Глава 30. Роса. Часть третья.

 

Как-то раз глава клана Чан, Чан Пин, вместе с несколькими сородичами отправился на ночную охоту. Через пару недель он неожиданно получил печальное известие о кончине своей семьи и немедленно поспешил домой. Оплакав погибших, Чан Пин с остальными попытался выяснить причину их гибели, но единственное, что ему удалось узнать, – кто-то с дурными намерениями уничтожил защитное поле и впустил в имение несколько могущественных и злобных духов. Подробности и причины поступка остались тайной, покрытой мраком.

 

Обычно редко кто заботился несчастьями, случавшимися с маленькими кланами, но в то время ситуация обстояла иначе. С Аннигиляции Солнца прошло уже несколько лет, осада горы Луаньцзан тоже только что завершилась – на первый взгляд обстановка была довольно мирной. Трагедия клана Чан внезапно стала достоянием общественности, заклинатели судачили тут и там, строя теории, одна невероятнее другой, а кое-кто настаивал на том, что эта катастрофа – ни что иное как месть восставшего из мертвых Старейшины Илин, Вэй Усяня. Однако никаких доказательств не обнаружили, что делало поимку убийцы почти невозможной. Разумеется, Сяо Синчэнь не сидел сложа руки. Он добровольно вызвался помочь Чан Пину докопаться до истины, и через месяц убийца, уничтоживший целый клан, был раскрыт.

 

Убийцу звали Сюэ Ян.

 

Сюэ Ян оказался даже моложе Сяо Синчэня, совсем мальчишка. Но, несмотря на столь юный возраст, жестокости ему хватало с лихвой. Еще в пятнадцать лет он, босяк из Куйчжоу, широко прославился за свою свирепую натуру, бесчеловечные методы и лучезарную улыбку во все лицо. Обыватели бледнели при одном лишь упоминании его имени. Они же твердили, что Сюэ Ян, скитаясь в детстве по улицам, годами взращивал к отцу Чан Пина всепоглощающую ненависть. Он расправился со всем кланом в знак возмездия и еще по некоторым иным причинам.

 

Выяснив правду, Сяо Синчэнь пересек три провинции, чтобы схватить Сюэ Яна, который по-прежнему безмятежно и весело развлекался, ввязываясь в потасовки с таким же, как он, сбродом. Как раз в то время в Башне Карпа, резиденции Ордена Ланьлин Цзинь, проходил очередной Совет Кланов, на котором все самые именитые ордены обсуждали способы совершенствования тела и духа. Сяо Синчэнь воспользовался моментом и доставил туда Сюэ Яна, объяснил все от начала до конца и потребовал для него сурового наказания.

 

Под гнетом очевидных доказательств большинство орденов не имели никаких возражений. Кроме одного – Ордена Ланьлин Цзинь.

 

Вэй Усянь призадумался:

- Возражение в такой ситуации равносильно восстанию против всего мира. Возможно ли, что Сюэ Ян был любимчиком Цзинь Гуаншаня?

 

Лань Ванцзи ответил:

- Приглашенным учеником.

 

Вэй Усянь удивился:

- В самом деле? Но ведь в те годы Орден Ланьлин Цзинь уже входил в число Великих, разве нет? С чего бы им приглашать в ученики какого-то бродягу?

 

Лань Ванцзи произнес:

- Это вторая нить.

 

Он пристально посмотрел Вэй Усяню в глаза:

- Из-за «Стигийской Тигриной Печати» [117].

 

Сердце Вэй Усяня тут же пропустило удар.

 

Об этом предмете он определенно имел представление. Более того, никто не знал о нем больше, чем Вэй Усянь.

 

Из всего магического оружия, выкованного им при жизни, Тигриная Печать была одновременно и самым устрашающим, и самым желанным артефактом.

 

Любой, кто обладал ей, мог подчинять мертвецов своей воле и приказывать им убивать.

 

Поначалу Вэй Усянь не особо задумывался о подобном артефакте, но вскоре он просто-напросто устал собственноручно повелевать трупами и духами. Тут-то он и вспомнил об осколке редчайшей железной руды, совсем недавно обнаруженном им в брюхе твари, и выковал из него Тигриную печать.

 

Однако, сотворив Тигриную печать, Вэй Усянь всего лишь единожды прибег к ее помощи, прежде, чем понял, что от знака больше вреда, чем пользы.

 

Стигийская Тигриная Печать оказалась гораздо мощнее и ужаснее, чем он мог себе представить. Он рассчитывал использовать артефакт как небольшое подспорье, но ее сила едва ли не превосходила силу Вэй Усяня, ее создателя. Более того, печать не привязывалась к одному хозяину, а это означало, что кто бы ни завладел ей, добряк или злодей, друг или враг, он мог с легкостью воспользоваться знаком.

