Культура русских земель в XII—XIII вв.

Переход к феодальной раздробленности означал не только дальнейшее'развитие старых культурных центров (Киева и Нов­города), но и возникновение новых. Это явление отчетливо про­явилось в летописании. XII—XIII вв.— время, когда пережи­вает расцвет летописание местных феодальных центров. Старей­ший из них, естественно, Новгород, где общерусские летописи велись еще в предшествующую эпоху. Однако в XII—XIII вв. новгородское летописание уделяет все больше внимания местным событиям. Нам известны и здешние летописцы — священник Герман Воята (XII в.), пономарь Тимофей (XIII в.). В XIII в. начинается и псковское летописание.

С начала XII в. возникает летописная традиция в Ростово-Суздальской земле. Владимирский летописный свод 1177 г., за­думанный еще при Андрее Боголюбском и созданный при Всево­лоде Большое Гнездо, ставил своей целью показать ведущую роль Ростово-Суздальского края в Русской земле, а в самой Ростово-Суздальской земле — роль Владимира в качестве столи-

цы. В Галицко-Волынской земле при князе Данииле Романовиче также возникает княжеское летописание. Даниил, который «дерз и храбор» и в котором нет ни единого порока, выступает как идеальный герой. Для Галицко-Волынской летописи харак­терна особая яркость, красочность изложения, порой оно пре­вращается в связный рассказ, лишенный хронологической сетки.

При всем «местном патриотизме» летописцев отдельных зе­мель их объединяет глубокий интерес к общерусским событиям. Так, например, наиболее подробный рассказ об убийстве Андрея Боголюбского сохранился в южной, киевской летописи. Единство Русской земли не подвергается сомнению ни одним из летопис­цев. «Свой» князь является для них лишь лучшим выразителем интересов не только своего княжества, но и всей земли.

Это стремление к единению русских земель, к преодолению междоусобиц особенно ярко проявилось в «Слове о полку Иго-реве», гениальном произведении русской литературы, повествую­щем о неудачном походе новгород-северского князя Игоря Свя­тославича против половцев в 1185 г. В неподчинении воле ста­рейшего князя, князя киевского, в стремлении провести поход только силами своей земли видит автор «Слова» причину неуда­чи Игоря, несмотря на храбрость князей и их дружин. С горечью говорит он о княжеских распрях, о том, что «рекоста брат брату: Се мое, а то мое же». И начяша князи про малое «се великое» молвити, а сами на себе крамолу ковати».

Автор «Слова» — первоклассный художник, мастер поэтиче­ской метафоры и ритмической прозы. Ярко проявились эти его качества, например, в описании утра перед битвой: «Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; черныя тучи с моря идут, хотя прикрыти 4 солнца, а в них трепещут синий молнии. Быти грому великому!». Скорбь о павших русских воинах и одно­временно гордость их мужеством звучат в рассказе о поражении русских дружин: «Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы; ту кровавого вина не доста; ту пир докончаша храбрии русичи, сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую». К лучшим страницам лирической поэзии в отечественной словес­ности можно отнести «плач» Ярославны, жены князя Игоря, по своему мужу. Недаром «Слово о полку Игореве» служило и служит источником вдохновения для многих поэтов и художни­ков вплоть до наших дней.

Одно из самых талантливых произведений XII—XIII вв.— дошедшее до нас в двух основных редакциях «Моление» или «Слово» Даниила Заточника. Убежденный сторонник сильной княжеской власти, Даниил с юмором и сарказмом пишет об окружающей его печальной действительности. Обедневший кня­жеский слуга, возможно, дружинник, мелкий феодал, Даниил с грустью говорит о всесилии богатства: «Богат муж возглаго-лет, то вси на него воскликнут». Тяжело приходится попавшему в беду умному и талантливому человеку. Даниил, правда, сам

признает, что он «на рати не велми храбр», но зато «крепок в за-мыслех» Пусть перед неудачником и открывается немало путей выхода из его бед, но все они — бесчестны или унизительны При княжеском дворе он обречен ходить в лаптях («лыченице»), «черненый» же сапог ожидает его лишь на боярском дворе Но ведь это холопство Нет надежды и на друзей они «отверго-шася» его, потому что не может он ставить «пред ними трапезы, многоразльчными брашьны украшены» Что еще остается^ «Аще бы умел красти», но и этот выход неприемлем для него, ибо «девка погуб/шет свою красот} блуднею, а муж свою честь тат бою» Не хочет Даниил и жениться «у богатаго тестя» ведь «зла жена и до смерти сушит» Не привлекает его и монастырь, хотя там он жид бы припеваючи ведь чернецы «возвращаются на мирское житие», «обидят села», «ангелский имея на себе образ, а блудной нрав» Нет, считает Даниил Заточник, лучше умереть в нищете, чем «восприимши ангелский образ, богу солгати» Остается только одно — «продолжен живот в нищете»

