Расскажи мне, как оригинальная идея для шоу «Голоса в твоей голове» впервые пришла тебе в голову?

Ну, я проводила Лондонский фестиваль сторителлинга и подумала, что нам нужно импров шоу. Я спросила себя: «Что мне действительно нравится в импровизации?» И подумала: «Мне нравится смотреть, как люди действительно находятся в моменте». Когда люди впервые импровизируют, они часто действительно внезапные. А затем они становятся хорошими, и вы можете видеть, как им становится всё более и более комфортно в ней, но сейчас они немного опережают самих себя, они планируют, они знают, куда хотят прийти. Часто они учатся рутине, игре, формату, а затем они шлифуются. Они работают с людьми, которых они знают, ничего не удивляет их. И я люблю именно эту спонтанность, это качество быть в моменте, которое прекрасные импровизаторы, кажется, поддерживают всю их карьеру. И даже тогда, когда вы знаете, что то, что вы делаете, будет смешным на сцене, и это восхитительно, но вы часто больше не понимаете этого чувства «Стой, вот и я».

И ещё одной вещью, которая мне нравится в импрове, является история. И она часто идёт на втором плане потому, что импровизаторы встревожены, и они чрезмерно усложняют всё. Существует так много мнений, касающихся момента о том, что сюжет получается очень извилистым. Поэтому я подумала: каким является формат, который позволяет историю, позволяет изменения, а также заставляет импровизаторов быть в моменте? И мне пришла в голову эта экспериментальная идея о том, будто я сижу в темноте и слегка подготавливаю зрителей, и приглашаю нескольких человек прийти, и играть, и говорить с ними о том, что я не собираюсь вам рассказывать ничего о шоу. Поэтому, я спросила пятерых человек: Тома Така, который – комик и импровизатор; Яну Карпентер, которая – импровизатор и актриса; Метью Кросби, который – скетч комик; Мартина Докери, который – рассказчик и… был ли кто-то ещё?

Полагаю, я.

О, Том Салински! И я сказала им, что не хочу рассказывать вам ничего об этом, я просто хочу, чтобы вы вошли в гримерку. И меня позабавило, что все сказали да, и не захотели узнать больше об этом, но они были очень доверчивыми.

По дороге на концерт мне позвонил Метью и спросил: «Как долго я буду нужен?» и я сказала: «Ну, ты нужен на всё шоу», и он спросил: «Что? Это сцена сторителлинга», и я ответила: «Нет, это импров пьеса на фестивале сторителлинга». В действительности он не читал электронную почту. Он просто увидел «фестиваль сторителлинга» и подумал, что он будет рассказывать историю. Он сказал: «Я не импровизатор, я никогда не импровизировал на сцене», а я сказала: «Это великолепно, потому, что у тебя не будет мешка с фишками, и ты будешь в моменте». У него блистательный ум, он блестящий скетч комик, писатель, исполнитель, и я подумала, что это действительно идеал. Таким образом, он сказал: «Окей, но я не знаю», и я сказала: «Ну, никто другой также не знает, поэтому это прекрасно».

Я отправила всем импровизаторам бекстейдж и получила рабочие сцены, чтобы позвонить в дверь и выпустить их. Когда они вышли, там были стулья с их именами и импровизаторы посмотрели друг на друга с видом: «я полагаю, что мы сядем на эти стулья». Затем я сказала: «Том Так, на сцену, пожалуйста» и Том вышел и не мог меня видеть, он мог только слышать меня. Я сказала: «Том, в зале есть девушка, она тебя любит, она тебе улыбается». И, конечно, все зрители начали смеяться, он не знал, где она была. Он, в конце концов, вычислил, кто она была, и она подарила ему подарок, упакованный в праздничную упаковку. Он открыл его, и это был очень модная туристическая статуя Биг Бена с разноцветными неоновыми огнями – почти психоделической. И я сказала: «Это же не первый раз, когда ты открываешь этот подарок, верно?», и он сказал: «Нет». И я спросила: «А когда был последний раз?» и он сказал: «Моя мама дарила его мне, он был от моего настоящего отца и я никогда не встречал его».