 

Безусловно, временами Вэй Усянь подумывал уничтожить Тигриную Печать, но выковать ее стоило немалых трудов, поэтому и разрушить знак тоже было не так-то просто. К тому же, уже тогда он смутно осознавал свое шаткое положение и надвигающую на него бурю всеобщей ненависти и презрения, а с таким грозным оружием, как Стигийская Тигриная Печать, никто не рисковал сломя голову нестись в атаку, поэтому Вэй Усянь временно сохранил знак. Он разделил печать на две половины, сделав так, что пустить ее в ход можно было только объединив их, и никогда не использовал знак без тщательного обдумывания.

 

В итоге Вэй Усянь применял Тигриную Печать всего дважды, и оба случая обернулись реками крови. Впервые он задействовал знак во время Аннигиляции Солнца, а после повторного использования он, наконец, решился уничтожить одну из половин. Однако до того как он успел разрушить вторую часть, произошла осада горы Луаньцзан, и Вэй Усянь потерял власть над ней.

 

Он был абсолютно уверен в своем изобретении и категорически заявлял, что даже если бы половиной печати завладел какой-то орден, воздвиг для нее храм и изо дня в день курил благовония, кусок железа по-прежнему оставался бы бесполезным куском железа. Однако Лань Ванцзи поведал ему нечто совершенно поразительное – оказывается, Сюэ Ян смог восстановить вторую половину Тигриной Печати!

 

Несмотря на то, что Сюэ Ян был совсем юн, он обладал неплохой смекалкой и более чем порочным духом. Орден Ланьлин Цзинь обнаружил, что Сюэ Ян, воспользовавшись уцелевшей частью печати, способен соорудить ее приблизительную копию. И пусть воссозданный артефакт не выказывал былой мощи и пока еще не мог использоваться, тем не менее, он уже сулил страшные последствия.

 

Вэй Усянь согласился:

- Так значит, Орден Ланьлин Цзинь нуждался в Сюэ Яне, чтобы тот мог продолжить работу над Стигийской Тигриной Печатью, и поэтому им пришлось защищать его.

 

Возможно, Сюэ Ян стер с лица земли целый клан Чан не только лишь с целью отмщения за все те беды, причиненные ему в детстве. Велика вероятность, что он проверял могущество восстановленной печати на живых людях!

 

Неудивительно, что слухи связывали Вэй Усяня с трагедией клана Чан. Он почти мог представить, как яростно скрежещут зубами заклинатели:

- Проклятый Вэй Усянь! Если бы он не создал такое оружие, мы бы ни за что не столкнулись со столькими бедами!!!

 

Вернувшись к первоначальной теме разговора, Лань Ванцзи продолжил рассказывать о том, что произошло в Башне Карпа.

 

Орден Ланьлин Цзинь всеми правдами и неправдами покрывал Сюэ Яна, однако, Сяо Синчэнь также настойчиво не желал сдаваться. Их упорное противостояние дошло до ушей Чифэн-цзуня, Не Минцзюэ, который поначалу не намеревался принимать участие в Совете Кланов, и он с далеких краев поспешил в Башню Карпа.

 

Несмотря на то, что Не Минцзюэ был младше Цзинь Гуаншаня, он, держась сурово и непреклонно, отказывался проявлять снисхождение к Сюэ Яну, невзирая ни на какие обстоятельства. Он дал Цзинь Гуаншаню резкую отповедь, оставив того в замешательстве и смущении, а затем, подтверждая свой вспыльчивый нрав, тут же на месте обнажил свою саблю, стремясь немедля убить Сюэ Яна. Его младший сводный брат, Ляньфан-цзунь, Цзинь Гуанъяо, попытался вступиться за преступника, но Не Минцзюэ даже ему приказал убраться с глаз долой. Цзинь Гуаншань же, обруганный с ног до головы, спрятался за Лань Сичэнем, едва осмеливаясь подать голос. В конечном итоге, Ордену Ланьлин Цзинь пришлось отступить.

 

С тех пор, как Сяо Синчэнь доставил Сюэ Яна в Башню Карпа, последний не выказывал никаких признаков страха, и даже ощущая ледяной холод сабли Не Минцзюэ на своей шее, он по-прежнему продолжал ухмыляться. Прежде чем его увели, Сюэ Ян проникновенно обратился к Сяо Синчэню, словно к близкому другу:

- Даоцзан[118], не забывай меня. Мир тесен.

 

Тут Вэй Усянь понял, что «мир тесен» означало для Сяо Синчэня неимоверно мучительную расплату.

 

Ланьлин Цзинь оправдал свое звание самого бессовестного и беспринципного Ордена. Тогда, в Башне Карпа, перед лицом всех кланов и орденов, они согласились казнить Сюэ Яна, но стоило преступнику ускользнуть от взора Не Минцзюэ, как меру пресечения тотчас изменили на пожизненное заключение в темнице. Услышав об этом, Не Минцзюэ впал в ярость и потребовал объяснений, но Орден Ланьлин Цзинь молол вздор, переливая из пустого в порожнее, и отказывался отдавать ему Сюэ Яна, как бы глава Ордена Цинхэ Не ни старался. Все остальные ордены молчаливо наблюдали со стороны, и в скором времени Не Минцзюэ скончался от искажения Ци.

