Сейчас есть ощущение гармонии, установившейся между клетками, эта гармония захватывает все больше клеток, и именно она означает правильное функционирование, касающееся всего: дело больше не в желудке, сердце, том, этом. И любая мелочь, расстраивающая эту гармонию, ОЧЕНЬ болезненна; но, в то же время, знаешь, что надо сделать, чтобы мгновенно восстановить эту гармонию; и как только эта гармония восстановлена, нет больше нарушений функционирования. Но, если, к примеру, из любопытства (это такая ментальная болезнь у людей) начать задавать себе вопросы: «А что если сделать так? Какое это окажет воздействие, что произойдет?» (это то, что называют «желанием познавать»), если, к несчастью, вы так и поступите, то, будьте уверены [смеясь], вы подхватите что-то очень неприятное, что, по словам докторов (по словам невежд), станет заболеванием или нарушением функционирования; но если у вас нет этого болезненного любопытства и, напротив, есть воля к тому, чтобы гармония не была нарушена, достаточно, выражаясь поэтическим языком, приложить одну каплю Господа на больное место, и все встанет на свои места.

Тело больше не может знать тем же образом, как оно знало раньше.

Так что есть период, когда вы как бы подвешены: уже не здесь, но еще и не там, как раз посередине. Это трудный период, надо быть очень спокойным и терпеливым и, особенно — особенно — ничего не бояться и никогда не раздражаться, не терять терпения, потому что это - катастрофа. И трудность в том, что постоянно со всех сторон приходят всевозможные глупые внушения обычного мышления: возраст, старение, возможность смерти, постоянные угрозы заболевания, какая-нибудь мелочь и уже - болезнь, изнеможение… упадок. И так все время, все время, все время; и все время это бедное тело изматывают, а оно должно оставаться очень спокойным и никого не слушать, заниматься только тем, чтобы удерживать свои вибрации в состоянии гармонии.

И иногда меня захватывает врасплох (это, должно быть, очень часто встречается среди людей) какая-то спешка — спешка, какое-то нетерпение, и, одновременно, что-то… что нельзя назвать страхом или тревогой, какая-то неуверенность. Сразу и то и другое: нетерпение выйти из текущего мгновения и перейти в следующее и, в то же время, неуверенность в том, что принесет следующее мгновение; это порождает вибрацию restlessness [неспокойствия]— как это будет по-французски?

 

Febrilite [возбужденность], agitation [волнение]?

Это слишком сильно: волнение – слишком сильное слово, скорее - нехватка покоя. Это действительно не какое-то волнение, а нечто, чему не хватает покоя определенности. Я все время ловлю свои клетки на этом состоянии. Естественно, я борюсь с этим, но для них это самое обычное состояние: всегда напряженно тянуться к следующему мгновению, никогда нет спокойствия текущего момента. В результате возникает ощущение (используемые нами слова придают конкретный характер тому, что довольно неуловимо), возникает ощущение, что надо вытерпеть, надо вынести, и появляется ощущение спешки: поскорее выбраться из этой необходимости терпения, с надеждой (очень слабой и совершенно беспочвенной), что следующее мгновение будет лучше. И это так от мгновения к мгновению, от мгновения к мгновению, от одного мига к другому. Как только приходит Сознание [жест нисхождения] и концентрируется, как только привносится Сознание в текущий момент, так все становится спокойным, недвижимым, вечным. Но если не быть ВСЕГДА внимательным, тогда другое состояние [беспокойство] приходит почти как подсознание: и так все время. И это другое состояние ОЧЕНЬ утомляет — должно быть, оно - один из самых больших источников утомления для людей. Особенно здесь [Мать касается своего лба и висков] это очень утомляет. Только когда умеешь жить в вечности текущего мига, тогда все останавливается — все становится белым, неподвижным, спокойным, и все в порядке.

