О современном бытовании нартского эпоса у абхазов

Абхазский институт языка, литературы и истории им. Д. И. Гулиа АН Грузинской ССР на протяжении последних трех десятилетий систематически проводит фольклорные экспедиции, в работе которых особое вни­мание уделяется собиранию героического нартского эпоса.

И хотя нартские сказания привлекли внимание фольк­лористов значительно позже, чем другие жанры устного народного творчества абхазов, в настоящее время в ин­ституте собран значительный эпический материал.

Отмечая достижения в этой области, исследователи единодушно подчеркивают, что со сбором абхазского нарт­ского эпоса мы опоздали'. Об этом свидетельствуют и современные абхазские сказители.

Известный 86-й летний абхазский сказитель Дамей Тания. с тревогой говорил участникам фольклорной экспе­диции АБНИИ в 1963 г.: «Вы, наши грамотные сыновья и дочери, с собиранием нартских сказаний опоздали ми­нимум настолько, сколько мне лет. Мой покойный отец Закяри, который скончался на 120 году, мог рассказывать о нартах круглые сутки, так много сказаний он знал. Кое- какие сказания, что сейчас припоминаю, я выучил от отца, но они не составляют и сотой доли того, что знал Закяри».

Такие справедливые упреки не раз приходилось вы­слушивать нам от многих сказителей. Зтй замечания абхазских сказителей свидетельствуют о традиции быто-

вания нартского эпоса у абхазов до наших дней. Нагляд­ным подтверждением этого является издание сводного текста абхазского нартского эпоса на абхазском и русском языках ^[428].

4 Широкое бытование нартского эпоса у абхазов было отмечено известным нартоведом В. И. Абаевым. В 1945 г. он писал: «Особо следует остановиться на распростра­нении в Абхазии нартских сказаний... Мы не пред­полагали, что северокавказский эпос пользуется у аб­хазов такой популярностью. Когда в селе Ачандара мы спросили у старого кузнеца Авидзба Лумана, знает ли он что-либо о нартах, он ответил: «Нартов знают все». И это было недалеко от истины...

Абхазский вариант нартских сказаний представляет несомненный интерес и заслуживает серьезного внима­ния» ^[429].

Неоспоримая популярность нартских сказаний и песен в самых широких слоях абхазского народа особо была подчеркнута и на Всесоюзной конференции нартове- дов 1963 г.

Широкое бытование нартских сказаний и других жан­ров устной поэзии у абхазов исторически обусловлено. Известно, что до Великой Октябрьской социалистической революции абхазы, как и некоторые другие народы Кав­каза, не имели своей письменной художественной литера­туры; ее функцию выполняло устное народное творчество.

Чрезвычайно богато, красочно и разнообразно устное народное творчество абхазов. Оно сохранилось во всей своей полноте до наших дней, хотя в истории абхазского народа было немало мрачных страниц, когда под угрозу было поставлено само существование этого народа. Одним из мрачных периодов истории абхазов было насильствен­ное выселение их в 1864 г. в султанскую Турцию — ма- хаджирство. Но через все невзгоды пронесли они свой язык, культуру, устное художественное творчество. Ныне абхазский народ процветает в братской семье народов Советского Союза. Успешно развивается национальная художественная литература, созданная только после Великого Октября. Но устное народное творчество абхазов сохраняет силу своего художественного обаяния, а его но­сители — прославленные сказители — вместе с маститыми учеными выступают на всесоюзных конференциях, где обсуждаются проблемы устного народного творчества.

У абхазского нар^а были и есть прославленные на­родные певцы и сказители, имена которых известны всем абхазам. Творчество их пользуется большой любовью на­рода. В трудные времена меткое и острое слово талантли­вых певцов и сказителей имело и имеет огромное значе­ние, вдохновляет на героические подвиги, умножает патриотические чувства, разжигает ненависть к врагу. Наиболее популярными и талантливыми абхазскими ска­зителями являются Жана Ачба, Чацв Чагу, Куарчей Сей- дык, Амтон Пилиа, Арстаа Кастей, Маадан Саканиа, Ада- миз Константин, Таниа Дамей и др.

Абхазские сказители донимают большое воспитатель­ное значение образов эпических богатырей — «художест­венно совершенных типов героев, созданных фольклором» (А. М. Горький), Подрастающее поколение они воспиты­вают на примере этих благородных народных героев — таких, как нарт Сасрыква, Абрскил, Аджыр-ипа Данакей, Пшькяч-ипа Манча, Сатаней-Гуаша, Апхазоу-пха Ха- нифа, Кудх Капыт, Инапха Кягуа, Кяхь Хаджарат и др., в которых сказители, как и весь народ, видят носителей высоких человеческих идеалов.

