К вопросу о круге осетинских нартских сказаний

В фольклоре народов Кавказа, в частности в осетин­ском, длительное время «сосуществуют» самые различные жанры: эпос, сказка, историко-героические песни и др. Жанры эти, бытуя не изолированно друг от друга, естест­венно, взаимодействуют, что выражается не только в том, что собственные имена героев произведений одного жанра проникли в произведения другого жанра, но и в более су­щественных изменениях сюжетов, мотивов, характе­ров героев и пр. И все-таки в каждой сфере фольклора сохраняются специфические особенности в сюжете, стиле и системе образов, которые позволяют отличать ту или иную сферу фольклора, тот или иной жанр.

Так, например, в сказке «Правда не пропадет» ^[578] глав­ный герой, младший сын Дзамболат, отправляется в под­земную страну, освобождает от великана трех девушек, отбивает скот, но старшие братья из зависти отрезают ему ноги и оставляют в лесу; он встречает безрукого и слепца; всем им возвращает здоровье къулыбадаегус (русская Баба-Яга), в конце-концов Дзамболат является домой и расправляется с коварными братьями. Сюжет и мотивы данной сказки почти повторяют сюжет и мотивы волшебных сказок (см. типы 301 и 519) ^[579], но в сказке Дзамболат назвап нартом.

Надо полагать, сказитель употребил здесь термин «нарт» в смысле «богатырь», желая в самом же начале показать, что речь в сказке пойдет о необыкновенном человеке.

В сказке «Гатаг и его сыновья»³ главный герой Цаугар совершает действия героя сказки, известной под номером 950 — «Сокровища Рампсинита». Он обкрадывает царскую казну, отрезает голову товарищу и советует жене его для отвода подозрения при оплакивании выставлен­ного трупа разбить кувшин. В зачине сказки Цаугар на­зван братом нарта Сырдона и сыном нарта Гатага, но его качества нарта в сказке нигде не проявляются.

Приведенные сказки «Правда не пропадет» и «Гатаг и его сыновья» ни одним исследователем не рассматри­ваются как нартские сказания, настолько явны в них жанровые признаки сказки и настолько очевидна «слу­чайность» названия сказочных героев нартами, но в дру­гих случаях показатели жанра могут быть выражены значительно слабее.

Нартские сказания имеют свои, специфические при­знаки, которые позволяют отличать их от сказок. Так, на­пример, герой нартских сказаний не умирает и воскре­сает, как в сказке, а отправляется в страну усопших и продолжает существовать там. Если герой волшебных сказок оживляется при помощи чудодейственной воды, шелкового платка или войлочной плети, то нартский герой просто отпрашивается у главы Страны мертвых Барастыра, садится на коня и выезжает в страну живых; совершив свои земные дела, он возвращается обратно до угасания последних лучей солнца. Так, с разрешения Барастыра на время выезжает из Страны мертвых на копе и сын Алимбега Тотрадз, который мстит своему убийце Созырыко⁴. В сказании «О безыменном сыне Урызмага» ⁵ сын Урызмага является к отцу, вместе с ним участвует в набеге на Терк-Турк и, попросив отца спра-

стр. 12—37. «Памятники народного творчества осетин», вып. 11. Владикавказ, 1927, стр. 88—93; вып. IV. Владикавказ, 1930, стр. 97—112.

 ССКГ, вып. III, 1873. Ср. «Бедные муж и жена» (Осетин­ские сказки и легенды». Цхинвали, 1957, стр. 121—124), где воры не называются нартами.

 «Памятники народного творчества осетин», вып. I, стр. 103.

 ССКГ, вып. V, 1871; «Фольклор Юго-Осетии». Цхинвали, 1936, стр. 142—148, 166-168.

вить по нем поминки из отбитого в набеге скота, опять уходит в Страну мертвых.

Герои-парты не нуждаются ни в живой воде, ни в оживляющей войлочной плети; эти чудесные предметы в нартском эпосе не встречаются.

Нарты отправляются в поход на конях, сами добы­вают себе пищу, отбивают стада и табуны; они так могущественны, что не пользуются пи скатертями-са­мобранками, ни шапками-невидимками, ни коврами-само­летами. (Урызмага, например, переносит на остров огром­ный орел, а Батрадза в крепость Хиза — огромная стрела.) В сказке «Шапка-невидимка нартов» ^[580] говорится о том, что сын Аца, Ацамаз, присвоил шапку-невидимку, веревку-облегчитоля, подошвы-мосты, но в дальнейшем повествовании об этих сказочных вещах ничего не гово­рится, и не случайно. Богатырь-нарт совершает свои по­двиги, не прибегая к помощи ни чудодейственных пред/ метов, ни чудодейственных помощников, иначе он не был бы партом. А здесь нарту Ацамазу приписываются действия широко распространенной у многих народов волшебной сказки (по указателю сюжетов — тип 518) — о герое, отбившем у великанов чудодейственные пред­меты (у осетин это «Сказка о двадцати сыновьях»^[581] и «Мужественный юноша Калымат» ^[582]).

