Сходное и различное в сказаниях о нартах и историко-героических песнях адыгских народов

Известно, что адыгские сказания о нартах бытуют в прозаической, смешанной (стихотворно-прозаической) и стихотворной форме. Сказания от начала до конца стихотворные, как правило, имеют свою мелодию и поются. Уже по внешним признакам нартские и историко-герои­ческие песни сходны. Много общего обнаруживается в поэтике нартского и исторического эпоса адыгов (сюжетостроении, композиции, системе художественных средств). Не ставя своей целью осветить все стороны взаимодействия этих жанров адыгского фольклора, мы остановимся только на следующих моментах: общность терминологии нартских и историко-героических песен, конь как персонаж в нартских и историко-героических песнях, военные доспехи, образ Тлепша — покровителя кузнечного ремесла и воинов в нартских и историко­героических песнях, общность и различие их поэтики.

Исключительная устойчивость эпоса, художественные и идейно-тематические его особенности оказали огромное влияние на тематику и поэтику многих жанров адыгского фольклора, особенно историко-героических песен. И в нарт­ском эпосе, и в историко-героических песнях в художе­ственной форме отражена действительность, сознание на­рода на разных этапах исторического развития общества. Однако содержание их, разумеется, совершенно разное.

Если традиционные герои адыгского эпоса Сосруко, Бадыноко, Шэбатнуко, Сатаней, Акуанда, Ашамез и др. представляют собой художественно-обобщенные образы, то персонажи адыгских историко-героических песен восхо­дят чаще всего к конкретным историческим лицам.

Адыгские историко-героические песни, как и нартские, строятся по биографическому принципу, так что сово­купность песен, посвященных герою, воспроизводит всю «биографию» песенного персонажа. В центре внимания таких героических песен, как «Об Айдемкркане», «ОХатхе Кочасе», «О Коджебердове Магомете», «О Темиркане и Орзамесе» и др., находится один главный герой, жизни и деятельности которого дается полное описание. Адыг­ский ученый, этнограф. и историк С. Хан-Гирей такие песни назвал «жизнеописательными» ^[631] . Наряду с «жизне­описательными» в адыгском фольклоре известны собст­венно исторические песни, которые по терминологии Хан-Гирея называются «Песни о войне, или О многих мужах» ^[632] . Они несколько отличаются от героических. В исторических песнях речь идет о каком-либо важном историческом событии, имеющем общественное значение, и чаще всего героем такой песни выступает весь народ: описываются подвиги почти всех участников того или иного сражения. Как в русских или абхазских истори­ческих песнях, в адыгских не содержится подробного описания жизни героев и его подвигов. Судить о достоин­ствах воспеваемых богатырей слушатель должен, основы­ваясь прежде всего на той эмоциональной характеристике, которую дает им певец.

Нартские песни и сказания называются обычно по имени героя, о котором в них повествуется: («Плач Са­таней»), («Песня Шэбатнуко»), («Песня Сосруко, испол­няемая на пщынэ»)^[633].

Аналогичным образом называются и историко-герои­ческие песни. Например: «Плач об Айдемиркане»,

«Песня о Хатхе Кочасе», «Песня о Еченуковых, испол­няемая на пщынэ», «Песня о славном тфокотле» ^[634]. Но не­редко, в отличие от нартских сказаний, название исто­рико-героической песни связано с названием места, где происходили воспеваемые в ней события: «Плач о Бзиюк­ской битве»⁵, «Песня о битве у устья реки Фарс»⁶, «Плач о Чужкуапе».

В нартском эпосе адыгов, как и в сказаниях других народов («Манас», «Кёр-Оглы» и др.), огромную роль играет конь героя, который, как правило, рождается в один день с героем и умирает вместе с ним. Ни один из нар­тов не добивается победы без помощи коня. Сказочный конь у нартов — это верный кудесник, умный советчик, добрый помощник и преданный друг. Кони нартов обычно имеют собственные имена, которые даются им либо по масти, либо по сходству с различными предметами. Так, конь Сосруко называется Тхъожъый («Маленький буланый»), конь Орзэмеджа—Шъоехъук1 («Крысиный хвост»), конь Ашамеза Къэтран («Черный как смоль»), конь Шэбатнука — Чэгый («Пегий»), конь Пэтэрэза — Къэрапц1э ц1ык!у («Маленький вороной»), или Дуль-дуль, конь Шауея — Чэмыдэжъ («Темногнедой»).