Складывавшаяся веками традиция устного художест­венного творчества живет и в наши дни, приобретая не­которые новые черты.

Нартские сказания являются самым популярным жан­ром фольклора абхазов. Там, где рассказывают о нартах, всегда бывает многолюдно.*

Исполняются абхазские нартские сказания по-разному. Манера исполнения их обусловлена формой различных сказаний. Прозаический текст (наиболее распространен­ная форма бытования абхазского нартского эпоса) изла­гает один сказитель. Текст целиком стихотворный поется одним или группой сказителей, либо исполняется на на­циональных музыкальных инструментах апхярце, авимаа, или ахымаа (арфы) или же на ачарпыне (свирель). Весьма редко встречаются сказания смешанной стихо­творно-прозаической формы. Специальные хороводные нартские танцы исполняются обычно стариками.

Традиционным местом исполнения нартских сказаний у абхазов являются сельские сходы, свадебные пиршества, спортивные соревнования, торжественные приемы, устраи­ваемые в честь дорогого гостя.

Нартские сказания, как и произведения других жан­ров фольклора, исполняются во врешг «ачапшьара» ^[430] и на пастушеских стоянках в любое время суток ^[431].

Исполнению нартских сказаний обычно предшествуют предварительные приготовления. Устраивают большой круг, по кругу садятся старики и пожилые люди, а за их спиной становятся те, кто помоложе. Вначале выступают шуты, которые развлекают присутствующих забавными выходками и остротами, потом приглашаются лучшие сказители героических сказаний, главным образом зна­токи нартского эпоса. Им предоставляется самое почетное место.

Как правило, сказитель сам не вызывается исполнить рассказ о нартах, а делает это по просьбе присутствую­щих. Когда собравшиеся получают согласие сказителя, устанавливается абсолютная тишина. Стремясь привлечь внимание слушателей, сказитель, прежде чем приступить к рассказу, делает значительную паузу, как бы уходя в атмосферу нартской среды, а затем, не торопясь, начи­нает повествование. В процессе рассказа особый акцент делается на те картины, где раскрываются образы глав­ных героев, подчеркивается их мужество и отвага. Во время исполнения эпоса внимание аудитории целиком принадлежит сказителю.

Как правило, перед большой аудиторией выступают самые признанные сказители. Но здесь же присутствуют и другие сказители; они строго следят за повествованием. Если кто-либо обнаружит какие-то отклонения от тради­ционных форм сказа, то он тут же вежливо задает во-

Группа абхазских сказителей поет песни о нартах под акком­панемент апхяри,ы (апхъари,а).

просы, которые порой переходят в своеобразное состяза­ние на лучшее исполнение нартских сказаний.

Такие реплики, поправки и. дополнения имеют целью не допустить никакого отступления от традиционно сло­жившихся устойчивых форм эпоса, свидетельствуя о бе­режном отношении народа к своему художественному творению. Выступления сказителей происходят не только на больших народных собраниях, но и в узком кругу слушателей. Нередко отдельные жители села по случаю какого-нибудь семейного торжества или в честь дорогого гостя приглашают к себе сказителя.

Иногда группа сказителей, договорившись, собирается в одном из домов, где обсуждение различных житейских дел сменяется исполнением интересных сказов из абхаз­ского героического эпоса, пением народных песен о нар­тах под аккомпанемент абхазского музыкального инстру­мента апхярцы. Такие встречи проходят очень инте­ресно, увлекательно.

Сам сказитель, после трудового дня, в своей семье, пока хозяйка готовит ужин, нередко исполняет сказания,о нартах или других народных героях. Если он умеет играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, то время от времени он исполняет на этом инструменте ге­роические песни, подпевая речитативом. В таких случаях вся семья, затаив дыхание, слушает сказителя — главу семьи. Часто бывает так, что и соседи вечером собираются с наслаждением послушать своего мудреца.

Любят слушать и рассказывать о нартах пастухи, осо­бенно' в горах, когда они находятся на высоких летних альпийских пастбищах, днем где-нибудь на возвышенной лужайке, откуда можно наблюдать за стадом, а вечером у костра. Между прочим, очень часто из пастухов выхо­дят талантливые сказители и знатоки нартского эпоса.

В наше время наряду с вышеприведенными формами бытования и исполнения героических сказаний и песен возникли новые формы, порожденные новым бытом на­шего общества — общества строителей коммунизма.

