Глава 14. Я говорил ей, что она симпатичная

Одетый в одну из маек Сэма – она была слишком большой и висела ему до колен – Измаил сидел на краю кровати в гостевой комнате, положив руки на колени, уперев взгляд в пол. Мы собрали столько его вещей, сколько смогли унести; теперь все было в стирке, включая пижаму. Мне не хотелось размышлять о том, когда в последний раз какая-то из этой одежды была внутри стиральной машины. Мы привезли немного его игрушек, а также фотографию его и его мамы, которую я поставил на тумбочку рядом с кроватью.

– Прости, у нас нет ничего лучше, в чём бы ты мог спать, – сказал я. – Твоя одежда в стирке. Завтра у тебя что-нибудь будет.

Он ничего не ответил.

– Прости, что я был груб, Изи. Я расстроен из-за твоей матери.

Он не поднимал глаз, чтобы посмотреть на меня.

– Изи, я же извинился.

Я заметил, как дёрнулись его плечи, когда он поднял руку, чтобы вытереть глаза.

– Всё нормально, – сказал я, садясь рядом с ним.

По его носу скатилась слеза.

– Эй, – произнёс я, кладя руку ему на спину, рисуя на ней круг. Он открыл рот, простонав странно и неловко.

– Хочешь, я почитаю тебе сказку? – спросил я, чувствуя, что нужно что-нибудь сказать.

Он не ответил.

Это была дурацкая идея. Ему семь лет, и он не из тех детей, которые любят слушать сказки. Или? Я пытался вспомнить, сколько мне было лет, когда мама мне читала. Я помнил, что мне всё время было мало, даже если мама читала одну и ту же историю, ночь за ночью. Но сколько же мне тогда было лет? И какая книга может быть интересна семилетнему мальчику?

– Ты в порядке? – спросил я.

Он вытер глаза, из его носа текли сопли. Я пошёл в ванную, чтобы взять салфеток. Вернувшись, я встал рядом с его кроватью, опустив на него взгляд, пока он вытирал нос. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы лечь в постель, просто сидел, опустив глаза в пол, всё ещё тихо всхлипывая – так тихо, что было трудно сказать, что он все еще плачет.

– Хочешь, я останусь с тобой, пока ты не заснёшь? – спросил я.

Он не ответил.

– Почему бы тебе не забраться под одеяло?

Если он и услышал меня, то не подал виду. На его лице было потерянное – отчаянно потерянное – выражение лица. Он прижимал руки к своей худой груди, время от времени шмыгая.

Я снова сел на кровать.

– Готов ложиться? Тебе не спится? Хочешь чего-нибудь?

Он смотрел в пол, не реагируя.

– Иди сюда, – сказал я. – Давай спать.

Он молча забрался под одеяло и повернулся ко мне спиной. По дрожанию его плеч я мог сказать, что он снова плачет.

– Хочешь, я посижу с тобой, пока ты не уснёшь? – спросил я.

Он не ответил.

– Я останусь, – пообещал я. – Всё будет хорошо.

Конечно, это была не совсем правда. Даже не на одном футбольном поле с правдой. Но я гладил его по спине и давал обещания, которые не мог сдержать. Как раз, когда я подумал, что он заснул, он вдруг повернулся и поднял на меня взгляд.

– Куда она ушла, дядя Ген?

– Я не знаю, – признался я.

– Она меня не бросит!

Последний раз я видел Сару на Рождество. Я был шокирован её внешним видом. Мет оставляет следы. Лицо выглядит осунувшимся. Она была мучительно худой, излучала нездоровье. Большую часть нашей встречи она непрерывно курила и смотрела на мир остекленевшими глазами. По-моему, она уже несколько дней не ела ничего горячего. Она казалась довольно счастливой во время нашего визита, но я не мог сказать, счастлива ли она видеть меня, или просто была под кайфом.

– Я говорил ей, что буду хорошим мальчиком. Я говорил ей, что буду лучше. Я говорил ей, что мне жаль!

– Жаль из-за чего?

– Я не хотел разбивать окно в ванной. Я говорил ей, что мне жаль!

– Уверен, это была случайность.

– Я говорил ей, что буду лучше, но она сказала, что я плохой нигер. Я сказал: "Обещаю, вот увидишь, мама. Я это исправлю".