Коням героев нартских сказаний обычно присущи че­ловеческие свойства: они могут не только разговаривать, но и советовать, рассуждать, поучать. Так, когда нарт Шауей едет на скачки, где он должен обязательно завое­вать первенство, его конь советует ему: «Давай вернемся и пойдем к Тлетпу, попросим его сделать три подпруги для живота, а то, когда приедем на скачки, я буду должен летать по небу, чтобы догнать нартов» ⁷.

В другом сказании, о бое Сосруко с Тотрешем, гово­рится о том, как нарт Сосруко, побежденный Тотрешем, возвращается домой и мать его, Сатаней, разгневанная поражением сына, упрекает коня в том, что он дал в обиду своего хозяина. Она говорит Тхожею:

Тхъожъыеу хьажъымэ Буланый, которого чтоб собаки ашхын! Тхъожъыеу хьэцэ к1эк1ахь,

съели!

Буланый с собачьими зубами и длинным хвостом,

Тхъожъыеу шыхэр зыкТэмыхьажьын!

Буланый, которого лошадям не догнать,

В ответ на упреки Сатаней Тхожей обещает помочь хозяину победить Тотреша, но ставит определенные УСЛОВИЯ!

Укъязгъэушъхьак1умэ еплъ! Посмотришь, если дам тебя

(Сосруко) в обиду! Атэкъэлъ-гулъ уцым сегъэгъу Только отборной травой (меня)

корми,

Шхо1ур гъурэу сфягъэш1, Уздечку тонкую прикажи

для меня сделать,

Чэсэеу уиджэнэ гъупаэр Белоснежными рукавами

платья своего

Сынэп1ашъо щыгъэлъэраз, По морде моей покружи

(т. е. побей меня)

Псы чъы1эми силъэрэзахьэу, Водой холодной обмытый,

Пчэдыжьым сегъэчэпау. Позволь, чтобы утром били

меня по боку.

Черты антропоморфизма, свойственные нартским ко­ням, традиция боевого содружества коня и всадника, а также наделение их кличками наблюдается и в исто­рико-героических песнях. Но здесь клички даются коням чаще всего не по таким признакам, как в нартском эпосе:.они нередко связаны с какими-то событиями в жизни героя или его коня. Так, например, Айдемиркан называет своего коня Джэманщэрыкъ, т. е. «Сыромятные чувяки» (герой выменял себе коня за пару чувяк).

Джэманщэрыкъ, как и нартские кони, принадлежит к сказочной породе альпов и обладает некоторыми из черт, присущих коням нартских героев. Он, как, напри­мер, и конь Сосруко, всегда обладает чувством «долга», по отношению к своему хозяину. Когда Айдемиркан был предательски убит, Джэманщэрыкъ, почуяв беду, вырвался из конюшни, куда он был заключен, и понесся к месту гибели хозяина. «Подошел к изголовью лежавшего Айде- миркана, схватил его зубами, перекинул тело на спину, привез к тому месту* где ой родплся, к его родной ма­тери ^[635]». А в другом варианте говорится, что «Джэман- щэрыкъ плакал так, что слезы сыпались (лились) из его глаз» ^и. В песнях, отражающих более поздние историче­ские события, кони уже лишены черт антропоморфизма.

Сравнивая роль коней в эпосе и дальнейшее развитие этой темы в исторических песнях, можно заметить, что фантастические элементы, сказочность, черты антропомор­физма, которыми наделены нартские кони в ранних цик­лах героических песен, ослабляются в исторических, где конь героя все больше приобретает бытовые черты.

Несомненным отражением более поздних обычаев следует объяснить тенденцию именования коней по имени владельцев табунов:

Бго конь бечкан играл под ним,

А он не считал удары меча своего Ягубок Хаджимуков^[636].

Бэрэ умыхьакъу гущэу Долго не лая,

Мы хьагъундэкъожъы На круп этого старого Хагундоко

гущами къек1эса. садись.

Трамэу шы зык1эмыхьэрэр Трама, которого лошадям

не догнать,

Хы 1ушъом къыщызэращэ. По берегу моря водят (взад

и вперед).

В историко-героических песнях кони чаще всего на­зываются: Трам, Лоо, Шеолух (Шолох), Бечкан, Хагун­доко и т. д. Существование коннозаводчиков с такими фамилиями засвидетельствовано историками. «В 1889 году из 48212 лошадей Кабарды у коннозаводчиков сосредото­чивалось 24656 голов... К тому времени по всему Кав­казу славились имена коннозаводчиков Лоова, Трамова, Кудашева, Дандурова, Куралеева, позже Лафишева, Там* биева и многих других, имевших до 1000 голов лошадей и свои тавра» ^[637].