Героические сказания о нартах в наши дни можно слышать на таких торжествах, которые посвящены, на­пример, вручению правительственной награды или при­своению звания Героя Социалистического Труда, оконча­нию высшего учебного заведения и т. д. Такие события в современном абхазском селе — не редкость. Здесь обычно присутствует большинство жителей данного села, а иногда и гости из соседних сел.

Нартские сказания звучат также на встречах скази­телей с комсомольцами и пионерами, устраиваемых руко­водителями культурно-просветительных учреждений и учебных заведений.

Дом народного творчества Министерства культуры Абхазии проводит большую работу по записи и популя­ризации народного творчества вообще и нартского эпоса в частности. При Доме народного творчества организован хор и танцевальный коллектив столетних абхазских ста­риков, в репертуар которых входят и нартские песни и танцы. Дом народного творчества ежегодно устраивает районные и республиканские слеты сказителей, в про­грамме которых предусматривается соревнование стари­ков на лучшее исполнение героических сказаний и песен.

На слетах сказителей всегда бывает очень много людей, которые с наслаждением слушают лучшие сказания ге­роического абхазского эпоса.

Любители нартских сказаний могут услышать их и во время записи образцов устного народного творчества фольклористами. Они проводятся, как правило, в клубе сельсовета или в школе, куда приглашают сказителей.

Весть о приезде экспедиции или отдельных собирателей в селение быстро облетает весь район. Тогда любители слушать героические сказания, отложив все свои дела, устремляются в сельсовет. Таких любителей много. В том случае, когда собиратели фольклора производят запись в доме сказителя, который по причине весьма преклон­ного возраста не в состоянии выходить из дому, любители нартского эпоса тотчас собираются у него.

Иногда сами сказители приглашают к себе фолькло­риста, предлагая записать все, что они знают из героиче­ского эпоса. В 1963 г. я получил такое приглашение от жителя селения Дурипш Гудаутского района Абхазии Таркила Махты.

Как видно, формы бытования героического эпоса «Нарты» весьма разнообразны в наше время.

Широкое бытование нартского эпоса среди абхазского населения в наши дни подтверждается материалами фольклорных экспедиций, проводимых Абхазским инсти­тутом на протяжении последних лет.

Участниками этих экспедиций было выявлено значи­тельное количество сказаний на неизвестные до сих пор сюжеты («Как нарт Сасрыква уничтожал болезни», «Де­вяносто девять нартов», «Как Сасрыква уничтожил нар­тов», «Поминки по нартам» и т. д.).

Наблюдения над современным состоянием бытования нартского эпоса у абхазов свидетельствуют о том, что следы живой традиции его бытования видны во всем. Многие абхазы знают имена основных героев эпоса и со­держание большинства сказаний, могут назвать имена лучших знатоков нартских сказаний, нередко не только своего, но и из соседних сел. Сказители хорошо знают ДРУГ друга.

Список популярных абхазских сказителей в последнее. время пополнился новыми именами, которые до сих пор не были известны. Это Таниа Дамей, Барцыц Смел, Папба Чич, Хуарцкиа Темыр и другие талантливые ис­полнители эпоса.

А. И. Алиева ПОЭТИКА НАРТСКОГО ЭПОСА АДЫГОВ

Художественная структура сказаний о нартах чрезвы­чайно специфична, что связано с историческим своеобра­зием возникновения и существования этого уникального памятника культуры, сохранившего отражение многих особенностей мироощущения и общественного сознания людей глубокой древности.

Изучение поэтики эпоса о нартах позволяет объяснить его бессмертие и неувядаемую силу его обаяния.

К сожалению, долгое время эта проблема оставалась вне поля зрения большинства исследователей нартского эпоса. Были беглые наблюдения над отдельными особен­ностями поэтики эпоса, без попыток рассматривать ее целостно ^[432] . Между тем лишь комплексное исследование всех компонентов поэтики может позволить нам прибли­зиться к нашей цели. Свои заметки о поэтике нартского эпоса мы решили начать с характеристики сюжетосложе- ния. И это должно быть понятно, ибо, как известно, по­вествование об истории (героя, племени, народа) яв­ляется тем фундаментом, на котором подымается все «со­оружение» народного эпоса. Поэтому и «цепь» действий, их сцепление и единство, выраженные в сюжете, яв­ляются главным, цементирующим компонентом поэтики эпоса. Именно в сюжете сказания мы находим все то сокровенное, что хотел поведать миру безымянный, кол­лективный творец эпоса.

Как писал А. Н. Веселовский, «сюжеты — это слож­ные схемы, в образности которых обобщились известные акты человеческой жизни и психики в чередующихся формах бытовой действительности. С обобщением соеди­нена уже и оценка действительности, положительная или отрицательная» ^[433].