Приведенные примеры убедительно показывают, что в сферу сказок проникли термин «нарт» в значении «бо­гатырь» и некоторые собственные имена нартских героев, и это нельзя не учитывать при анализе нартских сказа­ний. Так что уже здесь мы можем отметить, что сказки «Правда не пропадет» (о младшем брате Дзамболате), «Гатаг и его сыновья» (о воре Цаугаре), «Шапка-неви- димка нартов» (о богатыре Ацамазе) к кругу нартских сказаний не относятся.

Урызмаг и коварная женщина-колдунья

Среди осетинских сказок выделяется цикл с сюжет­ным номером 449, где жена, ставшая любовницей вели­кана, превращает мужа в лошадь, собаку и т. п., в конце-концов муж спасается и ударом войлочной плети превра­щает коварную жену в ослицу. Сказки обычно имеют зачин: охотник, подстрелив оленя, свежует его и готовит на огне шашлык, внезапно только что убитый и освеже­ванный зверь вскакивает и устремляется прочь, бросая изумленному охотнику: «Более удивительное услышишь от Цапана!» Охотник находит этого Цапана, и он дейст­вительно повествует о более удивительных происшест­виях: как его жена стала любовницей уаига и как она превращала его то в собаку, то в осла.

Герой сказки — муж коварной жены — носит в различ­ных вариантах разные имена: Цопан — в сказке «Ста­рый охотник и Цопан» ^[583], «Гуса» — в «Сказке об охот­нике» ^[584], Умар — в сказке «Умар, сын Умара»^[585], в сказке «Созырыко и сын богача Бат» ^[586] эту роль выпол­няет сын Бата, а героем зачина является нарт Созырыко. Но в сказке нигде не проявляются его качества нарта: он просто слушает об удивительных происшествиях, случившихся с мужем коварной жены, и выражает свое удивление.

Таким образом, введение в сказку имени нарта Со­зырыко не превращает волшебную сказку в нартское сказание.

И это не случайно; герой произведений одного жанра фольклора, попадая в произведения другого жанра, не может действовать, не изменив принципиально своего ха­рактера. Только потеряв качества нарта и приняв дру­гие, герой может вновь стать деятельным, но теперь он не будет нартом. Это убедительно подтверждает цикл сказаний — охотничьих рассказов о черной лисице нар­тов, где Урызмаг, Хамыц и Сослан (Созырыко) рассказы­вают о своих занимательных приключениях. Здесь уже не воспеваются герои-нарты; сказитель имеет перед со­бой другую цель: занять, развлечь аудиторию. Рассказ­чик хочет удивить слушателей необычностью происше­ствия.

Е. Б. Вирсаладзе, анализируя эти сказания, выделяет в эпосе «наиболее древнюю струю кавказского эпоса — охотничьи, тотемистические мифы» и отмечает созвучие рассказа Урызмага о встрече с лесной женщиной и с охотничьими рассказами о любви богини охоты — Дали к охотнику.

Действительно, в этих рассказах очень мало «нарт­ского». Во-первых, нарт счел бы ниже своего достоин­ства рассказывать небылицы только за то, что он, по нартской этике, должен и может добыть в бою как мужчина, во-вторых, мало чести превратиться нарту в собаку и выть по ночам на луну или превратиться в осла и, изнемогая, плестись под вьюком; если бы даже и случилось с иартом такое, он не стал бы об этом рас­пространяться: это унизило бы его в глазах других нартов; в третьих, как мы говорили выше, мотив оживле­ния мертвых, характерный для волшебной сказки, неиз­вестен нартскому эпосу.

По-видимому, правы те, кто предполагает в этих- рас­сказах внедрение в нартский эпос ненартских сюжетов. Это тем более вероятно, что подобные сказки, рассказы в фольклоре других народов, как и в осетинском фоль­клоре, не знают имен нартских героев. Таков, например, герой сказки о кабардинском и балкарском охотниках ^[587], или цикл сказок о любовнице уаига (о. нем говорилось в начале настоящей статьи).

Внешнее сходство с приведенными охотничьими расска­зами имеет и действительно нартское сказание «О споре нартов за кубок Амонга» ^и, но как разительно отличается оно по существу содержания! Нарты упрекнули Урыз­мага за то, что он не сам достиг острова Донбеттров в море, а его перенес в когтях орел; упрекнули Сослана за то, что тот лег над рекой, и по нему, как по мосту, пе­реходил кто-то; а нарту Созырыко было поставлено в вину только то, что он невольно моргнул, когда Баль- сагово колесо с необыкновенной силой ударило его в лоб. Кубок амонга достался безупречному с точки зрения этических норм нарту Батрадзу. «Есть большая разница между поэмою или рапсодом и между сказкою. В поэме поэт как бы благоговеет перед предметом своих пебен, ставит его выше себя и хочет в других возбудить к нему благоговение; в сказке поэт себе на уме, цель его занять праздное внимание, рассеять скуку, позабавить других» ^[588]. Вот почему повествования, где Урызмагу приходится исполнять роль смешного неудачника, нам кажется, со­держат мало эпического и не относятся к героическому нартскому эпосу.

