Глава 46. Вероломство. Часть первая

 

Зарождающаяся улыбка мгновенно застыла на губах Вэй Усяня, словно его окатили ушатом ледяной воды.

 

Под мертвым деревом стояла высокая фигура, обратившаяся к Вэй Усяню передом, и, если бы шея ее заканчивалась головой, то сейчас бы тень непременно уставилась на него молчаливым взглядом.

 

Ученики Ордена Гусу Лань, разместившиеся у костра, также заметили силуэт, и волосы их зашевелились от ужаса, а глаза широко распахнулись – все, как один, потянулись за мечами. Но Вэй Усянь вовремя поднес указательный палец к губам и едва слышно шикнул.

 

Художник 九条轮 / Jiǔ Tiáo Lún / Цзю Тяо Лунь

 

Он отрицательно покачал головой и взглянул на юношей глазами, говорящими «нельзя». Увидев его жест, Лань Сычжуй бесшумно вложил обратно в ножны наполовину обнаженный меч Лань Цзинъи.

 

Безголовый мужчина протянул руки и ощупал ствол дерева подле себя, словно раздумывая и пытаясь понять, что это такое.

Затем он сделал маленький шажок вперед, и Вэй Усянь, наконец, смог рассмотреть большую часть его тела.

 

На мужчине болтались погребальные одежды, кое-где изодранные в лоскуты – именно в этих одеждах похоронили торс, вырытый на кладбище клана Чан.

 

У его ног валялись разбросанные обрывки ткани – Вэй Усянь признал в них остатки мешочков Цянькунь.

 

Он подумал: «Досадное упущение. Похоже, наш дражайший друг собрался воедино!»

 

Вэй Усянь вспомнил, что с тех пор, как он и Лань Ванцзи забрели в город И, произошло множество различных событий, и в итоге они не играли «Покой» уже около двух дней. За все время странствий мужчинам вдвоем насилу удавалось утихомирить расчлененный труп, а сейчас, к тому же, почти все части его тела находились в одном месте, поэтому их взаимное притяжение чрезвычайно возросло. Скорее всего, конечности и туловище чувствовали затаенную злобу друг друга, и их желание воссоединиться усилилось до крайности. Они улучили момент и, когда Лань Ванцзи отправился по окрестностям с дозором, спешно сбежали от него, разорвали мешочки Цянькунь, запечатавшие их, и собрались почти в целое тело.

 

Но, к сожалению, одной части мертвецу по-прежнему недоставало. Одной самой существенной части.

 

Безголовый мужчина обхватил руками шею, дотронувшись до ровного кроваво-красного пореза на глотке. Он тщательно ощупал рану, но так и не смог найти того, что должно было располагаться на ее месте, и, словно разгневавшись этим, внезапно шлепнул ладонью по дереву!

 

В стволе тут же образовалась длинная трещина. Вэй Усянь подумал: «Нрав у него явно несдержанный».

 

Лань Цзинъи заслонился мечом, зажав его в горизонтальном положении, и дрожащим голосом произнес:

- Чт... Что это за чудовище[160]?!

 

Вэй Усянь заметил:

- Ты наверняка пропускал мимо ушей самые основы. Перед тобой определенно мертвец, относящийся к категории гулей[161]. Разве он похож на какое-то там «чудовище»?

 

Лань Сычжуй прошептал:

- Учитель, вы... Вы так громко говорите. Не боитесь, что он услышит?

 

Вэй Усянь ответил:

- Не услышит. Я вдруг понял, что мы можем шуметь сколь угодно. У него нет головы, а значит, нет ни глаз, ни ушей, поэтому он лишен и зрения, и слуха. Если не верите, попробуйте сами крикнуть.

 

Лань Цзинъи тотчас же заинтересовался:

- Правда? Сейчас попробую.

 

Он действительно несколько раз крикнул. Но едва его голос затих, безголовый мужчина внезапно развернулся и устремился к ученикам Ордена Гусу Лань.