В нартском эпосе адыгов отразилась борьба народа против враждебных сил на всем протяжении его истории. Как установлено исследователями, исторический, период, отраженный в нартском эпосе, огромен — от эпохи позд­ней бронзы и раннего железа до феодализма^[434]. Этим обу­словлено и разнообразие его сюжетного состава. От дого- сударственной поры унаследованы сюжеты о борьбе с мифическими чудовищами — иныжами, олицетворяю­щими стихийные силы природы. Глухие отзвуки эпохи межплеменных битв, борьбы за консолидацию племен слышны в сказаниях о борьбе с чинтами (или кинтами) — эпическим племенем, в котором, вероятно, надо видеть воспоминание о синдах, входивших в синдо-меотский племенной союз. В адыгском эпосе отразились и обычаи древних эпох: в сказаниях о Батарезе и Ашамезе сюжет строится на одном из широко распространенных обычаев эпохи первобытно-общинного строя — обычае кровной мести.

Адыгским материалом подтверждается наблюдение, сделанное на материале восточнороманского эпоса: «... развитие исторической действительности сопровожда­лось обогащением и обновлением сюжетного состава песен. Художественные открытия, которыми знаменуется развитие эпоса в каждую эпоху, получают выражение в виде сюжетов, ранее эпосу не известных» ^[435].

Древнейшие сюжеты о борьбе Сосруко с чудовищем иныжем за возвращение огня нартам, о добывании героем жены сменяют сюжеты о битвах Бадыноко против чинтов, постоянных врагов нартского общества.

Отличительная черта адыгского эпоса (как и других на ­циональных версий нартских сказаний) состоит в том, что в нем, даже по мере отражения позднейших истори­ческих эпох, нет нарастания исторической конкретности. Невозможно установить связь даже самых поздних сюже­тов с конкретными историческими событиями. Сказания о Бадыноко, например, содержат упоминания о межпле­менной борьбе в весьма обобщенной форме, без той кон­кретности, которая характерна для изображения патрио­тической борьбы в более поздних произведениях Эпоса. В силу этого историзм адыгского эпоса состоит прежде всего в правдивом воспроизведении нравов, обычаев, дета­лей быта, психологии данного народа.

Один из важнейших элементов сюжетосложения — со­циальные мотивы. Логично было бы ожидать, что социаль­ные мотивы получат наибольшее отражение в сказаниях о героях, воплотивших представления поздних историче­ских эпох. На самом деле это не так. В цикле сказаний о Сосруко — самом древнем герое адыгского эпоса — социальные мотивы звучат наиболее отчетливо. Больше того, сложность взаимоотношений Сосруко с нартами, их конфликты и в конечном итоге гибель Сосруко в сказа­ниях объясняются как итог неприятия нартским обще­ством «низкорожденного» героя, «лапотника», «сына пастуха нартских коров», как нередко презрительно име­нуется Сосруко.

Главное содержание адыгского эпоса — борьба и победа. Чаще всего сюжетом служит описание боя. Чтобы спасти нартов от гибели, Сосруко должен добыть огонь в борьбе с чудовищем иныжем; чтобы предотвратить гибель старика-отца от расправы нартов, Бадыноко при­ходится проявить незаурядную силу и храбрость. Таким образом, сюжеты, в которых герой рисуется в столкнове­нии с врагами, занимают основное место в эпосе. Наряду с ними известны сюжеты, в которых объясняется непо­бедимость героя, его необыкновенные качества и вместе с тем — его гибель (рождение и закалка Сосруко, его богатырское детство, смерть). Сюжеты этой группы как бы разъясняют те сюжеты, в которых речь идет о борьбе и победе. Они помогают понять силу, могуще­ство героя и вместе с тем причину его гибели. Вероятно, сюжеты о борьбе и победе древнее «пояснительных» сю­жетов. Подтверждением этому служит и тот факт, что в цикле сказаний о самом древнем и главном герое адыг­ского эпоса — Сосруко — сюжеты второй группы разра­ботаны в самостоятельные устойчивые сказания, извест­ные в большом числе вариантов (в нашем распоряже­нии имеется, например, около 60 вариантов сказания о рождении Сосруко).

Аналогичные сюжеты о героях более поздних только намечены, но почти никогда не разработаны в самостоя­тельные сказания. Рассказ о рождении, богатырском детстве, подготовке к подвигам в сказаниях о Батарезе и Ашамезе, например, всегда излагается очень кратко, как своеобразное введение к повествованию о главном подвиге этих героев. Зато детально разработанными оказываются сюжеты о борьбе и победе (соперничество Сосруко и Ба­дыноко, борьба Батареза с тли Маруко, битва Ашамеза с Тлебыцей).