Итак, сомнительно причислять к кругу осетинских нартских сказаний волшебные сказки — например, такие, как тип 449, — «Созырыко и сын богача Ват» и «Пир Урызмага», а также охотничьи рассказы «Урызмаг, Ха­мыц и Созырыко»^[589], «Снежнобородый Урызмаг, Созы­рыко и Сослан» ^[590], «Как нарты убили золотую лисицу» ^[591], «Черная лисица нартов» ^[592], «Как Урызмаг, Сослан и Ха­мыц отправились на охоту» ^[593].

Нарты и великаны

В сказаниях «Бычья лопатка» ^[594], «Предание о велика­нах» ^[595], «Как по мольбе Батрадза оживился великан» ^[596], «Великан и Даредзаны» ^[597] говорится о том, как Сослан или Батрадз с кем-либо из нартов или Даредзановых но­чуют в пещере, которая оказывается глазницей или же тазовой костью гигантского существа, якобы когда-то обитавшего на земле. По мольбе нарта гигант оживает, и, пораженный изменениями, происшедшими в мире, просит опять умертвить его.

Легенды и сказки о гигантах бытуют у осетин, как и у многих других народов, наряду с нартскими сказа-

пиями. Такова, например, «Сказка о великанах»^[598], где пастуху в глаз попала «соринка» — бычья лопатка, на ко­торой потом обосновалось целое село; «Сказка об уаи- гах»^[599], где уаиг-великан спасся от преследователей тем, что спрятался в дупле зуба гиганта, и др.

В осетинских волшебных сказках великан-уаиг — один из главных героев; он умен, силен и сметлив, всту­пает в дружественные и родственные отношения с героем волшебной сказки — человеком, но нередко и враждует с ним. Герой-человек раскрывает свои положительные качества в борьбе с уаигом. Чтобы победить уаига, герой волшебной сказки наделяется сверхъестественной, нечело­веческой физической силой и сноровкой.

В сатирических социально-бытовых сказках уаиг-ве­ликан обычно глуп, так что не отличает даже сыра от камня, принимает укол шила за тяжесть и пр., но нас иптересует не этот сатирический образ.

Нарты тоже могущественны, физически сильны и мощны, но сила их не так фантастически преувеличена, как у героев волшебных сказок и легенд о великанах. Урызмаг, Созырыко — Сослан, Ацамаз, Тотрадз и др. по своим физическим качествам не выходят за пределы человеческого; это богатыри, а не чудовища и великаны, и не драконы. При столкновениях с уаигами и великанами нарты не вступают с ними в борьбу, подобно герою вол­шебных сказок, и не совершают в борьбе с ними никаких героических подвигов.

Таким образом, из круга нартского эпоса выпадают легенды о гигантах «Бычья лопатка», «Предание о вели­канах», «Как по мольбе Батрадза ожил великан», «Вели­кан и Даредзаны».

Урызмаг и циклоп пещеры

У. Б. Далгат в работе «К вопросу о нартском эпосе у народов Дагестана»^[600] привела весьма убедительные «примеры, указывающие на включение в круг нартского

эпоса тех или иных ненартских сюжетов» — сказания о встрече Урызмага в пещере с циклопом.

В осетинском фольклоре, как и в фольклоре других народов, бытуют варианты сказаний об Урызмаге в пе­щере уаига. Они имеют ряд характерных особенностей.

В частности, в записанном в середине XIX в. Г. Ша- наевым сказании об Урызмаге^[601] рассказывается о том, что Урызмаг сильно горевал о неожиданно погибшем сыне; ему говорит знахарка: «Саулаг больше испытал!» Урыз­маг находит старика Саул ага, и тот повествует ему о своих злоключениях с уаигом, который съел семь его сыновей с их конями. Урызмаг выразил старику сочув­ствие и отправился домой. Однако он не вознамерился сразиться с уаигом и угнать его стадо. Почему?

В сказке «Охотник и одноглазый великан»^[602] охотник, услышав подобный рассказ от одинокого старика, не остался равнодушным к услышанному. Он отправился в пещеру, сразился с уаигом и убил его, потом войлочной плетью оживил всех, загубленных уаигом, в том числе й семерых сыновей старика. Здесь охотник действует как герой волшебной сказки, он может быть сильнее какого угодно, великана, циклопа, дракона и т. п.; он владеет волшебной войлочной плетью, оживляет мертвых.