Высоки и чисто литературные достоинства произведения Да­ниила Заточника Он великолепный мастер рифмованной игры словами «Кому Переславль, а мне гореславль, кому Боголюбо-во, а мне горе лютое, кому Белоозеро, а мне чернее смолы, кому Лаче озеро, а мне, на нем седя, плач юрький, кому Новюрод, а мне и углы опали»

Новая тема вошла в русскую письменность с Батыевым на­шествием Страшное бедствие, обрушившееся на Русскую землю, глубоко потрясло авторов XIII в Первый отклик на это нашест­вие — произведение, само название которого уже звучит траги­чески «Слово о погибели Русской земли» «Слово» дошло до нас не полностью Начинается оно с описания красоты, богатства, величия, могчщества страны до Батыева нашествия «О светло светлая и украсно украшена земля Р^ськая'» Этот торжественно-радостный мотив как бы внезапно прерывается словами «А в ты дни болезнь крестинном от великаго Ярослава и до Володимера, и до нынешняго Ярослава и до брата его Юрья князя володи мерьскаго»

Также по свежим следам Батыева нашествия была создана «Повесть о разорении Рязани Батыем», составная часть целого цикла повестей о «чудотворной» иконе Николы Заразского Это произведение тоже окрашено в трагические тона, но вместе с тем призывает к вооруженной борьбе против захватчиков Рязанский князь Федор Юрьевич приносит дары Батыю, но Батый, прове­дав о красоте его жены Евпраксии, требует к себе и ее, на что следует гордый ответ «Аще нас приодолееши, то и женами на­шими владете начнеши» Князь Федор Юрьевич гибнет в битве, а его жена вместе с малолетним сыном кончает жизнь самоубий ством Рязанские полки во главе с князем Юрием Ингвареви-чем выступают на бой Но «удальцы и резвецы резанские» по­гибают в битве, сожжена Рязань, где «вси вкупе мертвы ле-

жаше». И все же сопротивление продолжается. В борьбу всту­пает рязанский боярин Евпатий Коловрат со своей дружиной и нападает на «станы Батыевы». И Коловрат, и почти все его воины гибнут в неравной схватке, поразив своим мужеством даже врагов. Автор Повести не видел выхода из трагического по­ложения: слишком неравны были силы. Пафос Повести в при­зыве к пусть безнадежному, но активному сопротивлению, к то­му, чтобы «смертию живота купити», погибнуть, но не покорить­ся захватчику.

Возможно, уже в XIII в. возникает мысль о том, что само­пожертвование может привести и к победе над врагом. Речь идет о «Повести о Меркурии Смоленском», точная датировка которой еще не установлена. Предполагается, что предание, легшее в ее основу, возникло близко к временам нашествия. В повести рассказывается о юноше Меркурии, пошедшем на верную гибель, чтобы отогнать Батыя от родного города. Мерку­рий убил множество врагов, в том числе «исполина», предводи­теля вражеского войска, враги в страхе бегут, но сын «исполина» отсекает Меркурию голову. Юноша умирает не сразу: с отруб­ленной головой в руках он подходит к вратам спасенного им Смоленска и только там падает бездыханным. Меркурий, всту­пая в бой, знал, что его ждет: «явившаяся» ему богородица предсказала ему и победу, и смерть. Но он все же решил спасти свой город ценой жизни.

Только перэые принесшие плоды восстания против ордын­ского гнета, начало объединения сил Руси в борьбе с Ордой уже в XIV в. привели к появлению новых произведений, проникну­тых духом не только героической жертвенности, но и победонос­ного оптимизма.

В XII—XIII вв. на Руси было создано много выдающихся произведений архитектуры. Особенно интересные постройки со­хранились в Новгороде Великом и в городах Владимиро-Суз-дальской земли.

Отличительными чертами новгородского архитектурного стиля были монументальная строгость и простота форм, скупость в украшениях. Из памятников начала XII в. выделяются прежде всего работы мастера Петра, воздвигнувшего соборы в Антоние-ве и Юрьеве монастырях. Ему же приписывается создание по за­казу Мстислава Великого церкви Николы на Ярославовом дво­рище, напротив детинца. Значительно менее монументальна, но столь же строга последняя из княжеских церквей, построенных в Новгороде, церковь Спаса на Нередице (1198), сравнительно скромный и изящный храм. Церковь эта была уничтожена гит­леровцами во время Великой Отечественной войны, однако пол­ностью восстановлена, за исключением фресок, большая часть которых безвозвратно утрачена. Благодаря работам Новгород­ской археологической экспедиции нам стало известно имя одного из главных мастеров, расписывавших храм Спаса на Нередице,— 94

это был выходец из Византии новгородский священник Олисей Петрович Гречин. Он расписал также надвратную церковь Риз-положения у Пречистенских ворот Новгородского детинца.