Отличительной чертой адыгского эпоса является стрем­ление к детальной разработке одного эпизода из жизни эпического богатыря в самостоятельное сказание. Каждое адыгское сказание о нартах описывает обычно один момент из жизни героя, один эпизод его эпической «био­графии». Такая «одноэпизодичность» представляется весьма существенной и устойчивой чертой рассматривае­мых сказаний.

Правда, встречаются случаи, когда в пределах одного текста герой выступает поочередно и в нескольких эпи­зодах. В частности, некоторые современные сказители знают сказание о Сосруко, где излагаются один за другим все основные сюжеты, составляющие обычно цикл ска­заний об этом герое^[436]. Ряд подобных текстов был за­писан также Ж. Дюмезилем у адыгов, проживающих в Турции^[437].

Нередко современные сказители исполняют как еди-

иое сказание всю эпическую историю Батареза, т. е. объ­единяют все основные сюжеты, составляющие цикл ска­заний об этом герое (рождение, богатырское детство,? месть за отца, состязание у чудесной кадки сано).

Тенденция к объединению нескольких сказаний на­блюдается, в основном, у современных и особенно у зару­бежных сказителей-адыгов (т. е. в условиях оторван­ности от почвы, на которой сказания возникли). С другой стороны, при ознакомлении с этими записями, легко за­метить, что изложение каждого эпизода дано очень бегло, скороговоркой; сказитель воспроизводит сюжет без де­тальной художественной его разработки. Все это показы­вает, что встречаемая иногда «многосоставность» — ре­зультат поздней контаминации. Как правило, она свиде­тельствует о разрушении жанра.

Аналогичные явления наблюдаются и в эпосе других народов Северного Кавказа, в частности у осетин^[438]. Однако такие факты вряд ли являются доказательством того, что многосоставность — исконная черта нартского эцоса, как можно было бы предположить, если учесть, что она весьма характерна для эпоса дофеодальных времен ^[439].

Объединенное одним сюжетом, единой идеей, каждое сказание в адыгском эпосе предстает замечательно цель­ным и стройным. Этому способствует и то, что ни одна из сцен эпизода не выводит повествования в сторону; мы никогда не теряем из виду основного героя.

Вторичных сюжетных линий в сказаниях, как правило, нет. Чередование различных планов действия, обычное в эпосе многих народов, не свойственно адыгскому эпосу. В сказании о возвращении Сосруко огня, например, есть эпизод, когда герой хочет вызвать сильный мороз, чтобы обезвредить своего противника. Обычно он сам обращается к тхъэ — язычеству верховному божеству, и тот посылает сильный мороз.

Но в одном из адыгских текстов в повествование вкли­нивается описание того, как мать Сосруко, Сатаней, узнав, что ее сын не может убить иныжа, обращается с просьбой к богу, и тот посылает мороз ^[440]. Аналогичную ситуацию видим и в одном из абхазских сказаний ^[441].

Однако подобные случаи принадлежат к числу крайне редких. Будучи строго подчиненным задаче показать конкретный эпизод из жизни героя, сюжет обычно отли­чается сжатостью и динамичностью. Правда, темп повест­вования бывает различным в разных частях сказания. Рассказывая о борьбе Сосруко с чудовищем (в сказании о возвращении огня), сказитель как бы замедляет дейст­вие,, показывая, как шаг за шагом герой выполняет одну за другой труднейшие задачи и выходит победителем. Аналогичную картину наблюдаем и в сказании об Аша­мезе, где герою приходится одолеть целый ряд препятст­вий — узнать имя убийцы отца, получить его доспехи, укротить богатырского коня — это еще до встречи с про­тивником; дважды встречается Ашамез в поединке с врагом и побеждает его не только физической силой, но и хитростью.

Сюжетное построение сказаний характеризуется тем, что герой, как правило, всегда побеждает врага. Сосруко уничтожает иныжа, убивает Тотреша: Бадыноко всегда воз­вращается после победы над своими врагами — кинтами; Ашамез и Батарез наказывают убийцу своего отца и т. д.

Другое дело — когда сюжет воспроизводит борьбу бо­гатырей между собою; Сказание о богатырском соперни­честве Сосруко и Бадыноко в единичных вариантах закан­чивается гибелью одного из героев. В большинстве слу­чаев говорится о дружбе этих достойных богатырей, их помощи друг другу.