 

Он совершенствовал тело и дух гораздо быстрее, чем предыдущие главы из клана Не, поэтому и погиб раньше любого из них.

 

Так или иначе, единственный человек, чинящий препятствия, исчез, и Орден Ланьлин Цзинь, чувствуя свою безнаказанность, пошел еще дальше. Цзинь Гуаншань изо всех сил пытался вызволить Сюэ Яна из темницы, чтобы тот мог продолжить изучать и восстанавливать Стигийскую Тигриную Печать.

 

Однако это деяние было чересчур бесславным. Они не могли пощадить убийцу целого клана без веской причины.

 

И тогда они обратили свой взор на Чан Пина.

 

Орден Ланьлин Цзин прибег ко всем возможным способам, от подкупа до угроз, и, в конце концов, они вынудили Чан Пина изменить свои показания и отречься от прошлых слов. Он во всеуслышание объявил, что Сюэ Ян не имеет никакого отношения к уничтожению клана Чан.

 

Узнав такие новости, Сяо Синчэнь явился к нему с целью расспросить о причинах поступка. Чан Пин же беспомощно ответил:

- А что еще мне оставалось делать? Если я не смирюсь, то жизни моих оставшихся в живых сородичей окажутся в опасности. Я безмерно благодарен вам, Даоцзан, но… пожалуйста, больше не пытайтесь мне помочь. Сейчас ваше содействие будет мне только во вред. Я не хочу прерывать род Ордена Юэян Чан.

 

И вот тигра отпустили в горы[119].

 

Вэй Усянь хранил молчание.

 

Будь он на месте Чан Пина, он наплевал бы и на знатность и мощь Ордена Ланьлин Цзинь, и на свое будущее, сулящее возможные славу и процветание, и ни за что бы не отступился. Напротив, он сам отправился бы в темницу, порезал Сюэ Яна на лоскуты, пока от него не остались лишь лужа крови да ошметки плоти, а затем призвал его душу обратно и повторял бы весь цикл до тех пор, пока тот не пожалел бы о том, что родился на свет.

 

Но не все люди, подобно Вэй Усяню, предпочитали обратиться в прах вместе со своим врагом. Кое-кто из клана Чан еще оставался в живых, да и сам Чан Пин был молодым, холостым и бездетным заклинателем, едва ступившим на свой путь, и потому, если ему пригрозили жизнями уцелевших сородичей или лежащими перед ним перспективами, он должен был тщательно взвесить все «за» и «против».

 

К тому же, как ни крути, но Вэй Усянь был вовсе не Чан Пин. Не он кипел священным гневом или жил в вечном страхе, и не он испытывал те же физические и душевные муки.

 

Выйдя на свободу, Сюэ Ян вновь принялся мстить. Однако на этот раз он поквитался не с самим Сяо Синчэнем.

 

Сяо Синчэнь вернулся в мир в одиночестве и не имел семьи. Единственным близким ему человеком был преданный друг, встреченный им после схождения с горы, по имени Сун Лань. Сун Лань также принадлежал к числу заклинателей, высоконравственных и целеустремленных, по достоинству оцененных обывателями. Они оба мечтали создать свой собственный орден, связанный не кровными узами, но общими чаяниями и стремлениями, что делало их задушевными друзьями, чьи пути совпадали. Люди того времени прославляли их как Сяо Синчэня – яркую луну и ласковый ветерок; и Сун Цзычэня – холодный снег и замерзший иней[120].

 

Сюэ Ян принялся за Сун Ланя. Он по старой схеме стер с лица земли храм Байсюэ[121], где тот вырос и обучался, и с помощью яда ослепил его.

 

Наученный предыдущим опытом, на этот раз Сюэ Ян тщательно замел все следы. Все понимали, кто сотворил такое злодейство, но какой в том был прок? Не имелось ни одного доказательства. К тому же, Цзинь Гуаншань умышленно потворствовал ему, а свирепый Чифэн-цзунь покинул этот мир – Сюэ Ян оказался недосягаем.

 

Вэй Усянь нашел это несколько странным. Лань Ванцзи лишь выглядел равнодушным ко всему, но Вэй Усянь давно уяснил, что тот совершенно неспособен мириться со злом, возможно, даже в большей степени, чем брат Не Хуайсана. В те годы Орден Ланьлин Цзинь позволял себе довольно много сомнительных вещей, но Лань Ванцзи ни разу не восставал и не порицал их; однако, тем не менее, он вплоть до сегодняшнего дня отказывался посещать Советы Кланов, созванные этим Орденом. Две кровавые резни случились одна за другой, и, безусловно, повсюду носились пересуды, к которым Лань Ванцзи никак не мог остаться глух. Почему же он не явился за Сюэ Яном и не воздал тому по заслугам?

 

Едва Вэй Усянь собрался задать этот вопрос, как вспомнил о шрамах, оставленных дисциплинарным кнутом на спине Лань Ванцзи.