Другое дело нарт Урызмаг. Он, во-первых, не мог обладать войлочной плетью, оживляющей мертвых, ибо нартам она неизвестна; во-вторых, нарт, хотя и богатырь, но не безгранично силен, чтобы одолевать, подобно герою волшебной сказки, циклопов и драконов, которые тоже нартам неизвестны. Если бы Урызмаг отправился к уаигу, то ему пришлось бы претерпеть унижающее его богатырское достоинство поругание, стать игруш­кой в руках уаига. Таким он и выглядит в сказании «О том, как великан поймал Урызмага» ^[603], где ему при­шлось прицепиться к животу козла Курчи и только таким унизительным для богатыря образом спастись от уаига.

Чтобы не уронить все же престиж Урызмага, скази­тель другого сказания — об Урызмаге и кривом вели­кане ^[604] — заставляет Урызмага на глазах.уаига угнать его стада для пира нартов. Здесь Урызмаг поступает как истинный нарт, здесь воспевается подвиг богатыря-нарта.

Нам кажется, нет такой страны с высокими горами и глубокими пещерами, где бы не зародились местные пре­дания о заточении кого-то за что-то в пещеру или о страшном обитателе пещеры (с сюжетным указателем 1137), как нет и такой страны с башнямц и крепостями, где бы не появились местные легенды о замурованных в стену и т. п. И если бы когда-то возникло нартское ска­зание о столкновении нартского богатыря с обитателем пещеры, то оно бы повествовало не об унизительном для нарта бегстве, а о мужественной битве нарта с уаигом, и если не силой, то хотя бы хитростью воина одолел бы он уаига, как в сказании «Урызмаг и кривой великан».

Уаиг — один из главных героев осетинской волшебной и сатирической сказки — встречается в нартском эпосе в приведенных легендах, возможно, потому, что в мест­ном предании о встрече охотника с уаигом в пещере охотник случайно назван популярным именем нарта Урызмага. Местные предания о страшном существе в пе­щере и встрече с ним охотника или пастуха бытовали у осетин и помимо нартских сказаний (таковы, например, «Бедняк и черт», «Бедняк и великан» и др., с сюжетным номером 812) ^[605]. Но здесь, по-видимому, нужно учиты­вать и то обстоятельство, что эпос создается на основе предшествующей фольклорной традиции, и в его создании могут участвовать и мифы, и местные легенды. Примером такого использования местной легенды о страшном оби­тателе пещеры в нартском эпосе и является, нам кажется, легенда «Урызмаг и кривой великан», где герой-нарт действует по-нартски, сражается и побеждает страши­лище. Сказания же «О том, как великан поймал Урыз­мага» и «Еще вариант об Урызмаге» являются местными преданиями, где охотник или пастух случайно назван популярным именем нарта и ведет себя по-нартски.

Миф об Ацамазе становится нартским сказанием

Известный нартовед В. И. Абаев сказания об Ацамазе рассматривает как древний миф о весне, о пробуждении природы после зимней спячки^[606]. В этом отношении обра­щает на себя внимание «Сказание о сыне Уази Ацамазе». В нем Ацамаз не назван нартом, как в других вариантах, и другие действующие лица также являются не нартами, а небожителями: это Уастырджы, Афсати и красавица Черной горы Саураосугъд. Действие развертывается сле­дующим образом: при восходе Бонваернон (Венера) и Кардаг-стаелы (Звезда травы) Ацамаз и Уасгерги отпра­вились к Афсати за даром (лаваргур), встретили Никколу, который посоветовал им попросить у Афсати свирель. Афсати подарил им свою свирель. Ацамаз заиграл на свирели с Черной горы, собрались от Белого моря олени, туры, медведи и другие звери, вышла из Черной горы красавица Саураесугъд, очарованная песней Ацамаза. В этом варианте Ацамаз — первый обладатель чудесной свирели, которую он получил в дар от небожителя^[607].

Сказание-поэма, записанная М. Тугановым, «Песня нарта Ацамаза» ^[608] почти повторяет изложенное, но в более развернутом виде. Кроме того, Ацамаз здесь уже назван нартом, в качестве шафера с ним едет и нарт Созырыко, а среди сватов из небожителей, кроме перечисленных в первом сказании, участвуют еще Елиа, Татартуп и Фалвара. Вместо девы Черной горы появляется героиня нартского эпоса, дочь Сайиаг-алдара Агунда. Таким обра­зом, весенний миф об Ацамазе превращается в нартское сказание, а сам Ацамаз — в нарта.

В сказаниях «Дочь Адакеза Уазафтауга»^[609] и «Дочь Адакеза Уадзафтау» ^[610] вместо небожителей претендентами на руку красавицы являются уже только нартские герои Урызмаг, Хамыц, Сослан, Батрадз и др., но неприступная красавица отвергает всех нартов и выбирает Ацамаза.