 

Юноши чуть не испустили дух от страха. Лань Цзинъи взвыл:

- Ты же сказал, что он не услышит!

 

Вэй Усянь поднес ко рту сложенные лодочкой ладони и тоже завопил:

- Он и не слышит, вот смотрите! Я повысил голос донельзя, а он не вернулся ко мне! Но в вашей стороне дело вовсе не в громкости звуков. Его привлекает огонь! Тепло! Кроме того, там сгрудилось несколько живых людей, причем мужского пола! Сосредоточение энергии ян в одном месте слишком высоко! Он не способен слышать или видеть, но зато может почувствовать скопление людей и направиться к нему. Тушите уже костер! И разойдитесь по сторонам!

 

Лань Сычжуй взмахнул рукой, и порыв ветра мгновенно погасил пламя. Юноши немедленно разбежались по разным углам заброшенного сада.

 

И в самом деле, стоило огню потухнуть, а людям рассредоточиться, как безголовый мужчина потерял ориентиры.

 

Он на некоторое время замер без движения. Но как только все приготовились вздохнуть с облегчением, мужчина вновь тронулся с места и без малейших сомнений зашагал прямо к одному из учеников!

 

Лань Цзинъи вновь взвыл дурным голосом:

- Но ты же сказал, что когда огонь погаснет, а мы разойдемся, он отстанет от нас!

 

Вэй Усянь, не найдя времени для ответа, прокричал тому ученику:

- Не шевелись!

 

Он подобрал с земли небольшой камешек и, легко взмахнув кистью руки, запустил им в безголового мужчину. Голыш попал аккурат в центр спины мертвеца. Тот тут же остановился и обернулся на Вэй Усяня. После секундной заминки, словно решая, какая сторона вызывала наибольшие подозрения, мужчина метнулся к Вэй Усяню.

 

Вэй Усянь медленно сделал два шага влево, едва-едва разминувшись с рвущимся напролом мужчиной. Он добавил:

- Вот именно, я сказал вам разойтись, а не разбежаться. Не носитесь как угорелые. Этот гуль когда-то был весьма искусным заклинателем. Если вы будете передвигаться слишком быстро и поднимете вокруг себя мощные волны воздуха, он также заметит вас.

 

Лань Сычжуй предположил:

- Похоже, он что-то ищет… Может быть… свою голову?

 

Вэй Усянь ответил:

- Верно. Он пытается ее отыскать. А поскольку голов тут предостаточно, он не может понять, какая принадлежит ему, поэтому будет отрывать любую подвернувшуюся под руку и приставлять к своей шее, проверяя, подходит ли она ему. Если гуль сочтет ваш череп подходящим, то он некоторое время походит с ним, если же нет – отшвырнет его куда подальше. Так что двигайтесь медленно и лучше не попадайтесь ему.

 

Представив, как мертвец отрывает им головы, а затем с силой пихает в свою шею, юноши в страхе затрепетали. Все, как один, обхватили свои макушки, и принялись неспешно «танцевать» по саду, словно играя с гулем в смертельно опасные жмурки, по правилам которых каждый должен был как можно крепче вцепиться в свою голову. Как только мертвец чувствовал кого-то из юношей, Вэй Усянь кидал в него камешек, тем самым отвлекая внимание на себя.

 

Сложив руки за спиной, Вэй Усянь неспешно шагал по дорожкам и изучал движения мертвеца. Он подумал: «Кажется, наш дражайший друг держится слегка необычно. Он замахивается рукой, полусжатой в кулак. Подобные движения…»

 

Поток его мыслей прервал Лань Цзинъи, потерявший терпение:

- И долго еще это будет продолжаться?! Мы, что, так и будем бродить туда-сюда?!

 

Вэй Усянь на секунду задумался и ответил:

- Ну, разумеется, нет.

 

В следующее мгновение он что есть мочи завопил:

- Ханьгуан-цзюнь! Эй, Ханьгуан-цзюнь! Ханьгуан-цзюнь, ты уже вернулся? Спаси нас!