Но это означает бдительность — постоянную бдительность. А это несравненно труднее, чем когда работаешь даже на витальном уровне; по сравнению с этим на уровне витального - так, детские игры. А здесь, уф!… Потому что на ментальном и витальном уровнях все сводится к движениям организации, действия, выбора, решения — очень легко решать, управлять! Но это клеточное переживание есть КАЖДУЮ СЕКУНДУ: эта активность внутренне присуща материальному существованию. И она останавливается только тогда, когда входишь в самадхи. То есть когда, внешне, находишься в трансе. Тогда эта активность останавливается.

Время от времени мне дается отдых — два-три раза в день — несколько минут такого состояния. Это чудесный отдых. Но я всегда выхожу из него (то есть тело выходит) с каким-то беспокойством: «О! Я забываю жить!». Это очень любопытно. Всего на одну секунду появляется беспокойство, но оно появляется: «О! Я забыла жить!» — и вся комедия начинается снова.

Нет, это не смешно. Это интересно только тому, кого интересует ВСЕ, для кого ВСЕ интересно, то есть для того, кто имеет особую волю к совершенству, не пренебрегающую никакими деталями — иначе это не… Как только выходишь на ментальный уровень, ум говорит: «А, нет! Нет, это пустая трата времени» — Это не так, но уму все это кажется вздором.

 

(молчание)

 

Я только что сказала, что когда я выхожу из этих мгновений транса, то у тела возникает ощущение: «О! Я забыла жить…» Это не «жить», это такое впечатление: я забыла действовать или концентрироваться, либо забыла сделать то, что хотела; это ощущение слуги, прекратившего на минуту свою работу — да, именно так. Это только как вспышка, а затем сразу же приходит ощущение божественного Присутствия, и все.

Слово «жить» здесь не совсем подходит, вместо него лучше сказать: «делать то, что надо делать.»

Так бывает особенно днем (между 12.30 и часом дня — не долго, на несколько минут, не знаю точно; и между 5.30 и 6 часами утра). Ночью совсем не так, потому что (думаю, я уже говорила тебе это) как только я ложусь, все тело уподобляется молитве; это больше, чем стремление, это интенсивная потребность: «Господи, возьми меня ВСЮ! Чтобы не было больше ничего, кроме Тебя», и это всегда дает свой результат [транс] — он длится более или менее долго, пока (как сказать?)…не наступает «оговоренный» момент! Тогда я пробуждаюсь или, скорее, тело выходит из этого состояния, и при этом оно знает, что так и должно было быть, что это было оговорено, и оно не беспокоится. Не знаю, как объяснить… Это почти как сознание ребенка: это очень просто, очень просто. И нет сложностей, нет ничего сложного, это очень просто: делать то, что надо делать, надлежащим образом, выражая всевышнюю Волю… То есть ни с чем не смешивать, насколько это возможно, всевышнюю Волю (это даже не Воля, это Движение, Вибрация), не смешивать, не искажать, не портить Вибрацию, насколько только это возможно — мы всегда передаем это через слишком умные слова.

Но тело послушно, полно доброй воли. Только я нахожу, что ему немного свойственно ныть (должно быть, это свойственно этому телу; я уверена, что другие тела в этом отношении не такие), в нем нет спонтанной радости. Оно не жалуется, совсем нет, но… Возможно, это из-за некой концентрации Силы, нацеленной на продвижение — в нем нет блаженного удовлетворения, вовсе нет. Оно уже давно перестало радоваться обычным удовольствиям, таким как удовольствия от вкуса, запаха; оно не радуется этому — оно сознательно, оно очень сознательно, оно умеет очень ясно все различать, но очень объективно, не получая никакого удовольствия.

У тела есть спонтанная склонность обнаруживать свою неспособность; но все время оно получает один и тот же ответ: «это все еще исходит от эго.» Так происходит часто, тело говорит Господу: «Посмотри, как я неспособна делать то, что Ты хочешь.» И на это всегда приходит один и тот же прямой ответ, как вспышка: «Об этом не беспокойся, это не твое дело»! Естественно, я облекаю все это в слова, но это не слова, это ощущения — даже не «ощущения»: вибрации.

Вот так.

