Основные догматы и символический язык

Значение Гнозиса и расширение гностического движения

В начале христианской эры и далее на протяжении двух последующих столетий мир восточного Средиземноморья пребывал в глубоком духовном смятении. Происхождение христианства и реакция на его миссию доказали очевид­ность этого смятения, но в действительности они были не единственными. Что касается обстановки, в которой воз­никло христианство, недавно открытые свитки Мертвого моря оказали значительную поддержку и прежде достаточ­но четкой точке зрения, что Палестина была охвачена эс­хатологическими (т. е. спасительными) движениями и что появление христианской секты было чем угодно, но не изо­лированным эпизодом.

В разнообразных гностических сектах, которые вско­ре начали повсюду появляться в кильватере христианской экспансии, духовный кризис эпохи нашел свое наиболее отчетливое выражение и, так сказать, свое крайнее отобра­жение. Глубокомысленность размышлений, отчасти внут­ренне провокационная, не уменьшает, но, скорее, усили­вает характерную символичность мысли этого возбужден­ного периода. Перед тем, как свести наше исследование к специфическому феномену гностицизма, мы должны коротко показать основные особенности, которые харак­теризуют это мышление в целом.

Во-первых, все явления, которые мы отмечали в связи с «ориентальной волной», имеют безусловно религиозную природу; и это, как мы постоянно утверждали, в общем яв­ляется отличительной характеристикой второй фазы эл­линистической культуры. Во-вторых, все эти течения ка­ким-то образом соприкасаются со спасением: общая рели­гия данного периода представляет собой религию спасения. В-третьих, все они выражают беспредельно трансценден­тное (т. е. надмирное) понятие Бога и в связи с этим равно трансцендентное и потустороннее представление о целях спасения. Наконец, они закрепили радикальный дуализм царств бытия — Бога и мира, духа и материи, души и тела, света и тьмы, добра и зла, жизни и смерти — и, следова­тельно, чрезмерную поляризацию существования, дей­ствующую не только на человека, но и на реальность в це­лом: общей религией данного периода являлась дуалисти­ческая трансцендентная религия спасения.

НАЗВАНИЕ «ГНОСТИЦИЗМ»

Обращаясь к гностицизму в частности, мы спрашива­ем, что означает его название, где возникло это движение и какие письменные свидетельства оно оставило. Слово «гностицизм», возникшее, чтобы служить собирательным заглавием для многообразных сектантских учений, по­явившихся вокруг и около христианства в первые века его напряженного существования, происходит от греческого слова гносис, обозначающего «познание». Акцент на позна­нии как способе обретения спасения или даже форме спа­сения как таковой и требование к обладанию этим знани­ем в одной четко сформулированной доктрине являются общей особенностью многочисленных сект, в которых ис­торически проявляло себя гностическое движение. В дей­ствительности существовало лишь несколько групп, чьи члены явно называли себя гностиками, «знающими»; но уже Ириней в заглавии своей работы использовал слово «гносис» (с добавлением «так называемый», или «оши­бочный», «лжеименный»), чтобы охватить все те секты, которые отличались от них расстановкой акцентов и оп­ределенно иными характеристиками. В этом смысле мы можем говорить о гностических школах, сектах и культах, гностических произведениях и учениях, гностических ми­фах и спекуляциях, и даже о гностической религии.

В случае с другими древними авторами, которые первы­ми расширили данное именование за пределы нескольких групп, мы не обязаны останавливаться там, где их знания или полемические интересы действительно могут тракто­вать данный термин как класс понятий, приложимый к любой области, где существуют определенные качества. Поэтому расширение гностической области может быть уже или шире в зависимости от применяемых критериев. Отцы Церкви рассматривали гностицизм как по существу хрис­тианскую ересь и ограничивали свою критику и опровер­жения системами, которые пустили ростки из духа христи­анства (напр., система Валентина) или каким-то образом включили и адаптировали фигуру Христа к своим разнород­ным учениям (напр., фригийские наассены); так как общие иудаистские истоки были в достаточной степени близки им, было легко почувствовать, как эти учения конкурируют с христианской вестью и искажают ее (напр., в случае с Си­моном Волхвом). Современные исследования постепенно расширили эту традиционную сферу, доказав существова­ние до-христианского иудаистического и эллинистическо­го языческого гностицизма, когда стали известны мандейские источники, наиболее впечатляющий пример восточно­го гностицизма за пределами эллинистической орбиты, и другой новый материал. Наконец, если мы возьмем кри­терием не столь специфический лейтмотив, как «знание», а наличие дуалистически-акосмического духа (отрицающе­го ценность мира — прим. ред.) вообще, религия Мани тоже должна быть классифицирована как гностическая.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГНОСТИЦИЗМА

Задавая следующий вопрос: откуда или из какой истори­ческой традиции возник гностицизм, мы сталкиваемся со ста­рым вопросом исторического мышления, ибо с течением вре­мени было выдвинуто множество противоречивых теорий, которые все еще и сохраняются в этой области науки. Ран­ние отцы Церкви и независимо от них Плотин подчеркивали влияние на христианскую мысль еще недостаточно понято­го Платона и видели в нем следствие непонимания эллинс­кой философии вообще. Современные ученые постепенно про­двигаются к эллинским, вавилонским, египетским и иранским истокам и рассматривают любую возможную их комбинацию друг с другом и с иудаистскими и христианскими эле­ментами. Так как в их представлении гностицизм действи­тельно является продуктом синкретизма, каждая из этих теорий может быть поддержана источниками и ни одна из них не будет удовлетворительной; также ни одна из них не является комбинацией остальных, которые могут свести гно­стицизм к простой мозаике элементов и таким образом упус­тить из виду его собственную самостоятельную сущность. В целом, однако, тезис о восточном (ориентальном) проис­хождении гностицизма имеет преимущество перед одним лишь эллинским, раз значение термина «познание» освобо­дилось от обманчивых ассоциаций, связанных с традицией классической философии. Недавние коптские открытия в Верхнем Египте (см. ниже, разд. д) подчеркнули формирова­ние неортодоксального оккультного иудаизма, хотя оконча­тельное суждение по этому вопросу должно быть отложено вплоть до перевода безбрежной массы материала (см. гл. 12). Некоторая связь гностицизма с началами Каббалы в любом случае предполагалась, каковы бы здесь ни были причинно-следственные связи. Жесткий антииудаизм наиболее выда­ющихся гностических систем как таковой несовместим с их иудаистским еретическим происхождением при близком рассмотрении. Однако независимо от того, кто были первые гностики, какие основные религиозные традиции были вов­лечены в движение и пострадали от произвольной реинтерпретации в их руках, движение это вышло за этнические и сек­тантские границы, его духовный принцип был новым. Иудаистская линия гностицизма столь же мало соответствовала ортодоксальному иудаизму, как вавилонская — ортодок­сальной вавилонской, иранская —ортодоксальной иранской и так далее. Что касается вопроса о преобладании эллинско­го влияния, многое зависит от того, как решающее понятие «познание» понималось в этом контексте.