 

Уже один удар кнута считался весьма суровым наказанием, и, если Лань Ванцзи совершил столь ужасную ошибку и получил столь значительное количество ударов, то, наверняка, его заперли на годы. Похоже, в то время он либо отбывал наказание, либо залечивал раны. Недаром же Лань Ванцзи сказал, что только «слышал» об этой истории.

 

В глубине души Вэй Усяня почему-то крайне волновали эти шрамы. Однако ему было неловко спрашивать напрямую, поэтому он пока попридержал свои мысли и вместо этого спросил:

- А что же случилось с даоцзаном Сяо Синчэнем?

 

То, что произошло дальше, без преувеличения можно назвать трагичным исходом. Когда Сяо Синчэнь покидал гору и свою наставницу, он поклялся, что никогда не вернется назад. Разумеется, он всегда держал свое слово, но Сун Ланя не только ослепили, но и серьезно ранили, поэтому Сяо Синчэнь нарушил свой обет и отнес его к Бао Шань Саньжэнь, умоляя ее спасти своего друга.

 

Во имя того, что когда-то они были наставницей и учеником, Бао Шань Саньжэнь согласилась помочь. А Сяо Синчэнь вновь вернулся в мир, и с тех пор его больше никогда не видели.

 

Годом позже Сун Лань также покинул гору, и к всеобщему удивлению, глаза его, что полностью ослепли, теперь по-прежнему могли видеть. Однако причиной тому послужило вовсе не чудо, сотворенное искусством врачевания Бао Шань Саньжэнь. Сяо Синчэнь… вырвал свои глаза и отдал их Сун Ланю, который оказался втянутым в эту историю только из-за него.

 

Поначалу Сун Лань жаждал отмстить Сюэ Яну, но к тому времени Цзинь Гуаншань уже скончался, а Цзинь Гуанъяо принял бразды правления в свои руки и возглавил Орден Ланьлин Цзинь. Придя к власти и желая показать, что грядет ветер перемен, он первым делом избавился от Сюэ Яна, для подавления слухов и восстановления доброй славы Ордена возместил причиненный ущерб, и никогда больше не упоминал о Стигийской Тигриной Печати. В итоге Сун Лань отправился на поиски своего старого друга. Сперва людская молва доносила кое-какие слухи о его странствиях, но через некоторое время и они поутихли. К тому же, Орден Юэян Чан был лишь маленьким кланом, и мало-помалу о нем тоже все забыли. Несчастье Чан Пина и связанные с ним события бесследно растворились во времени.

 

Дослушав до конца весь рассказ, Вэй Усянь тихонько вздохнул. Чувство глубочайшего сожаления сдавило его грудь: «Встретить такой конец из-за того, что даже не имело к нему прямого отношения, это так… Если бы только Сяо Синчэнь родился на пару лет раньше, или же я умер на пару лет позже, то все обернулось бы совсем иначе. Да будь я жив, разве я оставил бы без внимания этот случай?! И разве я не завязал бы дружбу с подобным человеком?!»

 

Секунду спустя, он горько рассмеялся про себя: «Не оставил бы без внимания?! Завязал бы дружбу?! Нет. Будь я тогда жив, скорее всего, никто и не стал бы выяснять, что же произошло с Орденом Юэян Чан, потому что все заранее знали бы виновника. А столкнись я с даоцзаном Сяо Синчэнем на улице и пригласи его выпить, он наверняка огрел бы меня своей метелкой из конского хвоста. Ха-ха!»

 

Они уже миновали имение Чан и приближались к соседствующему с ним кладбищу. На мемориальной арке Вэй Усянь заметил темно-красный иероглиф «Чан» и спросил:

- А от чего же все-таки умер Чан Пин? И кто убил его уцелевших сородичей?

 

Но не успел Лань Ванцзи ответить, как вдруг в синеватых сумерках раздался страшный грохот.

 

Поначалу казалось, что кто-то со всех силы молотил в стены, но первое впечатление оказалось обманчивым. Удары наносились в непрерывном темпе и поражали своей мощью; звук доходил немного приглушенным, словно его источник был чем-то отделен от внешнего мира.

 

Оба мужчины тут же поменялись в лицах.

 

В данный момент пятьдесят или около того членов Ордена Юэян Чан лежали в своих гробах и колотили по крышкам изнутри, совсем как в ту ночь, когда они умерли от страха – они бешено тарабанили в дверь, но никто не выпустил их наружу.

 

Вот о чем рассказывал официант из лавки – неутихающий стук по гробам, шедший со стороны кладбища клана Чан!

 

Но ведь официант сказал, что мертвые бушевали около десяти лет назад, и все уже давно прекратилось. Почему же, стоило им прийти, и шум возобновился?

 

Вэй Усянь и Лань Ванцзи, не сговариваясь, задержали дыхание и, беззвучно крадучись, двинулись вперед.

 

Скрывшись за столбами мемориальной арки, средь надгробных плит мужчины увидели яму.