Приемы характеристики коней в нартских и историко­героических песнях существенно различаются. Если в нартском эпосе коням дается.обстоятельная и полная характеристика, то в историко-героических песнях певец обычно характеризует коня, как и его хозяина, одним штрихом, назвав либо масть, породу, либо акцентируя внимание на поведении коня, или отношении воина-всад- ника к нему во время боя:

Нэк1э зытеплъэрэр На кого бросит свой взор

Жэманщэрыкъым Жэманшэрык, тот никогда

1эк1эк1ырэп от него не уйдет.

или:

Шхъонт1эжъыер шхоми Серенькой уздечкой

рэджэгу,. забавляется,

Зэошхор джэгукэ зэхещэ. Великий бой, играя, начинает.

или:

Шы къолэнэр копкъык1э Пегого бедром гоняет,

зэрефэ,

Чэтацэм пыфэрэр рек1ыхы, Попадающих на острие меча

сбрасывает.

Бжыхьакъок1э Борэкъу. Из Бжегаковых Бороко.

Къодымыхьэр егъалъэ, Кодэмыха^[638] заставляет

прыгать,

Хьадэмэ ялъэзэ мэзао. Через трупы перепрыгивая,

сражается.

В нартском эпосе значительное внимание уделяется описанию вооружения. Предметы вооружения нартских богатырей (кольчуга, шлем, лук, стрела* копье, меч, изготовленные знаменитым кузнецом Тлепшем) упоми­наются и в разных циклах историко-героических песен («Об Айдемиркане», «О братьях Ечаноковых», «Об Ощ- нэуской и Бзиюкской битвах»).

Оружие нартских героев нередко обладает магической силой. Например, в сказании «Стрела, сделанная Тлеп­шем» ^[639] говорится о том, как один из нартов, по имени Ерьпцкеу, обидевшись за что-то на Сосруко, Пшэтыкчеча и Блипкчеча, решил их убить. Он пошел к Тлепшу и

попросил его сделать три стрелы. Тлепш сказал, что можно обойтись и одной стрелой. На вопрос недоумеваю­щего нарта Ерыщкеу, 'как можно одной стрелой убить троих, Тлепщ ответил: «Навожу стрелу на Сосруко, на­ставляю на Блипкчеча, пускаю на Пшэтыкчеча,—скажи и пусти стрелу». Таким образом, особенность этой маги­ческой стрелы состоит в том, что она не| упадет на землю, пока преследуемые ею враги живы, а когда упадет, то больше не поднимется.

Виды оружия, упоминаемые в историко-героических песнях, магическими свойствами не обладают, в этом состоит их отличие от нартских.

Общим для нартских и историко-героических песен адыгов является образ кузнеца Тлепша. Он всегда ри­суется искусным мастером оружия. В «Песне об Айде- миркане» Тлепш изображен как великий мастер, который отлил и закалил меч героя: «Рукоять меча его (Айде- миркана) Тлепш наш кан закаляет» ^[640].

В другом варианте этой песни говорится: «Меч его острый Тлепш наш кан отливает».

В приведенных примерах обращают на себя внимание слова «найг кан», которыми называют кузнеца Тлепша адыгские сказители.

Известно, что в нартском эпосе адыгов Тлеппг высту­пает как искусный кузнец и покровитель всевозможных ремесел. В образе Тлепша отразилось развитие материаль­ной культуры народа, а именно — возникновение желез­ной металлургии. «Циклы нартских сказаний о Курда- лагоне, о Сафе, о Тлепше, — пишет Е. И. Крупнов, — это гимны, певшиеся предками центрального Кавказа желез­ному веку, веку топора и меча, определившему их даль­нейшее развитие в условиях уже железоделательного производства» ^[641].

По справедливому замечанию JI. И. Лаврова, почита­ние Тлепша связано не только с кузнечным ремеслом. Это был культ вообще всякого ремесла, требующего спе­циальных знаний ^[642].

Наделение же Тлепша словом «кан» в историко-герои­ческих песнях отразило другой, более поздний этап исто­рии народа. Оно связано, на наш взгляд, с возникновением института аталычества у адыгов ^[643]. По обычаю аталыче- ства, воспитанник назвался «къан» (nlyp), а воспита­тель — «аталыком» ^[644]. Закрепившийся в адыгском языке термин «къан» — тюркского происхождения, наряду с пря­мым значением приобрел и другое значение — «милосерд­ный», что можно объяснить тем, что на кана смотрели как на священное существо, а на воспитателя как на ми­лосердного человека. Подобно тому, как воспитатель про­являет милосердие по отношению к своему воспитаннику, так и Тлепш из сострадания и человеколюбия готов по­мочь всем, поэтому он называется в песнях «тикъан» — «наш кан».