– Всё нормально. Случайности случаются.

– Я говорил ей, что не хотел этого.

– Тише.

– Я сказал ей, что буду хорошим мальчиком, стану лучше и никогда больше не сделаю ничего, что может вывести ее из себя. Я говорил ей, что исправлюсь, дядя Ген. Я говорил ей! Я говорил ей, что мне жаль насчёт ванной.

– Всё нормально.

– Почему она уйти?

– Я не знаю.

– Я говорил ей, что она симпатичная.

– Ш-ш-ш.

– Я говорил ей, я сказал: "Я больше не тупой нигер, мама. Я буду лучшее, мама".

– Ш-ш-ш.

– Я говорил ей! Я буду лучшее.

Его охватили рыдания.

Я смотрел на него, чувствуя себя беспомощно и не в своей тарелке.

Глава 15. Нижнее бельё

В спальне, которую мы делили с Сэмом, я разделся, выключил свет и забрался в кровать.

– Спишь в нижнем белье? – спросил Сэм, прижимаясь ближе ко мне. – Как же я буду играть с твоим инструментом?

– И подумать только, что тебе тридцать лет.

– А что плохого в том, чтобы поиграть с твоим инструментом?

– У него могут быть проблемы ночью, – сказал я.

– Проблемы?

– Он может испугаться или ещё что-нибудь.

– Значит, ты должен быть в белье, потому что...

– Он может прийти к нам в комнату. Ему может стать одиноко. Он может...

– Честно?

– Он маленький ребёнок, Сэм.

– Значит, я не могу спать голым со своим мужчиной, потому что в доме ребёнок? Он ведь не увидит. И у нас нет ничего, чего он не видел раньше. В человеческом теле нет ничего плохого, Ген.

– Всё равно.

– Все в Бенде знают, что мы с тобой трахаемся уже целую вечность. Это не сенсационные новости.

– Обязательно называть это "трахаемся"?

– Мы занимаемся любовью. Так лучше?

– Может, для тебя это и просто трах.

– Разве ты не унылая сучка?

– Ты ещё слезу пусти.

– Я пущу слезу, а затем затрахаю тебя. День был тяжёлый, Ген. Мне нужно кое-что.

Он откинул одеяло и наклонился, чтобы поцеловать мою грудь.

– Отстань от меня, – сказал я.

– Брось, приятель, – сказал он. – Ты знаешь, это помогает мне расслабиться.

– Я не в настроении.

– Не в настроении?

– Он может зайти...

– Так вот в чем дело, а? Появляется ребёнок, и внезапно я становлюсь устаревшей новостью? Он уже спит. Брось, Ген. После того дня, какой был у меня, мне очень, очень нужно сексуальное лечение. Мне нужно заняться любовью с моим парнем.

– Иди на хрен, Сэм.

– Мне нравится, когда ты говоришь непристойности.

– Он психанёт, когда поймёт, что мы с тобой спим вместе. Если он зайдёт, а мы будем трахаться...

– Но я возбуждён, и я хочу тебя. Разве это плохо? И ты тоже меня хочешь. Я могу это сказать – твоему маленькому инструменту я нравлюсь.

– Нравишься, – согласился я, – и он не маленький. Но прямо сейчас мы немного заняты.

Он отодвинул одеяло дальше, засунул большой палец под резинку моих трусов, пытаясь стянуть их с моих бёдер.

– Прекрати! – велел я.

– Мне просто нужно кое-что...

– У тебя есть рука.

– Ты предлагаешь мне подрочить?

– Если это необходимо.

– Я мужчина, и у меня есть потребности.

– Я принесу тебе "Клинекс".

– Как романтично.

– Переживёшь.

Я повернулся к нему спиной.

– Серьёзно? – произнёс он. – Я не получу сегодня никакой нежности? Ты не уважаешь святость супружеской постели? Ты не понимаешь, что раз ты мой супруг, это твоя данная богом обязанность – удовлетворять мои потребности? Что ты за муж такой?

Он прижался ко мне, потираясь о меня своим хозяйством, положив руку спереди на мои трусы.

– Боже, ты тот ещё похотливый ублюдок, – сказал я.