 

Глубокая и совсем свежая яма была завалена комьями земли по краям. Изнутри долетали слабые звуки.

 

Кто-то рыл могилу.

 

Мужчины затаились и принялись напряженно ждать, пока человек не выберется из ямы самостоятельно.

 

Не прошло и часа, как из могилы ловко выскочили двое.

 

Вэй Усянь и Лань Ванцзи смогли разглядеть, что людей именно двое лишь потому, что оба обладали острым зрением. Один из могильщиков нес второго на спине, и со стороны они казались парой сиамских близнецов, вплотную соединенных друг с другом. К тому же, на обоих незнакомцах были полностью черные одеяния, что придавало им видимость единого целого.

 

Тот, что выскочил из могилы, человек с длинными руками и ногами, стоял к мужчинам спиной, а тот, кого он нес, человек с поникшими головой и конечностями, казался безжизненным. Впрочем, все сходилось: первый вырыл второго из могилы, а значит, второй действительно мертв; безжизненность – самое подходящее ему состояние.

 

Внезапно могильщик обернулся и обнаружил их.

 

Поверх лица мужчины клубился густой черный туман, не позволяющий рассмотреть его наружность!

 

Вэй Усянь сообразил, что он, должно быть, воспользовался каким-то необычным заклинанием, скрывающим его лицо. Тем временем Лань Ванцзи уже обнажил Бичэнь и ринулся в атаку, но могильщик среагировал молниеносно и, увидев летящий на него голубой вихрь Бичэня, сложил ручную печать[122], призвав свой меч. Оружие его так же, как и лицо, оказалось окутанным густым туманом, сохраняя в тайне свой цвет и орнамент. Могильщик оборонялся чрезвычайно странным образом, возможно, из-за того, что на спине его по-прежнему висел труп. Вихри мечей несколько раз столкнулись друг с другом, затем Лань Ванцзи отозвал Бичэнь и крепко сжал его в руке. Мрачная тень наползла на его лицо.

 

Вэй Усянь догадался, отчего тот столь неожиданно помрачнел: во время недавней схватки даже он, человек со стороны, мог сказать, что могильщик крайне хорошо знаком со стилем фехтования Лань Ванцзи!

 

Лань Ванцзи не вымолвил ни слова, лишь принялся с нарастающей силой наносить рубящие удары, сокрушая все на своем пути. Могильщик медленно, но верно отступал назад. Словно понимая, что с мертвецом за спиной ему ни за что не одолеть Лань Ванцзи и бой завершится его захватом в плен, могильщик вдруг выудил из-за пояса темно-синий талисман.

 

Талисман Перемещения!

 

Талисман этого типа мог в мгновение ока перемещать человека на сотни километров, но при этом расходовал колоссальное количество светлой энергии, которое затем долгое время приходилось восстанавливать, поэтому заклинатели только с высоким уровнем духовных сил могли использовать его. Именно по этой причине, несмотря на очевидную ценность подобных талисманов, редко кто применял их на деле. Заметив, что могильщик вот-вот сбежит, Вэй Усянь спешно хлопнул дважды в ладоши, упал на одно колено и ударил кулаком оземь.

 

Звуковая волна от его руки разошлась по всему кладбищу, достигла хтонических глубин и проникла сквозь толстые крышки гробов, пробуждая покоящихся в них мертвецов. С урчащими звуками из-под земли вырвались четыре окровавленные руки и крепко вцепились в ноги могильщика!

 

Но могильщик и глазом не повел и, направив поток светлой энергии к своим ступням, сдул руки мертвецов прочь. Вэй Усянь в ответ вытащил из-за пояса бамбуковую флейту, и пронзительный резкий звук распорол завесу сумерек. Следом из почвы показались две человеческие головы, а за ними и два полусгнивших тела. Покойники, словно змеи, обвились вокруг могильщика и медленно поползли вверх, открывая пасти и готовясь вгрызться в руки и шею.

 

Могильщик презрительно фыркнул, будто говоря «какие дешевые фокусы», и окутал светлой энергией все свое тело. Однако только после содеянного он сообразил, что на этот раз его обвили вокруг пальца.

 

Поток ветра, вызванного светлой энергией, также унес и труп, что был у него за спиной!

 

Вэй Усянь заколотил рукой по могильному камню, хохоча во все горло. Лань Ванцзи тем временем одной рукой схватил обвисшего мертвеца, другой продолжая наступать. Видя, что у него отняли то, что он вырыл из могилы и что ему не победить Лань Ванцзи даже без обузы за спиной, не говоря уже о том, что рядом болтался столь каверзный человек, как Вэй Усянь, могильщик не рискнул долее задерживаться. Он швырнул оземь талисман, раздался оглушительный грохот, и его фигура растворилась в голубых языках пламени, взмывающих к небесам.