Тлепш занимает несравненно большее место в нарт­ском эпосе, нежели в историко-героических песнях, особенно в поздних, где он почти не упоминается.

В разных жанрах адыгского фольклора Тлепш играет различную роль. Так, вечер, устраиваемый для раненого, обычно открывался традиционной песней в честь Тлепша. В ней воспевается его мастерство искусного лекаря, вы­ражается пожелание больному скорого выздоровления. Вот песня, записанная в Шапсугии:

Лъэпшъэу тикъан уи1азэ 1эзэ мафэ тхьэм феш1.

Тхьэщыр япхъу уипэсак1у Сымаджэр псаоу зэпэщэу Тхьэм егъэхъужь,

Псынк1эу ухъужьныэу етэ1уал1^[645]

Тлепш наш милосердный — твой лекарь, Счастливым лекарем да сделает его бог,

Дочь Тхащира — сиделка твоя,

Больного целым Бог да вылечит,

Быстрейшего выздоровления желаем.

В нартских сказаниях и сказках Тлепш наделен маги­ческими свойствами. Он, например, мог вызвать мороз^[646]. В историко-героических песнях он не обладает средствами магии и рисуется прежде всего как искусный кузнец. Та­кая эволюция образа Тлепша исторически обусловлена; известно, что эпос и историко-героические песни отразили разные этапы истории народа и потому один и тот же ге­рой играет в них разную роль.

Нартские и историко-героические песни связаны с му­зыкальной мелодией, и исполняются они под аккомпане­мент древних национальных инструментов — шичеп- шине ^[647] и камыле ^[648] — соло или в сопровождении хора. До революции они исполнялись в своего рода народных школах — хачеще (специальное помещение для гостей), на чапще^[649], в хороводе и на различных сходках только мужчинами. В наши же дни иногда нартские песни исполняют и женщины.

Следует отметить, что в зависимости от характера ис­полнения форма стиха нартских и историко-героических песен несколько видоизменяется. Народные певцы испол­няют нартские и историко-героические песня речитативом и напевом.

При речитативном исполнении стих почти не изме­няется. При напевном же меняется и форма стиха, и его размер: при напевном исполнении певцы для усиления эмоционального воздействия добавляют к песенному тексту различные частицы и даже слова. Таковы, напри­мер, «гущэк1э», «сэрмафэ», «ра», «оо-орэ-орэда», «сиорэд», «ей-pa» и др., так что увеличивается количество слогов в каждой строке и соответственно число стоп.

Напевное исполнение песни о Шэбатнуко:

Орэдэ, орэдэ,

Нарт Шэбатныкъоу Орэдэ, орэдэ,

Хьагъу-шъугъу бэшТэу...

Она же в другом варианте:

Ой, ой, ой, оу,..

Нарт Шэбатныкъуа, орэда,

Чинты инэкокъогъуа.

Или:

A-а, нарт Шэбатныкъуа,

Ай-ой натмэ ялэпкъэгъуя A-а ябгэхэр зишХыхьафа,

Ай-ой хьафынчэ щыуа.

А вот речитативное исполнение песни об Ашамезе:

О си 1ащэмэзэу Зянэ гущэ тхъэн,

Наты исы к1алэмэ Шэны уакъыдеш!э.

Напевное исполнение этой же песни:

О си 1ащы-1ащэу

О си 1ащэмэза орэ-да, оооо, орэдэ-ра Зянэ гущэ тхъэн орэда оооо, орэдэ-ра,

Наты исы к1алэмэ орэдэ-ра, оооо, орэдэ-ра Шэны уакъыдеш1э орэда-ра, оооо, орэда.

Аналогичные изменения наблюдаются и в историко­героических песнях. Например:

Хъуарэр щэк1э къябгъэд,

Нэджыдэр хьадэк1э къябгъажъу,

Хьаджэмыкьо Бахъчэрый.

(речитатив)

Хъуарэ гущэр щэджэ къябгъэды гущэшъи, оооо си орэд, Иэджыдэ хьадэкГэ ябгъахъо гущэшъы, Бахъчэрый.

(напев)

Как видно, в* результате напевного исполнения песня из трехстишия превращается в двустишие. •

Мы уже говорили,. что адыгские нартские сказания бывают не только стихотворными, часто в них чередуются проза и стихи. Историко-героические же песни всегда имеют только стихотворную форму.