В адыгском эпосе известны и сюжеты сказаний о гибели героя — чаще всего о ней говорится в примене­нии к Сосруко. Это и понятно. Отразив определённый этап народных представлений, эпический герой в новых исторических условиях уступает место иным богатырям.

Именно этим обстоятельством объясняется тот факт, что сказание о гибели Сосруко разработано так подробно, в то время как Бадыноко, Батарез и Ашамез в адыгском Эпосе бессмертны, что, вероятно, отразило укрепление патриархата в жизни адыгов.

Отличительная особенность сюжетосложения адыгского эпоса — своеобразный сюжетный параллелизм. Этот прием особенно настойчиво употребляется в цикле сказаний о Сосруко. Сюжетный параллелизм видим в сказании о бое Сосруко с Тотрешем, где совершенно идентично описание встречи Сосруко с Сатаней и его рассказ о встрече с противником и описание встречи Тотреша с его матерью и их разговор.

В сказании о гибели Сосруко сюжетный параллелизм состоит в том, что смерть Сосруко и смерть его верного коня Тхожея происходят одновременно и нередко взаимно обусловлены. Кроме того, известны самостоятельные ска­зания о гибели Тхожея или об его исчезновении ^п.

Заметим, что в сказаниях о других нартских богаты­рях адыгского эпоса этот прием не употребляется...

Характеристика героя в действии, т. е. средствами сю­жетосложения — основной прием в сказаниях о Сосруко. Здесь нет подробных описательных характеристик внеш­ности героя, его поступков и пр. Динамичный рассказ о делах богатыря — встреча с нартами, просьба добыть огонь, встреча с иныжем, богатырские «игры» и победа — вот что создает облик Сосруко.

В сказаниях о других богатырях приемы сюжетосло­жения сочетаются с описательными характеристиками. Так, в цикле Бадыноко главное место занимают описа­тельные характеристики, которые обрисовывают образ эпического богатыря с разных сторон — его портрет, воин­ские доблести и пр. и только во второй части сказания, когда описывается встреча Бадыноко с нартами и бога­тырское состязание в танце, верность этих характеристик как бы подтверждается развитием эпического сюжета.

* *

Нартские сказания вообще и адыгские в частности от­личаются от эпических произведений, имеющих устой­чивую композиционную структуру. Число повторяющихся композиционных элементов в них весьма ограничено. В адыгских сказаниях о нартах нет, например, постоян­ных, устойчивых зачинов и концовок, характерных для русских былин, эпических сказаний народов Средней Азии и т. д.

Чаще всего сказание преподносится как очередной эпизод из жизни хорошо известных слушателям персона­жей. Таким образом^ «представление» героев аудитории, которым начинаются иногда эпические произведения, здесь отсутствует.

Ряд сказаний открываются словами: «Нартхэ сэнэху- афэ щы1эти» («У нартов было санопитие») ^[442]. Иногда эта фраза расшифровывается — санопитие описывается под­робно ^[443]. Эта начальная сцена принадлежит к числу пов­торяющихся, отчасти — дословно. Вместе с тем она все-таки встречается в ограниченном круге сказаний, а в современных записях, как правило, вообще отсутст­вует.

Некоторые исследователи предполагают, что в про­шлом подобное постоянное начало составляло характер­ную черту всех нартских сказаний. М. И. Мальцев пишет, например: «Нужно полагать, что традиционное начало, свойственное вообще эпическим героическим сказаниям, было когда-то обязательным элементом в нартском эпосе ^[444].

Последующее исчезновение стабильного зачина и дру­гих традиционных формул М. И. Мальцев объясняет так: «Когда героические сказания переставали быть предметом торжественных публичных песнопений, во времена пре­следования их исламом, становились, надо полагать, лиш­ними и традиционные формулы, замедлявшие рассказ» ^[445].

Такое объяснение нам кажется излишне прямолиней­ным и поэтому неубедительным; переход из репертуара «публичного» в репертуар аудитории более узкой (кстати сказать, положение о том, что такой переход имел место ^[446] и тем более — что он объяснялся преследованием ислама, не принадлежит к числу бесспорно доказанных) вряд ли мог сам по себе так радикально и непосредственно ска­заться на композиции эпоса.

Причину исчезновения некоторых традиционных эле­ментов следует искать прежде всего в эволюции и видо­изменении художественной традиции (разумеется, сама эта эволюция обусловлена объективными причинами), в постепенном забвении эпоса в позднейшие времена.