Сказания эти напоминают волшебные сказки с сюжетным номером 558 и др., 6 красавице, живущей в медной башне и выбирающей себе жениха из "многих претендентов. Здесь нарты выступают в качестве неудачливых женихов, все они отвергнуты: Урызмаг слишком стар, Хамыц — из-за ржавчины на зубах, Сослан — из-за ненадежности и т. д. Отвергнутые женихи-нарты спокойпо отъез­жают, и это самое странное в сказаниях. Из нартского эпоса известно, что когда какая-то из красавиц отказы­вала нартам, то она не успевала даже раскаяться, так быстро с ней расправлялись, а здесь даже сам Батрадз, растерзавший дочерей Шаха и Сайнаг-алдара, уходит безропотно и даже не мстит Ацамазу — своему сопернику. Здесь нарты выступают лишь только для того, чтобы про Ацамаза было сказано: «Вот видите, какой молодец! Даже среди нартских героев был избран он!» Это уже не по-нартски!

Имя «Ацамаз» носит и герой сказания «О нартском князе Насран-алдаре»³⁸, который убивает хана Елта- Быца (Тогуса), похитившего жену побратима его отца Насран-алдара, и доставляет ее мужу, а сам женится на одной из жен хана. Никто из нартов рода Ахсартаггата в этом сказании не участвует. Это можно было бы объяс­нить тем, что сказание повествует о событиях, происхо­дивших до появления первых нартов.

Итак, в течение многих столетий совместного быто­вания древний весенний миф об Ацамазе (подобный дошедшему до нас вышеприведенному «Сказанию о сыне Уази Ацамазе») превращается в нартское сказание — «Песню о нарте Ацамазе». Другие же фольклорные произ­ведения с именем Ацамаз — «Дочь Адакеза Уазафтауага» и «Дочь Адакеза Уадзафтау» являются вариантами вол­шебных сказок о деве, выбирающей себе женихов.

Выход Сырдона из нартского эпоса в сферу анекдотов

Известно, что нарт⁴ Сырдон от прочих нартов отли­чается тем^что не совершает ни одного героического подвига: он не сражается с владетелями крепостей, не участвует в набегах. Он не может отбить табун, а может только украсть одного барана или корову, он не может вызвать на единоборство врага, только натравливает на него другого или преследует насмешками. Он крадет корову Хамыца, чтобы потом можно было подтрунивать над хозяином; он ловко смазывает скамью клеем, и нарты не могут встать со скамьи без хлопот; он видит сгорбив­шегося Созырыко, которому Гумский человек со спины вырезал ремни, и смеется на ним, объявляя, будто Со­зырыко несет богатства цз набега и т. п. Вот это зало­женное в его характере начало позволило Сырдону раз­виться в хитроумного пройдоху, а так как над нартами не всегда можно было безнаказанно шутить или совер­шать проделки и каверзы, то Сырдон вышел из нартских сказаний на широкую арену анекдотов. Имя Сырдон стало синомимом хитреца и пройдохи. Ему приписываются уже проделки, которые никакого отношения к нартским сказаниям не имеют.

Нарты: тоже шутят, но эти шутки очень далеки от шуток народных анекдотов о Сырдоне.

Так, в сказании «Красавица Шаха» ^[611] нарты явились на свадьбу своенравной невесты: «Мы тебя предупреж­дали не выходить до нашего приезда замуж, а теперь мы пришли поздравить тебя!>> Подходит к ней Батрадз, берет ее за руку и вырывает руку. Подходит Созырыко, берет за косу и скальпирует красавицу. Подходит Сослан, берет ее за нос и сдирает с лица кожу. И все это прохо­дит «чинно», как бы соблюдается этикет поздравления невесты. Страшный «комизм» всего сказания построен на противопоставлении выполнения обрядовых обычаев и ужасных для жертвы последствий, т. е. казнь происхо­дит в форме исполнения этикета дружелюбия и госте­приимства.

В сказании «Нарт Батрадз»^[612] герой сосватал дочь Сайнаг-алдара и отбыл в набег; но до его возвращения на ней женился владетель Хиза Челахсартаг. Батрадз явился к бывшей своей невесте и «носком сапога саданул ее в горло, и голова полетела между небом и землей» —- такова шутка Батрадза над своей приневоленной невестой.

Похитил Сырдон яловую корову Урызмага (по другим вариантам Хамыца), сварил ее в котле, пригласил самого хозяина коровы, посадил его на голову той же коровы, завернутую в шубу, и славно угостил гостя мясом его же коровы. Это шутка! Урызмаг (Хамыц) узнал о проделке Сырдона из его же насмешек, и когда тот отлучился из дому, то бросил в тот же котел трех сыновей Сырдона. Каково же было Сырдону, когда он вместе с кусками говядины стал вынимать то ногу, то голову своих детей!^[613] Это тоже шутка нарта!