К его воплям тут же присоединились ученики, и поскольку голова у мертвеца отсутствовала, а вместе с ней и уши, каждый крик звучал громче и отчаяннее предыдущего. Вскоре в сумерках зажурчали щебечущие трели сяо[162], переплетающиеся со звонкими отзвуками струн.

 

Услышав дуэт сяо и гуциня, юноши едва не разрыдались от радости:

- Уааа, Ханьгуан-цзюнь! Цзэу-цзюнь!

 

Две высокие и стройные фигуры, окутанные общим ореолом безупречности и чистоты, с равным достоинством и изяществом возникли в полуразрушенных воротах сада. Мужчины шли плечом к плечу, один из них держал сяо, а второй - гуцинь. Заметив безголовую тень, оба слегка замешкались.

 

Лань Сичэнь выглядел особенно удивленным, едва ли не пораженным. Ле Бин[163] замолчала, Бичэнь же, напротив, обнажился. Безголовый гуль, ощутив, как к нему летит мощный и ледяной вихрь меча, занес руку и вновь замахнулся. Вэй Усянь воскликнул про себя: «Вот, опять это движение!»

 

Мертвец оказался весьма проворным и гибким. Уклонившись от Бичэня одним рывком, он клацнул ладонью у себя за спиной, и тем самым ухитрился схватить рукоять меча!

 

Зажав Бичэнь в руке, безголовый мужчина поднял его перед собой, словно, несмотря на отсутствие зрения, пытаясь разглядеть только что пойманный им предмет. Увидев, что гуль голыми руками остановил Бичэнь Ханьгуан-цзюня в воздухе, юноши разом побелели. Лань Ванцзи же, однако, ни капли не изменившись в лице, разместил перед собой гуцинь, опустил голову и ущипнул одну из струн. Звук этот, подобный звуку спущенной тетивы, словно незримая стрела, просвистел в направлении мертвеца. Тот в ответ рубящим движением меча разнес его вдребезги. Лань Ванцзи попеременно пробежался пальцами по каждой из семи струн, и все они затрепетали с нарастающей мощью. В ту же секунду Вэй Усянь выудил из-за пояса флейту и присоединился к гуциню, извлекши крайне пронзительную и режущую уши трель, словно с неба градом посыпались остроконечные мечи и сабли!

 

Безголовый мертвец сделал еще один выпад. Тем временем, Лань Сичэнь, наконец, пришел в себя, поднес с губам Ле Бин и принялся играть. Вэй Усянь не знал, показалось ему или все же нет, но когда воздух наполнился ненавязчивой и безмятежной музыкой сяо, гуль на мгновение застыл, словно прислушиваясь, а затем развернулся, будто желая увидеть, кто же исполнял эту мелодию, но недостаток головы и глаз вновь не позволил ему этого сделать. Яростные атаки флейты и гуциня ударяли его со всех сторон, и безголовый мужчина постепенно сдавался над напором всех трех инструментов. Вскоре он словно выбился из сил, пошатнулся и рухнул на землю.

 

Если говорить точнее, то не рухнул, а распался на части. На земле, покрытой ковром сухих листьев, оказались отдельно лежащие руки, ноги и туловище.

 

Лань Ванцзи убрал гуцинь, призвал обратно свой меч, а затем вместе с Вэй Усянем подошел к частям тела, окинул их взглядом и выудил пять новых мешочков Цянькунь. Юноши, все еще не опомнившиеся от испуга, окружили их. Первым делом ученики поприветствовали Цзэу-цзюня, но едва они открыли рты, намереваясь загалдеть, перебивая друг друга, Лань Ванцзи произнес:

- Время отдыхать.

 

Лань Цзинъи растерялся:

- А? Ханьгуан-цзюнь, но еще же не девять.

 

Лань Сычжуй же, напротив, дернул его за рукав, и с почтением ответил:

- Слушаемся.