 

Вэй Усянь помнил о Талисмане Перемещения, коим обладал могильщик, а значит, что даже если они поймали бы его, он смог бы найти возможность ускользнуть. К тому же мертвец, которого он выкопал, и являлся разгадкой, поэтому Вэй Усянь не испытывал никакой досады. Он подошел к Лань Ванцзи и предложил:

- Давай посмотрим, кого он вырыл.

 

Однако, окинув труп взглядом, он слегка удивился. Череп покойника уже раскроился, но сквозь трещину не вытекали кровь или мозги. Вместо этого оттуда торчали клочья черной ваты.

 

Вэй Усянь принялся трясти мертвеца, и вскоре у него в руках оказалась искусно изготовленная голова тряпичной куклы:

- Что за ерунда? Как на кладбище клана Чан оказался поддельный труп из ветоши?

 

Лань Ванцзи уже успел оценить вес трупа в руке, когда поймал его, и ответил:

- Не все его части поддельные.

 

Вэй Усянь с головы до ног ощупал куклу и обнаружил, что только ее конечности легко мялись, а грудь и живот были окоченелыми и как будто настоящими. Он разорвал мертвецу одежду и подтвердил свою догадку – торс действительно когда-то принадлежал живому человеку. Все остальное оказалось муляжом.

 

Изготовленные из ваты голову и конечности прикрепили к туловищу, чтобы оно «обманулось» и думало, что до сих пор соединено с частями своего настоящего тела. Судя по цвету кожи и левому плечу, от которого отсекли уже имеющуюся у них руку, владельцем этого торса был их дражайший друг. Значит, могильщик приходил за ним.

 

Вэй Усянь выпрямился и сказал:

- Похоже, тот, кто скрывает труп, уже в курсе, что мы идем по его следу, поэтому он явился сюда, чтобы перепрятать туловище, на случай, если мы вдруг доберемся до него. Что ж, кто успел, тот и съел! Как удачно мы на него наткнулись, ха-ха-ха! - Он прекратил смеяться и продолжил, - но откуда могильщик с лицом, закрытым туманом, так хорошо знаком со стилем фехтования Ордена Гусу Лань?

 

Лань Ванцзи, очевидно, тоже задавался этим вопросом, и мрачная тень не сходила с его лица. Вэй Усянь вновь заговорил:

- Он весьма и весьма искусный заклинатель, раз способен использовать Талисман Перемещения. Кроме того, могильщик скрыл не только лицо, но и меч. Совершенно ясно, по какой причине он прятал свою наружность - в конце концов, ни один преступник не хочет, чтобы его видели. Однако заклинатель средней руки не стал бы укутывать туманом меч, и, следовательно, могильщик более-менее прославлен в наших кругах. Ему пришлось скрывать оружие, потому что иначе любой обнаружил бы его цвет и орнамент, а затем и личность мечника.

 

Вэй Усянь с намеком спросил:

- Ханьгуан-цзюнь, вот ты сейчас с ним сражался. Как думаешь, может ли могильщик оказаться тем, кого ты хорошо знаешь?

 

Ему было неловко уточнять и произносить имена Лань Сичэня или Лань Цижэня.

 

Но Лань Ванцзи с уверенностью ответил:

- Нет.

 

И у Вэй Усяня не было причин сомневаться в его словах. Он признавал, что Лань Ванцзи никогда не принадлежал к числу людей, бегущих от правды и опасающихся истинного положения вещей; и если он отринул подобную вероятность, то значит, суждение ошибочно. Кроме того, Лань Ванцзи не любил обманывать. По мнению Вэй Усяня, попроси кто-нибудь Лань Чжаня солгать - и тот предпочтет наложить на себя заклятие молчания, дабы не произнести ни слова. По этим причинам Вэй Усянь немедленно исключил из списка кандидатов на могильщика тех двоих и сказал:

- Что ж, получается, задачка предстоит не из легких.

 

Лань Ванцзи поместил торс в еще один двухслойный мешочек Цянькунь, а затем убрал прочь. Мужчины немного покружили по окрестностям и вновь забрели на улицу с алкогольными лавками.

 

Молодой официант выполнил обещание. Большинство лавок уже закрылись на ночь, но их вывеска еще реяла, а огни – светились. Сам официант сидел на улице и торопливо перекусывал из большой миски. Увидев их, он просиял:

- Вы вернулись! Мы с вами держим свое слово, верно? Что вы видели?

 

Вэй Усянь отшутился от него, и они с Лань Ванцзи прошли к столу, за которым сидели днем.

 

Стол был заставлен большим количеством сосудов с алкоголем, и еще несколько по-прежнему стояли у ног Вэй Усяня. Он сказал:

- Так, на чем мы остановились? Могильщик прервал нас прямо посреди разговора, так что я до сих пор не знаю, как же умер Чан Пин.

 

Лань Ванцзи кратко, сухо и спокойно продолжил рассказ.

 

Сюэ Ян, Сяо Синчэнь и Сун Лань один за другим канули в небытие, кто-то умер, а кто-то и вовсе бесследно исчез. И вот в одну из ночей, когда с трагедии клана Чан прошло уже немало лет, Чан Пин и его уцелевшие сородичи были убиты линчи. К тому же, палач вырвал глаза главы клана.