Весь опыт сводился к тому, чтобы забросить его в странный мир, в котором кто-то выходит из зрительного зала и дарит ему что-то. Ситуация, в которой он не мог видеть режиссера, в которой он не знал, что произойдет. А затем начались ответы на вопросы более правдивого характера, чем они были бы в ином случае. А затем, когда у нас появилась некоторая информация из этого интервью с «Голосом», я смогла сказать: «Мартин Докери, ты – его отец», и мы могли видеть, как разыгрывается сцена.

У нас была сцена, в которой у Яны Карпентер была маленькая коробка, и я спросила её, что внутри. Внутри в действительности ничего не было, но я приобрела её в благотворительном магазине, и в ней было много маленьких отсеков, и я спросила её, что в выдвижных ящиках, и она сказала – волосы. И это была довольно мрачная сцена; её дед был серийным убийцей проституток, и она знала об этом, а волосы, которые были в ящиках, были волосами убитых им женщин. Посредством интервью мы узнаём, что персонаж Яны страдал от этого знания и, испытывая огромную вину за своего деда, поэтому один вечер в году, она выходит на улицу, чтобы дать проститутке выходной вечер, и занимала их место в качестве наказания. И таким образом, это та самая ночь. И я говорю: «Мартин Докери, вы – Джон». И они начинают разговаривать, и становится понятно, очень медленно и страшно, что он собирается убить её, а мы не хотим, чтобы это случилось, и мы все смотрим это, и хотим, чтобы этого не случилось. Это как страшный триллер.

Перед шоу я сказала зрителям – довольно произвольно – что, если я скажу «Отпустите нас», то другой человек в зрительном зале должен сказать: «Отпустите нас», и затем кто-то ещё должен это сказать, пока весь зал не начнет кричать: «Отпустите нас». И я осознала, что это был как раз тот случай. Я не знала, использую ли я это, я не знала, в какой ситуации это окажется под рукой. И поэтому я действительно радовалась за Яну и Джона, когда зрители начали говорить потому, что они просто не привыкли к этому. Есть эти голоса, идущие из зала со словами: «Отпустите нас», которых я никогда не видела в любом другом театральном жанре. И мы понимаем, мы просто знаем, что это души всех тех женщин, которых убил её дед, и Яна подпиталась ими, она поднялась и убила Джона – и этим действием она освободила души женщин. И это был последний раз, когда ей пришлось выходить и делать то, что она делала. Теперь мы знаем смысл этого. Она всегда делала это, чтобы спасти ту женщину, которую она покрывала той ночью, чтобы искупить то, что делал её дед. И я не думаю, что кто-то из нас, написал бы об этом. Я бы не написала. Я не думаю, что Яна и Мартин бы это сделали, и зрители не сделали бы, но почему-то в этой отвратительная призрачная история речь идет о грехах отцов и о том, что мы все живем с этими грехами, если мы происходил из семьи с насильственной историей и женщинами в секс индустрии и о насилии, с которым они живут, и о том, что общество говорит, что их жизни ценны и о бессилии женщин. Это было слишком мрачным для первого шоу, но некоторым зрителям это действительно понравилось и они подходили сказать нам, что никогда не видели ничего подобного раньше. Это не было смешным, это было убедительным и ужасающим, и импровизация редко делает это.

Мы сыграли ещё одну сцену, в которой Сара Паско была персонажем, который жил в снежном шаре и не могла вспомнить, как она туда попала. Она была там навеки заключена в прекрасном магическом мире, и все в зрительном зале пускали пузыри на сцену, когда кто-то тряс шар. Это казалось очень волшебным для импровизаторов потому, что что-то подобное, идущее из зрительного зала, такая редкость. Зрителям нравится так играть. Им кажется таким удивительным – быть частью театра и помогать создавать шоу. Когда я сказала им кодовое слово «пускать» для пузырей, они не имели понятия о том, о чем будет история, также как и я большую часть времени, поэтому это чудесно, когда мы находим значение все вмести.