Об осаде турецким султаном крепости Нандорфехервар

Шел 1455-й год Господень ²¹⁷ и король Ладислав находился в крепости Буда, когда стало известно, что турецкий султан Мехмед угрожает вторгнуться в венгерское королевство и намерен как можно скорее штурмовать крепость Нандорфехервар ²¹⁸. Новость очень встревожила и перепугала не только простых людей Венгрии, но и жителей всех соседних регионов и практически весь христианский мир. Ибо все католики ярко представили свирепую блокаду Константинополя, и всех охватил великий ужас. И, действительно, как только султан турок одержал победу над греками, он стал как будто другим человеком, раздувшимся от амбиций и непомерной гордости. Он подумал, что для него вернулись триумфальные времена покойного Александра Великого из Македонии ²¹⁹, и счел себя вправе сказать: «Один Бог правит на небесах, значит, один правитель должен быть и на земле».

Когда эти слухи дошли до ушей короля Ладислава, молодой принц сразу же очень испугался. Не менее встревожен был и граф Ульрих, советами которого король руководствовался, и чьи смелые действия отражали его воинственный немецкий дух ²²⁰. Они не обсуждали защиту королевства и не готовили оружие, чтобы противостоять врагу, но, как будто бы и не подозревая об этих слухах, в одну темную ночь покинули крепость Буду и окольными путями проследовали до города Вены ²²¹. После середины месяца крепость Буда осталась закрытой и лишенной полагающейся защиты. И хотя страшные слухи о прибытии столь большого количества вражеских сил ежедневно распространялись все более и более, никто и пальцем не пошевелил, чтобы взяться за оружие.

Наконец, при наступлении той части следующего лета, когда в полях уже пожелтели колосья, извлеченные из живой почвы, и Феб повелел своей колеснице проехать по полю созвездия Близнецов ²²², вышеупомянутый турецкий султан со своими разнообразными и внушающими ужас военными машинами и более чем 400 000 турок ²²³ атаковал упомянутую крепость Нандорфехервар, окружив ее пугающей блокадой. С высоких стен крепости повсюду были видны верхушки бесчисленных палаток, со всех сторон разбросанных по ровной поверхности поля. Воистину никто не смог бы собственными глазами окинуть взглядом всю массу врагов. Мало того, у султана была возможность привести множество кораблей, построенных для морских походов, и с их помощью он так укрепил текущие рядом с крепостью реки Дунай и Саву, что никому не удалось бы воспользоваться лодкой, чтобы помочь [христианам]. С величайшим трудом он доставил сюда орудия, осадные машины и баллисты, которых было так много и они были так велики по размерам, что никто никогда не поверил бы, что их привезли для разрушения [одной] крепости. С поразительной быстротой они были собраны рядом с крепостью Крушевац ²²⁴, потому что из-за своих размеров из отдаленных мест не могли быть доставлены [уже собранными]. В конце концов эти машины разместили напротив той части крепости, которая была обращена к равнине. Одни из них раз за разом били в крепкие стены замка, другие стреляли камнями размером с бушель, которые взлетали высоко в небо и, падая вниз, мгновенно убивали все живое внутри стен крепости грозными ударами, подобными удару молнии.

Днем и ночью осадные машины многократно и сильно разряжались с такими громовыми звуками, что их ужасающий гул можно было слышать даже в городе Сегеде и во всех других городах на расстоянии свыше двадцати четырех венгерских миль ²²⁵. Непрерывная стрельба из осадных орудий испускала непрекращающийся дым, и густая пелена его облаков затемняла воздух, некогда замечательно прозрачный под золотым сиянием солнца. Стремительный ветерок был испорчен сернистым зловонием, и ни чрезвычайно жаркий летний день, ни темнота ночи не давали покоя осажденным и осаждающим, поскольку все время они проводили в смертельной борьбе.

Вершины благородных башен рушились под мощными ударами в их стены, а высокие оборонительные стены крепости, защищавшие ее жителей, [почти] сравняли с землей. И что еще можно сказать, кроме того, что осажденные, совершенно ошеломленные глубоким страхом смерти, каждый свой день считали последним?

Слух об этой самой жестокой и сильной осаде распространился по всем округам королевства, но венгерская знать, как бы в глубоком сне, стала жертвой своего рода оцепенения и не оказывала никакой вооруженной помощи городу, который должен был быть потерян. Наконец, человек прирожденного мужества и [большого] военного опыта, вышеупомянутый господин граф Бестерце, сопровождаемый скромным числом войск, выступил против этой осады, внушавшей страх своими методами, намереваясь сражаться до конца со столь многочисленным противником. Собралось очень большое количество венгров, готовых сражаться во имя Христа, которые вышеупомянутым монахом Джованни да Капестрано были отмечены знаком креста ²²⁶, и прибыли около трехсот крестоносцев из польских земель. Хотя господин граф, как упоминалось выше, был освобожден от обязанностей правителя, тем не менее он, побуждаемый своей обычной беспокойной энергией, был не в состоянии терпеть и не нападать на врага. Поэтому он подыскивал способ, которым мог бы вывести вражеские корабли из вышеупомянутых рек и оказать вооруженную помощь тем, кто был в осаде.