 

Больше он ничего не спрашивал и повел остальных юношей в дальний конец сада, чтобы развести новый костер и приготовиться ко сну.

 

У беспорядочно разбросанных частей тела осталось лишь трое. Вэй Усянь кивнул Лань Сичэню в знак уважения, присел на корточки и принялся запечатывать конечности и туловище обратно в мешочки Цянькунь. Когда он запихивал внутрь левую руку, Лань Сичэнь неожиданно подал голос:

- Прошу, подожди минутку.

 

Вэй Усянь понял, что что-то не так, еще когда заметил выражение лица Лань Сичэня у ворот. Вот и сейчас Лань Сичэнь с пепельно-серым лицом повторил:

- Прошу… подожди минутку. Позволь мне увидеть тело.

 

Вэй Усянь остановился:

- Цзэу-цзюнь, ты знаешь, кто этот человек?

 

Лань Сичэнь замешкался, словно был не в состоянии ответить утвердительно, и Лань Ванцзи, опередив его, медленно кивнул.

 

Вэй Усянь сказал:

- Раз так, то и я знаю, кто он.

 

Он понизил голос:

- Это Чифэн-цзунь, верно?

 

Когда они играли в «жмурки», безголовый мертвец непрестанно повторял одно и то же – полусжимал руку в кулак, замахивался и совершал рубящее движение. Со стороны казалось, будто мужчина потрясал каким-то оружием.

 

Первой в голову Вэй Усяня пришла мысль о мече. Однако он, человек, владевший искусством фехтования и в прошлом сражавшийся против других мечников, никогда не видел, чтобы опытный боец использовал его подобным образом. Меч считался «благороднейшим из всех оружий», и любой, пускавший его в ход, двигался с определенной долей достоинства или грации. Даже отравленные мечи наемных убийц при всей своей безоговорочной смертоносности содержали в себе чуточку легкости и проворства. Орудование мечом предполагало «колющие удары» и «выпады», и в гораздо меньшей степени «рубящие удары» и «замахи». Тем не менее, безголовый мужчина действовал с сокрушительной физической силой, его замахи источали лютость и свирепость, а рубящие удары страдали полным отсутствием элегантности и грациозности.

 

Но если бы он держал не меч, а саблю, массивную саблю, обуреваемую значительной жаждой убийства, то тогда бы все встало на свои места.

 

Мечи и сабли в корне отличались друг от друга не только методами использования, но и своими нравами. При жизни этот мужчина явно привык применять саблю, причем саблю весьма отчаянного и яростного темперамента, стремящуюся к сметающей все на своем пути мощи, а не к легкости и воздушности движений. Когда мужчина пытался наощупь найти голову, он также искал и свою саблю и поэтому непрестанно замахивался рукой с полусжатым кулаком, норовя экипироваться, а в один момент даже схватил Бичэнь и пустил его в ход, словно свое собственное оружие.

 

К тому же, на теле мертвеца не было никаких отличительных знаков, вроде родимых пятен, и опознавать его отсеченные части, находящиеся отдельно друг от друга, возможности не представлялось. По этой же причине Не Хуайсан не смог понять, чьи конечности обнаружились в крепости-некрополе. Строго говоря, и сам Вэй Усянь не ручался, что если бы он отрубил свою собственную ногу и забросил ее куда подальше, то после сумел бы сообразить, кому эта нога принадлежала. Ситуация оставалась таковой до тех пор, пока конечности и туловище временно не собрались в гуля, существующего за счет темной энергии, и в ту же секунду Лань Сичэню и Лань Ванцзи удалось, наконец, узнать мертвеца.

 

Вэй Усянь произнес:

- Цзэу-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь уже поведал о наших странствиях? Деревня Мо, могильщик, город И и прочее.