 

На этот раз никто так и не смог выявить преступника – все-таки все заинтересованные лица уже давно сошли со сцены. Однако одну вещь все же установили совершенно точно.

 

Нашлись неоспоримые доказательства того, что линчи совершили мечом Сяо Синчэня, Шуанхуа.

 

Рука Вэй Усяня, сжимавшая чашу с вином, замерла у его рта. Он никак не ожидал такого поворота событий:

- Раны от линчи нанесли мечом Сяо Синчэня? Выходит, это он убил Чан Пина и остальных?

 

Лань Ванцзи ответил:

- Сяо Синчэнь пропал без вести. И никакого окончательного решения так и не вынесли.

 

Вэй Усянь спросил:

- Если его не смогли найти живым, то наверняка кто-нибудь пытался призвать его душу?

 

Лань Ванцзи сказал:

- Пытались. Безрезультатно.

 

Безрезультатно. Значит, он либо до сих пор жив, либо его душа рассеялась. Вэй Усянь собаку съел в подобных делах, потому не мог не выразить своего мнения:

- Призыв души – штука капризная и требовательная к условиям; важны и время, и место, и сам человек, но порой все равно случаются ошибки. Я так понимаю, большинство убеждены, что убийство – это возмездие Сяо Синчэня? А ты, Ханьгуан-цзюнь? Ты как считаешь?

 

Лань Ванцзи размеренно покачал головой:

- Никому не следует высказываться, не видя полной картины.

 

Вэй Усянь крайне восхищался его подходом к делу и принципами. Довольно улыбаясь, он сделал глоток вина и услышал слова Лань Ванцзи:

- А ты?

 

Вэй Усянь ответил:

- Линчи – своего рода пытка и всегда подразумевает «наказание». К тому же, Чан Пину вырвали глаза, и это только укрепляет подозрения в том, что здесь замешан Сяо Синчэнь, ведь он в свое время также лишил себя зрения. Вот поэтому я не могу упрекать тех, кто считает, что он таким образом отомстил. Но все же…

 

Вэй Усянь немного подумал, пытаясь сформулировать мысль, и вновь заговорил:

- Но все же Сяо Синчэнь никогда и не требовал от Чан Пина благодарности за помощь. И я…

 

Но не успел он додумать, что должно последовать за этим «я», как официант любезно принес им два блюдца с арахисом. Речь Вэй Усяня прервали, и он решил, что не стоит продолжать. Вместо этого Вэй Усянь поднял глаза на Лань Ванцзи и ухмыльнулся:

- Ханьгуан-цзюнь, почему ты так на меня смотришь? Я ничего не скажу. Как и ты, я не вижу полной картины, потому тоже воздержусь от суждений. Ты абсолютно прав: никто не должен ничего предполагать, не имея на руках всех фактов и не зная истинной подоплеки любой истории… Как бы то ни было, я заказал пять сосудов, но ты купил мне еще пять, так что, боюсь, одному мне не справиться. Может быть, выпьешь со мной? Все-таки здесь не Облачные Глубины, и ты не нарушишь никакие ваши правила, верно?

 

Он уже настроился на категоричный отказ, и кто бы мог подумать, что Лань Ванцзи ответит:

- Выпью.

 

Вэй Усянь цокнул языком:

- Ай-яй-яй, Ханьгуан-цзюнь, а ты и вправду изменился. Стоило мне раньше прикончить малюсенький сосуд у тебя на глазах, как ты тут же впадал в бешенство. Однажды ты даже сбросил меня со стены и побил! А теперь ты хранишь у себя в комнате и втайне попиваешь «Улыбку Императора».

 

Лань Ванцзи оправил полы своих одежд и бесцветно ответил:

- Я не прикасался к «Улыбке Императора».

 

Вэй Усянь поинтересовался:

- Тогда зачем же ты прячешь сосуды, если не собираешься их опустошать? Или, может быть, ты приберег их для меня, а?.. Ладно, ладно, ты их не трогал, так и быть, я тебе поверю. Давай поболтаем о чем-нибудь еще. К тому же, я сгораю от любопытства, сколько же алкоголя нужно употребить всегда умеренному и воздержанному адепту Ордена Гусу Лань, чтобы напиться.

 

Он налил Лань Ванцзи вина, и тот, не раздумывая, взял из рук Вэй Усяня чашу и залпом осушил. Вэй Усянь пришел в небывалый восторг и уставился на лицо Лань Чжаня, ожидая, когда же оно покраснеет. Однако сколько бы Вэй Усянь ни впивался в него взглядом, и цвет, и выражение лица Лань Ванцзи оставались прежними, а сам он продолжал невозмутимо глядеть своими светлыми глазами. Ничего не изменилось!