В Новгороде XII—XIII вв. строились не только мощные мо­настырские и княжеские церкви, но и уличные храмы, неболь­шие сооружения, возводившиеся жителями той или иной новго­родской улицы. Такова церковь Петра и Павла на Синичьей горе (1185—1192), построенная жителями Лукиной улицы.

Нашествие Батыя не затронуло Новгород непосредственно, однако вывоз в Орду ремесленников и сбор ордынской дани тя­жело сказались на каменном строительстве в Новгороде. После Батыева нашествия до конца XIII в. в Новгороде строят только крепости и деревянные церкви. Ни один каменный храм не был воздвигнут до 1292 г. (церковь Николы на Липне).

Иной характер, чем в Новгороде, носило каменное зодчество во Владимиро-Суздальской земле. Прежде всего, оно отличалось по материалу. Большинство новгородских храмов построено из кирпича, а во Владимиро-Суздальской земле широко применяли местный белый камень-известняк. Отсюда вытекает и любовь владимиро-суздальских зодчих к каменной резьбе.

Древнейшие постройки Владимиро-Суздальской земли носят еще достаточно суровый характер. Такова церковь Бориса и Гле­ба в селе Кидекше рядом с Суздалем (1152), воздвигнутая при Юрии Долгоруком. Храм был дворцовой церковью князя и по­ставлен на месте легендарной встречи «святых» князей Бориса и Глеба при их роковой поездке в Киев. Это сравнительно не­большое, но очень массивное сооружение, напоминающее скорее крепость, чем церковь.

Основные характерные черты владимиро-суздальского зод­чества сложились в постройках, относящихся ко времени княже­ния Андрея Боголюбского, когда усиленно обстраивались Вла­димир, Боголюбово и т. д. Во Владимире были воздвигнуты ве­личественный Успенский собор, ведущие в город Золотые во­рота (дошедшие до наших дней в сильно перестроенном виде), в Боголюбове — княжеский замок, а неподалеку от него — шедевр русской средневековой архитектуры церковь Покрова на Нерли.

У всех этих сооружений есть некоторые общие, характерные черты. Так, в них находят немало элементов господствовавшего в то время в Западной Европе романского архитектурного стиля. Одной из причин, возможно, было участие в строительстве при­езжих зодчих. При огромном размахе строительства своих, местных мастеров могло не хватать. Вместе с тем Андрей Бого-любский, стремившийся к обособлению Владимира от Киева, не хотел привлекать киевских мастеров. Поэтому в сооружении хра­мов и дворцов принимали участие мастера, по словам летописца, «из всех земель», в том числе из Германской империи, по пре­данию присланные Фридрихом Барбароссой. Возможно, в нали-

чии романских черт отразились общие тенденции развития евро­пейского, в том числе и русского, искусства.

Для владимиро-суздальских сооружений времени Андрея Бо-голюбского характерна четкость архитектурных форм и линий Гладь стены членится выступающими пилястрами, обязателен резной аркатурный пояс из небольших рельефных арок — и на стенах, и на подкупольных барабанах Часто встречаются ба­рельефы людей, животных и растений. Однако все эти резные элементы занимают небольшую часть стены и резко выделяются на гладком фоне. Потому храмы этого периода одновременно и торжественно-суровы и нарядны

В конце XII — начале XIII в. владимиро-суздальское зод­чество, сохраняя общие с предшествующим временем черты, становится значительно пышнее, декоративнее. Типичный обра­зец архитектуры нового периода — Дмитриевский собор во Вла­димире (1194—1197), построенный при Всеволоде Большое Гнез­до. Вся верхняя половина собора, портал и подкупольный бара­бан покрыты исключительно тонкой и невероятно затейливой резьбой Эта резьба носит во многом светский характер Из 566 резных камней только 46 изображений связаны с христианской символикой. Здесь множество фантастических и сказочных рас­тений, пгиц и зверей, сцены борьбы, охоты, скульптурная иллю­страция к популярной в Древней Руси повести об Александре Македонском, изображающая его вознесение на небо. Большое количество львов, барсов, орлов, сказочных двуглавых зверей служит олицетворением княжеской власти: со львами, барсами, орлами, порой даже с крокодилами было принято сравнивать князей в древнерусской письменности Прославлению княжеской власти служат рельефы собора

Эти традиции были развиты в построенном в Юрьеве-Поль-ском при князе Юрии Георгиевском соборе, посвященном его не­бесному патрону (1234). Сложной и тонкой каменной резьбой, в которой причудливо сплелись церковные, античные и русские народные мотивы (вроде кентавра в русском кафтане), был по­крыт уже весь собор — от подножия до кровли. Как и Дмитриев­ский собор, Георгиевский был посвящен воспеванию могущества княжеской власти.

Своеобразные архитектурные школы сложились также в По­лоцкой, Галицко-Волынской, Чернигово-Северской и других землях.

Процесс интенсивного культурного подъема, развития мест­ных культурных центров был насильственно прерван Батыевым нашествием.

Глава V.

БОРЬБА РУССКОГО НАРОДА