 

Лань Сичэнь кивнул, и Вэй Усянь продолжил:

- Значит, Ханьгуан-цзюнь наверняка рассказал и о том, что человек с лицом, скрытым туманом, пытавшийся забрать труп с кладбища клана Чан, знал стиль фехтования Ордена Гусу Лань как свои пять пальцев. Тут есть два варианта: либо он из Ордена Гусу Лань и с малолетства изучал ваше искусство ведения боя, либо он не из Ордена Гусу Лань, но порядком осведомлен о вашем способе управления холодным оружием. Этот человек или часто тренировался на мечах с адептами вашего Ордена, или же настолько умен, что способен запомнить уникальные движения, лишь наблюдая их.

 

Лань Сичэнь хранил молчание. Вэй Усянь добавил:

- Он сражался за труп, потому что не может допустить, чтобы остальные узнали о расчленении Чифэн-цзуня. Если все части тела воссоединятся, он окажется в крайне невыгодном положении. Этот человек знает о тайнах родовой крепости-некрополя Ордена Цинхэ Не; тесно знаком с Орденом Гусу Лань; а с Чифэн-цзунем имел… весьма сложное прошлое.

 

Нужда произносить имя вслух отсутствовала, все трое прекрасно понимали, о ком идет речь.

 

Лань Сичэнь выглядел напряженным, но, тем не менее, быстро проговорил:

- Он ни за что бы не поступил подобным образом.

 

Вэй Усянь спросил:

- Цзэу-цзюнь?

 

Лань Сичэнь пояснил:

- Вы встречались с могильщиком и шли по следу расчлененного трупа в течение месяца. Но весь этот месяц он каждую ночь беседовал со мной: мы обсуждали грядущий Совет Кланов в Ордене Ланьлин Цзинь. Он физически не сумел бы появиться ни в каком другом месте. Могильщиком не может оказаться он.

 

Вэй Усянь предположил:

- А что если он использовал Талисман Перемещения?

 

Лань Сичэнь покачал головой и ответил мягко, но категорично:

- Использование Талисмана Перемещения требует дополнительного изучения одноименного искусства, причем постичь его весьма сложно. Он же никогда не выказывал никаких признаков владения подобным знанием. Кроме того, применение этого Талисмана расходует колоссальное количество духовных сил. Но мы охотились на тварей всего несколько ночей назад – и он прекрасно проявил себя. Я твердо убежден, что он никогда не прибегал к помощи Талисмана.

 

Лань Ванцзи сказал:

- Ему было не обязательно покидать Башню Карпа самому.

 

Лань Сичэнь по-прежнему отрицательно качал головой. Вэй Усянь добавил:

- Глава Ордена Лань, в глубине души вы знаете, кто попадает под наибольшее подозрение. Просто отказываетесь признавать.

 

Тени от костра плясали на лицах погруженных в думы мужчин. В глуби заброшенного сада все застыло без движения.

 

После длительного размышления Лань Сичэнь ответил:

- Я отдаю себе отчет в том, что в силу некоторых причин большинство людей превратно относятся к нему. Но… сам я верю тому, что наблюдал все эти годы. Я твердо убежден, что он не такой человек.

 

Желание Лань Сичэня оправдать его не представляло никаких трудностей для понимания. Если говорить начистоту, то даже у Вэй Усяня не сложилось дурного впечатления о подозреваемом. Возможно, из-за своего происхождения этот человек всегда вел себя крайне ласково и смиренно со всеми. Он принадлежал к тому типу людей, которые никогда никого не обидели и в обществе которых любой чувствовал себя свободно и непринужденно. Что же тогда следовало ожидать от Цзэу-цзюня, дружившего с ним в течение многих лет?

 

Время смерти Не Минцзюэ совпало с расцветом Ордена Цинхэ Не под его управлением, чьи слава и могущество едва ли не достигли уровня Ордена Ланьлин Цзинь и продолжали расти. Кто извлек наибольшую выгоду из его гибели?

 

Смерть от искажения Ци на глазах у толпы народа, безусловно, казалась трагической, но все же обоснованной и неизбежной. Но было ли все столь же просто в действительности?