Это должно отражаться и на других, как на Павитре, когда он как-то сказал мне, что искал меня «наверху» и не мог больше меня найти там! Возможно еще, что такое состояние вещей, столь близкое к земле (действительно можно сказать, что это состояние очень близко к земле или «привязано к земле»), это состояние может … не отяжелять, нет, Бог знает, что в этом нет ничего тяжелого! Это такое светлое, вибрирующее состояние, светлое, все вибрирующее-вибрирующее, это не так, но это точно очень близко к земле. На уровне земли. Это не полеты, не энтузиазм ментального уровня, не видение, ничего подобного. Так что это кажется немного монотонным и очень-очень близким к земле.

 

Да, но у нас нет ощущения участия в чем-то. Ты сознательна, тогда как мы — нет.

 

Да, это так, там нет ничего, что может принести вам какое бы то ни было удовлетворение!

 

Да, но если бы мы были сознательны, мы бы, по крайней мере, понимали, что что-то происходит, но поскольку мы несознательны, то мы ничего и не знаем.

 

Да, но как можно сказать, что что-то «происходит», мой мальчик!

 

Если бы мы увидели, что идет работа… А так мы вообще ничего не видим.

 

Но это нельзя «увидеть»! Разве можно?

 

(молчание)

У меня есть нечто вроде уверенности (не совсем сформулированной на словах: это уверенность ощущения, чувства), что когда эта работа будет закончена, результат будет… почти сокрушительный. Потому что все действие Силы так ослабляется разумом, приглушается, адаптируется, изменяется, что… что же доходит до низа…? [жест: вода, уходящая в песок]. Тогда как когда Сила начнет действовать через эту материю [Мать касается своего тела], тогда, очевидно, это будет грандиозно. Ни тени сомнения в этом. Только когда это произойдет? Сколько пройдет времени? Я не могу сказать. Когда детально посмотришь на всю эту работу, кажется, что ей нет конца.

Я утешаю себя тем, что пути Господа неисповедимы и что настанет день, когда Он будет любезен сказать: «Вот, теперь все по-другому» [Мать смеется], и нам останется только рассмотреть все это!

Но когда это будет? Я не знаю.

Вот так.

Надо иметь выдержку, терпение, а также доверие — и терпеть, терпеть и терпеть. Потому что, в конечном счете, как ни взгляни на это, это единственное решение. Все окольные пути, которым следуют люди [жест зигзагообразного движения, иллюстрирующий движение духовных дисциплин и все обычные людские поиски], просто дают им иллюзию того, что они что-то делают.

Это совершенно ясно.

 

(молчание)

Я все же надеюсь, что в феврале следующего года[145] произойдет что-то ощутимое. Но… [смеясь] Шри Ауробиндо говорит, что люди живут надеждой от колыбели до самой смерти! Но, в конце концов, моя надежда другого рода: это нечто вроде ощущения. В следующем феврале может что-то произойти — посмотрим.[146]

 

 

Июля 1963

 

(Мать сначала читает по-английски неопубликованное письмо Шри Ауробиндо)

 

About the present civilization, it is not this which has to be saved; it is the world that has to be saved and that will surely be done, though it may not be so easily or so soon as some wish or imagine or in the way that they imagine. The present must surely change, but whether by a destruction or a new construction on the basis of a greater Truth, in the issue. The Mother has left… (смеясь) this question hanging and I can only do the same.

(September 1945)

 

(Перевод)

Что касается сегодняшней цивилизации, то сохранена должна быть не она; сохранен должен быть мир, и это, несомненно, будет сделано, хотя это может быть не так легко или не так скоро, как кто-то хочет или представляет себе, и не так, как он это представляет. Настоящее, несомненно, должно измениться, но вопрос в том, изменится ли оно путем разрушения или нового построения на базе более широкой Истины. Мать оставила… [смеясь] этот вопрос подвешенным, и я могу поступить только точно так же.

(Сентябрь 1945)

 

Это чудесно! [Мать смеется]. Чудесно. И это было написано в 1945, то есть во время войны — война еще не кончилась.

 

Это был уже конец войны. [147]

Я хочу распространить это 15 августа.