В системе изобразительных средств и приемов харак­теристики героев в нартских и историко-героических пес­нях обнаруживается значительное сходство.

В нартских песнях, посвященных нарту Шэбатнуко, нередки гиперболы. Вот как описывает сказитель коня Шэбатнуко:

От его коня грязь отстающая,

Словно стая серо-черных галок,

Взлетает до небес.

Пар, исходящий от его коня,

Опаляет траву,

Пена, падающая с его коня,

Становится (на земле), подобно раскрытому шатру;

В историко-героических песнях гиперболы встречаются сравнительно редко. Наиболее употребительны здесь срав­нения и эпитеты:

Къызэрэнэсэу шцэгъо коренэу мэуцу,

Ибзэ дыджыжъыми Айдэмыркъан рэгушхо.

По прибытии (Айдемиркан) скученным туманом

становится,

Луком своим горьким (т. е.: обжигающим) Айдемиркан гордится.

(«Песня об Айдемиркане»)

Или:

Его (Кочаса) Машуко^[650] тонкое,

Подобно весеннему грому, гремит.

Пуля, выскочившая из него,

Словно полярное сияние сверкает. ✓

(«Песня о Хатхе Кочасе»)

Царя поганого войска, о горе.

Словно снопы спелого проса, о горе, лежат (рядом). Хытыку Болет, о горе,

Сражается так, что с него кости сыпятся.

(«Песня о Тфыщатлевых»)

Известное сходство обнаруживается и в композиции нартских и историко-героических песен. В частности, диалог как композиционный прием весьма характерен и для эпоса, и для историко-героических песен. Для нагляд­ности приведем отрывок из разговора Акуанды с Са­таней:

Мать наша, Сатаней,

Что-то темное я вижу,

За войско принять его — маловато,

За гостей — многовато.

Аналогично обращение и Хатхе Кочаса (героя одно­именной песни) к своим друзьям:

Темную точку, которую я вижу,

Принять за стадо диких животных — маловато, За гостей *—многовато,

За войско — слишком мало.

Бели сможете мне быть друзьями,

То приведите себя и ваши доспехи В боевую готовность.

В приведенных примерах наблюдается и текстологиче­ское совпадение, что позволяет говорить о существовании «loci communes», общих для эпоса и историко-героических песен.

Для характеристики героев нартских и историко-ге­роических песен певец употребляет нередко одинаковые слова и выражения. Например, чтобы выделить героя и обратить внимание на его действия, называет его фа­милию:

Ходит, словно голова его к небу подвешена, Походка его наводит страх,

Меч вынимает и /рубит Сын Аледжа Тотреш²⁷.

А вот как такой же прием используется в историко­героических песнях:

Дзэжъит1ор хьажъэу зэрэшх,

«Сышхэщтэр» е1уй къегъаз,

Къегъази зы щэжъыр гъахедз, ТыгъургъунэкъокГэ Гъолай.

 

Два войска, словно, собаки, грызутся,

«Буду кушать», говоря, поворачивается, Поворачивает и пулю им бросает Из Тугургуноковых Голай.

Еще пример:

Хьэплъэкъо ихьэдэ 1уплъэ гуих,

Чатэр зырихыкГэ Тхьаркъохъо Нэгъой нэпапПу.

Вид мертвого Хаплоко наводит страх,

Когда меч вынимают,

Тхаркахо Нэгой сияет.

(«Песня о Бзиюкской битве»)

Обращает внимание и то, что некоторые термины и собственные имена нартских героев перешли из эпоса и прочно закрепились в историко-героических песнях. Это прежде всего слово «нарт» и собственные имена эпиче­ских героев — Хымыш, Шэбатнуко, которые употреб­ляются для определения достоинств песенных героев:

Мы дзэшхо зэогъум Л1ыхъур нарт Хъымыщ.

В этом войске большом сражающемся Герой (Орзамес) — нарт Хъымыщ.

Фэдэ нарт ипГэшхьагъэу Дунэй нэфым ехыжьыгъэр ЕкГэныкъо Орзэмэс.

Подобного себе нарта положив себе под голову,

С белого света ушел Еченуко Орзэмэс.

Характерно, что слово «нарт» в историко-героических песнях употребляется для того, чтобы подчеркнуть доб­лесть героя. Вот почему в историко-героических песнях многие герои именуются «нартами».

Таким образом, сравнительное изучение нартских и историко-героических песен свидетельствует о наличии в них ряда общих черт, являющихся результатом взаимо­действия этих жанров и известного сходства их эпической природы. В то же время вполне ощутимо видовое, тема­тическое их различие.

К. Л Цхурбаева