Сырдон в знак уважения к старшим берется перенести на своих плечах через реку Урызмага. В середине реки Урызмаг захотел пошутить над Сырдоном, останавливает его и, сидя у него же на плечах, начинает срезать себе ногти на ногах. А Сырдону пришлось стоять, дрожа, в потоке^[614]. Это тоже шутка нарта! А вот шутка другого рода. В одном анекдоте Сырдон попросил у соседей на время котел, а потом вернулся с котелком, заявив хозяе­вам, что у их котла родился котелок. Через некоторое время он опять попросил тот же большой котел и потом заявил хозяевам будто их котел умер. Соседи, раз пове­рившие в рождение котелка, теперь должны были пове­рить и в смерть котла^[615].

В другом подобном анекдоте Сырдон попросил взаймы кусок сукна и сшил себе черкеску. На требование хозяина возвратить долг он отвечает, что его бараны попасутся в кустарнике, на кустах останутся клочья шерсти, он их соберет, выткет сукно и тогда уж возвратит. Разумеется, хозяин отказался от всяких надежд когда-либо получить ^свой кусок сукна от Сырдона^[616].

Разумеется, и в первом и во втором случаях хозяева не были партами, иначе бы Сырдону не сдобровать, как было при краже коровы Урызмага или быка Хамыца. Здесь мы имеем случаи, когда под влиянием анекдотов образ Сырдона из бедового для нартов человека видоиз­меняется в хитроумного пройдоху. Итак, Сырдон выходит из сферы нартских сказаний и становится героем анекдо­тов вроде Ходжи Насреддина.

Исходя из характера нартагбогатыря, не терпящего над собой чьей-либо шутки и подшучивающего над дру­гими до кровавых слез, из всех поступков и проделок, приписываемых нарту Сырдону, кроме вышеупомянутых случаев кражи коровы и насмешек над крошечной женой Хамыца, в эпосе возможны, как нам кажется, и следую­щие: Сырдон своей игрой на фандыре развлекает, вернее говоря, отвлекает нартов, пока Болгар угоняет их стада; когда Бальсагово колесо, по наущению Сырдона же, пере­било ноги Сослану (Созырыко), то Сырдон обманул нар­тов, будто Сослан победил Бальсагово колесо, и те вместо того, чтобы плачем и стенанием проводить в страну, усопших прославленного нарта, явились к нему с песнями и плясками: когда Сослана (Созырыко), положили в склеп, Сырдон закрыл собой отверстие склепа и не пропускал солнечных лучей к Сослану, но эта шутка была последней в его жизни — он был подстрелен из склепа Сосланом.

Все же анекдоты типа «Курдалагон», «Как Сырдон сжег платье нартов» (в сказаниях это делает Батрадз), о котле и сукне Сырдона и им подобные не относятся к эпосу^[617].

Круг осетинских нартских сказаний

В настоящей работе нами рассмотрены записи нарт­ских сказаний Дж. и Г. Шанаевых, Вс. Миллера, М. Гар-

данова, В. Абаева, В. Карсанова, JI. Газзаева, Ш. Ва­неева, опубликованные в различных изданиях с 1871

по 1939 г., —всего 133 нартских сказания. Как мы

показали выше, шестнадцать из них не могут быть при­числены к кругу нартских сказаний и являются осетин­скими волшебными сказками, анекдотами, охотничьими рассказами или древними осетинскими мифами, в которые проникли некоторые популярные нартские имена и от­дельные эпизоды из нартского эпоса^[618].

Основу осетинского нартского эпоса составляют дру­гие 117 повествований о рождении, женитьбе, любовных похождениях, набегах, отражениях вражеских нашествий

и о гибели каждого из четырех поколений фамилии Ахсар- таггата из племени нартов. Самое молодое — четвертое поколение нартов — составляют Батрадз, Амзор, Асана, Битар, Крымсолтан и другие юные богатыри; третье по­коление—это их отцы и матери, Урызмаг, Хамыц, Сослан (Созырыко), Сатана и др.; второе поколение — это деды Ахсар и Ахсартаг и бабушка Дзерасса; первое поколе­ние— это родоначальники рода Ахсартаггата, прадеды Уархаг или Бора.

В северо-осетинских нартских сказаниях прадедом считается Уархаг, но фамильное название нартские герои ведут от имени деда Ахсартага — Ахсартагката. Юго­осетинские сказания родоначальником считают Бора и фамильное название берут от его же имени — Бората. Такое название одной и той же фамилии по имени родо­начальника или по имени одного из его выдающихся по­томков зафиксировано в этнографической литературе.

