Псевдолитературная форма языка – новояз.

Рассматривая нелитературные виды речевого общения, необходимо упомянуть об аномальном проявлении коммуникации, которое с легкой руки Дж. Оруэла получило название новояз [подробнее см.: Земская 1996; Купина 1995; Шапиро 1992; Седов 1993; и др.].

Феномен новояза нуждается в осмыслении прежде всего в свете проблем культуры поведения человека вообще и – уже – в русле вопросов культуры общения. Новояз – явление, несущее гораздо больший вред становящейся языковой личности, нежели описанный К.И. Чуковским «канцелярит», представляющий собой лишь неправомерное вторжение официально-делового стиля в иные функциональные сферы речи. Новояз – подъязык, рожденный в недрах кабинетов партийной номенклатуры и насаждаемый как продукт тоталитарной «социалистической герменевтики», как выражение официальной картины мира языковыми средствами. Это стилевое образование сочетает в своих дискурсах полное отсутствие личного начала и директивность (без доклада не входить; на территории не сорить; нарушители порядка подвергаются штрафу; вкладчики обслуживаются вне очереди; есть мнение; стоит вопрос; проблема решается и т.п.), исключает любые оценочно-аналитические регистры (предполагающие рефлексию, осмысление передаваемой информации) и одновременно насаждает ценностные шоры стереотипного восприятия. Некая «вышестоящая инстанция», интенция сверху, неперсонифицированная, но неоспоримая, приводит в действие и контролирует механизм социального взаимодействия людей. Все обязаны подчиниться императиву, диктату новояза, чья картина мира предстает раз и навсегда застывшей, не подверженной никакой эволюции и развитию. Оттого-то так не любит новояз глагольные формы, обозначающие процессуальность, последовательно заменяя их, где это возможно формами именными (совершать поездку; осуществлять учебный процесс; выгул собак; помывка в бане и т.п.).

Задача новояза – создание языковыми средствами идеологической призмы, через которую человек должен воспринимать окружающий мир (она включает в себя устоявшиеся обороты, лозунги, клише, утверждающие ценностные координаты языковой модели мира: религия – опиум для народа; народ и партия – едины; бешеные псы буржуазии; светлое будущее коммунизма; загнивающий капитализм и т.п.). Все это приводит к семантической поляризации тезауруса, в котором лексика расслаивается на положительную (социалистический, пролетарский, атеизм, советский, материалистический и т.д.) и отрицательную (капиталистический, буржуазный, религиозный, идеализм и т.п.).

Другая особенность этого подъязыка – его тоталитарная агрессивность. Значительная часть идеоматических выражений пришла в новояз из речи военных (взять на вооружение; занять позиции; включить в арсенал; отразить обстановку; выйти из окопов; встать в строй; сложить оружие; объявить войну (какому-либо явлению); бороться за успеваемость; передовые рубежи; передний фронт; битва за урожай; и мн. др). Подобное словоупотребление внедряет в сознание носителя новояза милитаризованное мироощущение. Оно формирует картину мира, в которой присутствует постоянная готовность к конфликту, к противоборству с тем, что не укладывается в ценностную систему официальной идеологии. Новояз нашептывает готовые оценки воспринимаемых текстов, зомбируя языковую личность на агрессивную нетерпимость к инакомыслию; он же подсказывает законченные клише, блоки, содержащие оценочные официозные суждения, подчиняя человека, парализуя его волю в совершении важных социально значимых поступков.

Изменения, произошедшие в нашей стране, уменьшили питательную почву для развития этого псевдолитературного подъязыка. Однако, как совершенно справедливо пишет Е.А. Земская, «новояз не сразу сходит со сцены. Многие люди еще не смогли порвать его путы и начать говорить и писать свежим языком» [Земская 1996: 24]. Новояз способен к социальной мимикрии: из кабинетов партчиновников он перекочевывает в коридоры новой власти, сковывая мысль новой номенклатуры. Однако из речи людей интеллигентных новояз уходит. И прощание с ним сопровождается осмеиванием: из подъязыка серьезной официально-деловой коммуникации новояз превращается в источник субкультуры, где его выражения приобретают все более пародийный характер.

В своем диссертационном исследовании мы вслед за Е.А. Земской будем выделять три функции новояза в повседневном общении: «1) как важнейший элемент пародирования, ерничества (стёба); 2) как серьезный элемент бюрократического языка, идущего из прошлого; 3) реликты новояза, живущие в бытовой речи без установки на шутку, свидетельствуют о сохранении у многих говорящих особенностей советского менталитета» [Земская 1996: 28]. Характер присутствия новояза в речевом поведении различных языковых личностей может служить критерием для различения их социолингвистической компетенции.