В конце концов, ему удалось раздобыть некоторые суда. Он загрузил их вооруженными воинами и крестоносцами и отправил по реке Дунай против вражеских кораблей. Результатом этого маневра было то, что оба противника сошлись в морском сражении. Среди турок повсюду звучал их громкий боевой клич, и венгры тоже громкими голосами призывали на помощь Господа Иисуса. Так как и тем и другим отступать было некуда, там началась очень жестокая схватка. Над глубокими водами Дуная корабли обеих сторон двигались туда и сюда, и многие, смертельно раненые, падали с них в реку. Прозрачная вода Дуная стала кроваво-красной от страшного побоища. Многие бойцы с обеих сторон в результате большого кровопролития стали пищей для прожорливых рыб.

Наконец, после затяжной схватки, венгры одержали победу. С большой яростью атаковав турок, они разрубили железные цепи, которые скрепляли их корабли, и подожгли их ²²⁷. После того, как об этом стало известно султану турок, ему пришлось сказать: «Теперь нам будет намного сложнее действовать дальше».

Добившись славной победы в морском сражении, господин граф сразу приблизился к крепости и принес утешение ее капитанам, которые к тому времени были в состоянии шока и растерянности и не ожидали никакой другой судьбы, кроме смерти. «Почему, — сказал он, — вы в ужасе? Те, кого вы сейчас видите — это всего лишь турки. Это те, кого мы очень часто громили, да и мы сами иногда бежали от них. Почему вас расстраивает вид тех, кого вы много раз уже видели? Разве вы лично не испытывали их оружие и их военную мощь? Позвольте нам, мои дорогие сыновья, довериться Христу, во имя которого мы очень часто проливаем нашу кровь, и давайте сражаться с его и нашим врагом еще более мужественно! Разве Христос не умер за нас? Так давайте и мы умрем за него. Поэтому будьте решительными и смелыми в бою. Враг, как мы знаем, и сам боится. А если Бог с нами, этого врага можно легко одолеть. Ибо он имеет привычку поворачиваться спиной, ему не стыдно сдаваться, бежать и вернуться домой беглецом. Что тут еще обсуждать, потому что вы тоже все это знаете, выдержав под моим руководством долгие тяготы войны?». И с этими и еще многими другими словами граф самим своим присутствием вернул господам их боевой дух. Кроме того, он укрепил крепость свежими войсками и привел в нее большое количество крестоносцев. И хотя они были простого происхождения и не умели пользоваться оружием, господин граф учил их военному делу как мог.

До этого султан турок слышал, что его отец Мурад при жизни семь месяцев посвятил осаде у подножия крепости Нандорфехервар, оказался не в состоянии взять ее, и ушел оттуда без победы и с позором ²²⁸. Поэтому турецкий султан неоправданно критиковал своего отца перед полководцами своей армии и сказал, что эту же крепость он сможет захватить за пятнадцать дней. Когда воевода Анатолии ²²⁹, самый знатный из командиров султана, услышал, как он хвастает таким образом, он получил разрешение выступить первым и на замечание султана ответил так: «Могущественнейший султан, в присутствии вашего достоинства в моих интересах было бы сказать что-нибудь приятное, но боюсь, что будущие результаты этого дела могут убедить меня в том, что вашему величеству я сказал неправду. И все же нам следует знать, что венгры сдают свои крепости куда неохотнее, чем греки».

К тому времени вершины главных крепостных башен были разрушены, а оборонительные стены в значительной степени превращены в руины, которые засыпали крепостные рвы и выровняли землю так, что уже не было никаких препятствий, чтобы остановить вторжение неприятеля.Когда наступил пятнадцатый день осады, о котором я упоминал выше, тотчас же султан в то время, когда ярко светило восходящее солнце, мобилизовал все свои орды под раздававшийся со всех сторон грохот барабанов и рев труб. И в бешеной атаке напал на крепость, проникая в нее с кровавой бойней. И хотя венгров было слишком мало, чтобы вступить в бой с таким многочисленным врагом, но все же они защищались изо всех сил.Очень часто взывая к помощи Господа Иисуса,они сосредоточили все свои усилия на уничтожении врага.Смертоносная война возобновилась [в виде] боев на улицах крепости. С обеих сторон падали тела множества убитых,и в воздухе эхом отзывалисьгромкие растерянные крики и лязг бесчисленных мечей. Часто оба врага были вынуждены по очереди отступать.