Фамилия Бораевых и ныне существует в Осетии. А о существовании фамилии Ахсартагкаевых в прошлом свидетельствуют, как это верно заметил Б. А. Албо­ров ^[619], «древние грузинские летописи, которые сооб­щают, что в XIII в. от монгольского хана Берке из Осетии в Грузию спаслись женщины из рода Ахсарта- кайан. В одной рукописи выступает одна женщина Ли- мачав из рода Ахсартагкайан, а в другой — две женщины Лим и Ауав из рода Ахсарфагкайан ^[620]. Бели учесть, как трудно порой отличить в рукописи буквы «т» и «п» друг от друга, то не покажется неверным, что здесь речь идет именно о фамильном названии Ахсартагкайан».

Здесь мы последуем за теми сказителями, которые называют героев по имени деда Ахсартага — Ахсартаг- каевыми.

Прежде чем говорить о конкретном содержании нарт­ского эпоса, необходимо подчеркнуть одну его очень важную особенность — устойчивость основы сказаний, связанных с одним изображаемым событием из жизни рода Ахсартагкаевых.

Восемь вариантов повествуют о женитьбе Хамыца. В одном варианте невеста названа Агундой, в одном

она — из рода Хадмастпселовых, в одном — из Дон- беттров, в одном —из рода Цаккаевых и в четырех вари­антах — из рода Бценон (род Бценоновых и поныне здравствует в Юго-Осетии). Но во всех сказаниях общая основа события или происшествия: всегда невеста мала ростом, во всех вариантах Сырдон насмехается над ней, после чего она возвращается к своим родичам, оставив зародыш или на спине Хамыца, или в камне ^[621].

Пять вариантов сказания повествует о засухе у нартов. Иарты вынуждены погнать свои стада на приморские пастбища, принадлежащие в двух вариантах Мукара, в одном — сыну Битара, в одном — Батрадзу, и в одном Схуали-малику; стада гонит на пастбища в двух вариан­тах Созырыко, в одном — Аладжыко, в одном — Урызмаг, а в одном варианте — даже сама Сатана...^[622]

Каковы бы ни были различия в именах (разумеется, в пределах нартских имен) и некоторых деталей проис­шествий, основа события все же подтверждается всеми вариантами: нарты остаются без корма для скота по при­чине засухи или не во время выпавшего обильного снега; они гонят свои стада на приморские земли, сталкиваются с хозяевами пастбищ и одолевают их.

Это постоянство основы нартских сказаний и их ва­риантов позволяет более или менее уверенно судить об изображаемых в нартском эпосе событиях и проис­шествиях, о характере и типах нартских героев.

Основу нартских сказаний составляет образное жизне­описание четырех поколений рода Ахсартагкаевых.

Цикл сказаний о родоначальниках рода Ахсартагкае­вых охватывает жизнь двух поколений, прадедов и дедов. В туманной дали времен маячат одинокие фигуры пра­деда Уархага (или Бора) и жены его Сасаны. Напали на них какие-то враги и увели в плен Уархага, уцелела лишь гостившая в то время у своего отца Бегоза бере­менная Сасана. От этой женщины и родились близнепы Ахсартаг и Ахсар. Отправились братья за раненной ими птицей, оказавшейся Дзерассой (из рода Донбеттров), женился на ней Ахсартаг, а спустя некоторое время братья из ревности убили друг друга. Вот все, что изве­стно пока о жизни первых двух поколений в сказаниях «Ахсар и Ахсартаг», «Хсарт и Хсартаг», «Урызмаг, Ха­мыц и Сатана», «Бораевы и Ахсартагкаевы», «Как произошли нарты», «Как родилась Сатана» и их вариантах^[623].

Наиболее полно представлена в нартском эпосе богатая жизнь третьего поколения, поколения отцов. Семейную внутреннюю жизнь рода Ахсартагкаевых живописуют сказания о женитьбе Урызмага на своей сестре Сатане, о женитьбе Хамыца на Бценон, Сослана — на дочери солнца Ацырухс или Азаухан, или на дочери владетеля Чилах-сартага, о любовных похождениях нартских жен­щин с небожителями Уастырджи, Сафа и др.^[624]

Межфамильные отношения нартов выражаются не только в совместной организации пиршеств и набегов, но и во враждебных отношениях; если герои-нарты в ска­заниях считаются по прадеду Бораевыми, враги их будут названы Ахсартагкаевыми или Алагаевыми, если же по деду они названы Ахсартагкаевыми, то враждебной им будет фамилия Бораевых (надо же как-то назвать другую фамилию). Из этой группы сказаний наиболее устойчивы сказания о неудачном покушении Алагаевых на Урызмага, о мести Урызмага за сына Бораевым, о коварном убий­стве Сосланом юного Тотрадза^[625]. Межфамильные распри отличаются такой же беспощадностью, как и войны-на­беги на соседние племена; Сослан шьет шубу из скальпов самих же нартов, хотя и другой фамилии^[626], а Урызмаг приводит с собой войско соседнего владетеля и с его по­мощью громит другую иартскую фамилию^[627].