С другой стороны, рассматривая вопрос об устойчи­вых компонентах и формулах нартскогр эпоса, нельзя не считаться с его жанровыми особенностями. Вряд ли верно думать, что когда-то нартский эпос обладал совсем иной композиционной структурой, имел совершенно дру­гие жанровые признаки, иными словами, что существую­щие записи не могут быть основой для суждений о его подлинных жанровых признаках и качествах. Несомненно, что к XIX в. (когда начались записи) эпос не мог не измениться. Сомнительно, однако, чтобы изменения эти сделали эпос совершенно неузнаваемым. Во всяком слу­чае такое представление не сообразуется с тем внима­нием и бережностью, с которыми народ всегда относится к своим сказаниям.

Скорее всего, свободная, естественная композиция, не­большое число постоянных формул представляют искон­ный жанровый признак адыгского нартского эпоса.

Характерным признаком композиционного строения нартских сказаний является членение их на отдельные сцены¹⁷, что можно проследить на примере эпической истории о поединке Сосруко с Тотрешем, сыном Альбека.

В большинстве случаев это сказание состоит из ряда сцен:

 Выезд Сосруко на охоту;

 Встреча его с Тотрешем, первый поединок и уговор встретиться вновь на следующий день;

 Разговор Сосруко с Сатаней;

 Разговор Сатаней с верным конем Сосруко — Тхо- жеем;

 Подготовка богатыря к поединку;

 Встреча Сосруко с Тотрешем и победа над ним.

Каждая из сцен отличается известной законченностью.

Более того, имеются случаи, когда отдельные сцены рас­сказывались без остальных частей. В частности, некото­рые тексты, зафиксированные в наши дни в Кабарде, Адыгее, Черкесии, а также у адыгов, проживающих в Турции, из всего сказания воспроизводят только сцену второго, решающего поединка с Тотрешем.

Таким образом, видоизменение нартских сказаний идет как бы по двум руслам. Одни сказители, не излагая ска­зание в целом, рассказывают только отдельные его эпи­зоды, делая это со всей подробностью ¹⁸, другие, сохраняя всю сюжетную канву, передают ее схематично, не вда­ваясь в какие-либо детали ¹⁹,

Аналогичный характер сюжетного и композиционного строения сказаний видим и в эпической истории о юном богатыре Ашамезе или в сказании о богатырском сопер­ничестве Сосруко и Бадыноко.

Следует особо подчеркнуть, что членение сказания на сцены не приводит к сюжетной рыхлости, поскольку все сцены подчинены выявлению одной, главной темы. Так, в сказании об Ашамезе все повествование подчинено цоказу силы и храбрости юного героя.

Постоянные формулы в адыгском эпосе немногочис­ленны. Могут быть выделены так называемые общие или типические места (loci communes), имеющие относи­тельно устойчивый вид и не связанные с определенным сюжетом, и постоянные, или устойчивые, части одного сказания, повторяющиеся в большинстве вариантов этого сказания.

В эпических историях о Батарезе и Ашамезе «общими местами» являются описание богатырского детства героя, получение ими боевого снаряжения и чудесного коня.

Сходно описывается богатырская сила героев, прояв­ляемая уже во младенчестве, У обоих героев необыкно­венно прочные колыбели. Особенно подробно описана колыбель Батараза:

1энейм и быдэхэр и гущэ нат1эщ,

Чэщейм и къабзэр и гущэ дзажэщ,

Бланэ тхыц1афэр а зи гущэпсу Шамбырым и дахэр зи гущэ баш²⁰.

 В некоторых случаях выделенным и детально описанным оказывается не поединок, а разговор Сосруко с его матерью Са­таней, или разговор Тотреша с матерью.

 G. D u ш ё z i 1. Указ. соч., стр. 91—96.

 Архив КЕНИИ, фонд нарт, эпоса, пасп. № 13.

Перед его люльки — из самого крепкого ясеня,

Низ его люльки —из чешея,

Лямки люльки —из шкуры со спины оленя,..

Палочки для люльки — из красивого шамбура.

Иногда упоминается только какая-то одна деталь, ко­торая должна свидетельствовать о необычности богатыр­ской колыбели: «Домбеяфэр зи гущэпс»^[447] — «лямки его люльки — из шкуры зубра».

Но стоит только юному богатырю потянуться, и эта колыбель не выдерживает. Выйдя из нее, младенец сразу отправляется на игры. Особенно подробно этот эпизод разработан в цикле Батареза: «Потянулся Патараз и выбил перед люльки, разломал бока люльки, присев, ра­зорвал лямки и, круйкась, вышел на середину комнаты» ^[448] .

В сказаниях об Ашамезе этот эпизод излагается обычно очень кратко:

Хывыфэ гущэпсыр нызэпиудри Порвав лямки колыбели из ПЦалэ к1эн джэгум ар кожи буйвола,

яхыхьащ. Он пошел к мальчишкам,

игравшим в альчшш^[449].