Фра Джованни да Капестрано тоже был там. Он и другие монахи, которые, как будто бы в трансе, простерлись на земле рядом с ним, со стонами возносили молитвы. Их мысли были о помощи свыше, руки воздеты, а глаза устремлены на небеса. В самом деле, вместе с пророком они могли бы сказать: «И поднял я глаза к вершинам, откуда прибудет мне помощь» ²³⁰. Господин граф Бестерце срочно подбадривал своих бойцов, с угрозами пребывая в одном месте и с предупреждениями в другом.Капитан Михай Силадьи ²³¹ и Ласло Канижаи ²³², два молодых человека ²³³, превосходные своим рыцарским мужеством,а также вооруженные войска, которые привел с собой господин граф, и отряды крестоносцев заняли позиции на разрушенных стенах крепости и ожесточенно сражались.

Сначала турки, которые часто изгонялись из крепости и в результате ужасной борьбы снова вошли в нее, были сильнее венгров. Очень большое количество домов в крепости было подожжено и источало яростное пламя. В знак победы на стенах крепости были подняты очень многие штандарты султана; затем венгры, лишенные всякой надежды оказать сопротивление, были вынуждены отступить, если было куда отступать, поскольку видение неизбежной смерти для каждого из них быстро становилось мрачной реальностью. Наконец, когда они увидели, что бегство не сможет их спасти, но одна лишь смерть станет разрешением столь великого кризиса, они снова громко воззвали к имени Господа Иисуса, приготовили оружие, соединили свои щиты и, собрав все свои силы, бросились на врага.

Поэтому смертельная борьба возобновилась, и многие с обеих сторон отдали свою кровь и свои души. И помощь Божия [даже] не потребовалась, ибо все турецкие ряды, за короткое время дезорганизованные сильным и энергичным нападением венгров, были вынуждены повернуть и обратиться в бегство ²³⁴. По этой причине венгры вернули свою прежнюю ярость, и, словно вдохновленные с небес свежим боевым духом, очень долго преследовали турок на острие меча, пока все осадные машины и катапульты, использовавшиеся для уничтожения крепости, не лишились обслуживавших их солдат. Поэтому венгры подожгли все возведенные турками оборонительные сооружения и железными гвоздями прочно загвоздили отверстия осадных орудий, предназначенные для запала огнем.

Сражение не прерывалось, пока продолжался дневной свет, но бой, который прежде шел на узких улочках крепости, какое-то время с большим ожесточением продолжался на широкой равнине, пока не наступила ночь и ее темнота не разлучила двух врагов. Но как под покровом густых теней той ночи ускользнул и сбежал из-под крепости сам султан, никто не может утверждать наверняка ²³⁵. Тем не менее, к славе Бога и к досаде султана, достаточно сказать, что он вернулся в свою землю, лишившись всех своих военных машин и оставив все свои осадные орудия и другие виды катапульт, которые он туда привез, и после огромнейших потерь среди своего народа. Более того, после этих событий любое упоминание об этой крепости, сделанное кем-либо в его присутствии, никогда им не приветствовалось.

Несмотря на то, что здесь было написано, о бегстве султана некоторые рассказывают так: во время ожесточенного боя, когда он собирал свои войска для битвы, он был ранен в грудь стрелой и упал на землю скорее мертвым, чем живым. И его люди подняли его и понесли в свои палатки. Но с наступлением темноты турки увидели, что и военачальник Анатолии, и едва ли не вся их знать пали в бою, что сами они перенесли величайшую бойню и что у самого султана почти не было пульса, как будто он был наполовину мертвый. Испугавшись, что утром они будут атакованы венграми, они обратились в бегство, увлекая с собой султана. А чтобы ему не стало хуже от трудов путешествия, они разбили лагерь за пределами своей крепости, называемой Зрнов ²³⁶. И когда султан пришел в себя и спросил, где он сейчас находится, и они указали ему место, он сказал: «А почему и как мы пришли в это место?». «Мы были окончательно побеждены венграми, — говорили они, — а воевода Анатолии и почти все предводители вашей армии были убиты. Мы претерпели великую резню; мало того, нам показалось, что ваше светлейшее Высочество было мертвым, а не живым. Поэтому мы и бежали, пока не достигли этого места». Султан заворочался и спросил, были ли там оставлены осадные машины и другие устройства; и когда они ответили, что там действительно все осталось, султан, страдая от горечи, охватившей его сердце, немедленно сказал: «Принесите мне яд, чтобы я выпил его и умер, а не вернулся в свое царство с позором!»

Вот так турецкий султан закончил свою битву с венграми под крепостью Нандорфехервар. Тот, кто с гордым взглядом высокомерно желал в одиночку править всем миром, божественным судом был в конце концов побежден руками крестьян, которые с мотыгами управлялись лучше, чем с оружием. И тот, кто радостно прибыл под звуки многих барабанов и труб, позорно бежал в тишине мрачной ночи.

LVI