Внешние связи и отношения нартов третьего поколе­ния с соседями показаны в многочисленных сказаниях и их. вариантах. Наиболее популярны сказания о последнем набеге Урызмага на приморские края Кафтысар-Хуыйан- дона или Алдара Сауденджыза, об угоне табунов Терк- Турка Урызмагом и его безыменным сыном, о набегах дружин Сослана на владетелей Чилихсартана и Гумского человека, о борьбе за приморские и степные пастбища, об убийстве Хамыца владетелем крепости Тынта и о ги­бели Сослана от руки Бальсагова колеса ^[628].

Цикл сказаний о последнем, четвертом, поколении рода Ахсартагкаевых повествует о жизни молодых богатырей, не успевших постареть и погибших в борьбе с небожите­лями вместе со всем племенем нартов. Какой-то злой рок тяготеет над сыновьями Урызмага: пал первый сын от руки отца и свой героический подвиг — угон табунов Терк-Турка совершает после смерти; второй сын — Асана — отразил набеги сыновей Азиа и владетеля Уарпа, но пал от руки Бораевых; третий сын Крымсолтан (Амзор) изгнал агуров, но тоже погиб, став жертвой коварства нартов же. Неудачливы и сыновья Созырыко Хайтар и Битар; единственный их «подвиг» — это то, что они оделись в девичье платье и осрамили нартскиг девиц^[629].

Лишь один Батрадз успевает совершить богатырские подвиги и пасть достойно в бою с врагом. Из его подвигов наиболее популярны отражение набегов Алафа и Бедзе- нага, агуров и владетелей крепостей Уарпа, Хиза, Сай- нага и его борьба с небожителями. Если Сослану для битвы с владетелем крепостей приходилось притвориться мертвым и этим выманить неприятеля из крепости, то Батрадз или привязывал себя к стреле или заряжал собой пушку (модернизация) и таким образом влетал в кре­пость, и горе было владетелю твердыни^[630].

Намечаемое здесь поэтическое жизнеописание нартов создает иллюзию реального существования в прошлом рода Ахсартагкаевых и объединяет в одно монолитное

целое сотни нартских сказаний, со своими специфиче­скими признаками, отличающими нартский эпос от дру­гих сфер осетинского фольклора.

Конкретным содержанием волшебной сказки обычно является одно или несколько событий из жизни одного героя, одного поколения, а конкретным содержанием рас­смотренного круга осетинских нартских сказаний является общественная и частная жизнь героев четырех поколений рода Ахсартагкаевых из племени нартов, и круг нартских сказаний благодаря этому составляет одну эпопею.

Герой осетинской волшебной сказки может иметь фан­тастически гиперболизированные физические качества и побеждать чудовище, драконов и гигантов, может иметь помощниками мореглотателей и горометателей, герой же осетинского нартского сказания может быть только бога­тырем со своеобразными, умеренно гиперболизирован­ными, физическим качествами.

Типичными персонажами круга осетинских волшебных сказок, кроме человека, являются уаиги-великаны, дра­коны, мореглот, горометатель, благодарные животные, клыкастая женщина и т. п., типичными чудодействен­ными предметами осетинских волшебных сказок являются войлочная плеть, оживляющая вода, небесное зеркало, всеобъемлющая и всеоблегчающад веревка, рог изобилия и т. п. Круг же осетинских нартских сказаний лишен всего этого, лишь в отдельных вариантах случайно встре­чаются некоторые из этих фантастических существ и чу­додейственных предметов как исключение. Фантастиче­ские существа сказок выглядят обычно как нереаль­ные сочетания гиперболизированных частей тела разных существ; так, уаиг — это семиголовый великан, дракон — существо с головой змеи, туловищем дщера и крыльями летучей мыши, гиперболизированные до неимоверности. Осетинским нартским сказаниям чужды такого рода об­разы. Нарты имеют дело с реальными владетелями кре­постей — маликами, алдарамй и царями, а из сферы мифологии — с пока, необожествленными небожителями и владетелями вод — Донбеттрами.

Такие особенности и позволяют судить о причастно­сти того или иного фольклорного произведения к эпопее рода Ахсартагкаевых. Мало назвать героя нартом, чтобы считать повествование нартским сказанием.

До рих пор нартский эпос изучался, с привлечением

Щ

некоторых исторических и археологических данных, в большей мере в связи с осетинской мифологией и древ­ними религиозными воззрениями, которые в народном творчестве последних столетий играют пережиточную роль. Между тем та сфера народного творчества, которая до последних времен не теряла своего могучего влияния и роли в народном искусстве, сфера волшебных и со­циально-бытовых сказок, совершенно не изучена. Отсут­ствие сравнительного изучения сказок и нартских ска­заний отрицательно отражается на выявлении специфи­ческих особенностей нартско