Весьма близко в обоих сказаниях описание того, как сын узнает у матери имя убийцы своего отца. В сказании о Батарезе говорится:

«Притворился он больным и лег в постель. Мать спро­сила его:

 Чего бы ты поел?

 Не хочу ничего, — ответил Батарез, — но я бы по­правился, если бы поел немного горячей ячменной мама­лыги с твоей ладони.

Мать приготовила ячменную мамалыгу и принесла ему на своей ладони. Батарез схватил руку матери, где ле­жала ячменная мамалыга, и сжал ее»^[450].

Этот же эпизод в сказаниях об Ашамезе описан более кратко: «Когда принесла ему мать горячую мамалыгу на своей ладони, Ашамез схватил руну матери и сжал ее» ^[451].

Совпадает в обоих сказаниях и описание того, как герой играет в альчики с нартскими мальчишками или молодцами. Показательно, что текстуальными совпадения бывают лишь в стихотворных текстах; в прозаических наблюдается значительная вариативность деталей.

Встречаются в эпосе адыгов и такие «общие места», которые повторяются в сказаниях о разных героях. Но их совсем немного; это клятва всадника и коня в верности Друг другу: «Уашхо, мой кан, если ты будешь настоящим мужчиной, я буду достойным тебя конем, — сказал (конь)» ^[452].

Или вот описание одной из нартовских «игр» — испы­тания, которому обычно подвергаются враги нартов. (Нарты скатывают с высокой горы огромные камни — абрэ — мывэхэр, а стоящий внизу богатырь должен посы­лать их обратно в гору). Описание этой игры содержится, например, в ранних записях сказания о возвращении Сосруко огня^[453]. Встречается оно и в различных вариантах другого сказания — о гибели Сосруко, где испытание прохо­дит сам герой^[454]. Сходное описание «игр» находим также в сказаниях о других героях — например, о Бадыноко^[455].

Основное место занимают постоянные, или устойчи­вые, части, одного сказания; нередко они воспроизводятся почти буквально в большом числе вариантов (в.стихо­творном тексте).

Цикл сказаний о каждом из нартских героев имеет свой специфический круг устойчивых описаний или ха­рактеристик. В цикле Сосруко это — обращение к бога­тырю.

Сосрыкъуэу си къан, Сосруко, наш воспитанник,

Сосрыкъуэу си нэху, Сосруко, наш свет,

Зи мэ1ухур дыщафэ, Чей щит — золотистый,

Афэр зи джанэ куэщ!. Чья рубашка — кольчуга ^[456]

Обычно это обращение бывает развернутым, но иногда оно ограничивается только первыми двумя стро­ками:

Сзусырэкъоу тикъан, Сосруко, наш воспитанник,

Саусырэкъоу тинэф. Сосруко, наш свет.

Почти без изменений воспроизводятся в многочислен­ных вариантах описание силы Тотреша («Сказание о бое Сосруко с Тотрешем»), богатырских «игр» («Сказание о возвращении огня»), эпизод о борьбе Сосруко с отцом невесты («Сказание о героическом сватовстве»), испыта­ние Сосруко и так называемые этиологические мотивы («Сказание о гибели Сосруко»).

Особый интерес в этом плане представляет эпическая история о богатырском соперничестве Сосруко и Бады­ноко. Каждый ее эпизод детально разработан и стабилен даже в мельчайших деталях. Особенно наглядно это про­слеживается на стихотворных текстах. Но даже в тех случаях, когда сказитель излагает сказание прозой (а за­писи последних лет в большинстве своем прозаические), стихотворные отрывки совпадают нередко буквально.

Одно из главных мест в этом сказании занимает опи­сание Бадыноко в богатырском снаряжении:

Абы и шыфэ — л1ыфэр арщ: Коня и всадника вид таковы:

Япэк1э ншагъуэ гуэрэнщ, Впереди (него) клубится туман,

Иужьымк1э къуанщ1эр бэуэ Позади птицы — грачи летают,

щолъатэ, На спине коня раскинут шатер,

Шы гу щ1ы1ум щэтырыр Искра за искрой, исходящие щеухуэ, от него,

Маск1эгуэрэ. къы1урихым Опаляют обочины дороги,

Гъуэгу напщ1ит1ыр елыгъуэ, По бокам играют собаки —

И бгьуит1ымк1э хьэ самырыр самыры^[457].

щоджэгу.

Нередко это сказание варьируется в пределах одного варианта:

Шы лъэгум <