 

Вэй Усянь чрезвычайно разочаровался. Но едва он собрался подбить Лань Ванцзи на очередной сосуд, как тот внезапно нахмурился и слегка потер между бровями. В следующую секунду рука его, подпирающая лоб, замерла, и Лань Ванцзи закрыл глаза.

 

Он уснул?..

 

Он уснул!..

 

Обычные люди, выпив алкоголь, сначала хмелеют, а потом уже засыпают. Лань Ванцзи же умудрился перескочить через стадию опьянения и сразу заснул!

 

Но ведь он жаждал посмотреть именно на хмельного Лань Чжаня!

 

Вэй Усянь помахал руками перед лицом Лань Ванцзи, которое сохраняло суровый и строгий вид даже во сне, затем похлопал в ладоши подле ушей. Никакого отклика.

 

Лань Ванцзи неожиданно оказался тем, кто падает замертво после одной лишь чаши вина.

 

На такой поворот событий Вэй Усянь никак не рассчитывал.

 

Он на короткое время задумался, потом вынул ноги Лань Ванцзи из-под стола, положил его руку себе на плечи и поволок из лавки.

 

Вэй Усянь уже овладел искусством обшаривания карманов Лань Ванцзи, и, добыв мешочек с деньгами, нашел постоялый двор и снял две комнаты. В одну из них он втащил Лань Ванцзи, уложил того на кровать, снял с него сапоги и укрыл одеялом, а сам растворился в ночи.

 

Достигнув безлюдного места, Вэй Усянь достал из-за пояса флейту, поднес ее к губам и сыграл короткую мелодию. После он принялся спокойно ждать.

 

В последнее время Вэй Усянь и Лань Ванцзи проводили вместе и дни, и ночи. Вэй Усянь ни на секунду не оставался один, а потому никак не мог призвать Вэнь Нина. Поначалу Вэй Усянь подобным образом скрывал, кем он является на самом деле, но имелась также и иная причина.

 

В прошлом Вэнь Нину случалось лишать жизней адептов Ордена Гусу Лань, и даже несмотря на то, что Лань Ванцзи хорошо относился к Вэй Усяню, тот не мог призвать Призрачного Генерала в его присутствии. Или, возможно, именно из-за того, что Лань Ванцзи хорошо относился к Вэй Усяню, у того не хватало совести на подобный поступок. Каким бы бесстыжим ни был Вэй Усянь, сейчас не время и не место упражняться в наглости.

 

Внезапно до его ушей донеслось уже знакомое жутковатое звяканье.

 

Фигура Вэнь Нина с опущенной головой возникла из теней, окутывающих городскую стену.

 

Одежды его были совершенно черны и сливались с окружающим мраком, лишь глаза без зрачков сверкали хищным белым светом.

 

Вэй Усянь заложил руки за спину и неспешно обошел Вэнь Нина.

 

Вэнь Нин дернулся, словно намереваясь последовать за Вэй Усянем и бесконечно ходить за ним кругами, но тот приказал:

- Стой на месте.

 

Он подчинился и замер неподвижно, и его изящное лицо, казалось, заволокло еще большей печалью и подавленностью.

 

Вэй Усянь сказал:

- Руку.

 

Вэнь Нин протянул свою правую руку. Вэй Усянь схватил ее и приподнял, тщательно осматривая замки кандалов, опоясывающих запястье.

 

Это были далеко не простые железные цепи. Когда Вэнь Нин впадал в бешенство, он становился крайне яростным и способным голыми руками крошить сталь в песок, поэтому он не мирился бы с тянущимися за ним цепями. Похоже, что эти кандалы выковали специально для того, чтобы сдержать Вэнь Нина.

 

Обратили в прах?

 

Кое-кто душу был готов положить за то, чтобы восстановить уничтоженную часть Стигийской Тигриной Печати, и, само собой разумеется, кто-то также исходил слюной на Призрачного Генерала. Разве они решились бы обратить его в прах?

 

Ядовито усмехнувшись, Вэй Усянь подошел к Вэнь Нину со стороны, и после непродолжительных размышлений начал с нажимом ощупывать его череп.

 

Те, кто держал Вэнь Нина в заточении, непременно должны были подавить его способность самостоятельно мыслить, чтобы уничтожить его рассудок и вынудить Призрачного Генерала подчинялся приказам других людей, а значит, они что-то внедрили в его голову. И в самом деле, вскоре Вэй Усянь почувствовал под пальцами какой-то твердый выступ прямо на аккупунктурной точке с правой части головы Вэнь Нина. Вэй Усянь симметрично занес руку на другую сторону и обнаружил такой же выступ, напоминающий игольное ушко.

 

Вэй Усянь одновременно ухватился за оба игольных конца и медленно вытянул из черепа два длинных, черных гвоздя.

 

Гвозди, глубоко вбитые в голову Вэнь Нина, оказались примерно по 3 сантиметра длиной и толщиной с нить для яшмовой подвески. Едва штыри покинули череп Вэнь Нина, он слегка вздрогнул, и черные изломанные линии, похожие на прожилки крови, прорезали белки его