Глава 45. Очарование. Часть третья.

 

Тем вечером Вэй Усянь, сам не зная почему, мучился сильными угрызениями совести и втиснуться на одну кровать с Лань Ванцзи не решился. Остаток вечера он просидел на полу и примерно около полуночи провалился в сон, положив голову на краешек деревянной тахты. На рассвете Вэй Усянь в полудреме почувствовал, как кто-то осторожно поднял его на руки и перенес на кровать. Насилу разлепив глаза, он с трудом разглядел по-прежнему бесстрастное лицо Лань Ванцзи.

 

Он в один миг пробудился:

- Лань Чжань!

 

Лан Ванцзи издал «мгм» в ответ. Вэй Усянь спросил:

- Ты все еще пьян или уже трезв?

 

Лань Ванцзи ответил:

- Трезв.

 

Вэй Усянь продолжил:

- Ага… Так значит, уже пять.

 

Он каждый день просыпался в одно и то же время, поэтому Вэй Усянь научился понимать, который сейчас час, не выглядывая из окна на занимавшееся зарей небо. Лань Ванцзи приподнял и осмотрел его запястья, покрытые красноватыми следами от лобной ленты, а затем выудил из рукавов небольшую фарфоровую склянку бирюзового цвета и нанес ее содержимое на ранки Вэй Усяня. Охлаждающая мазь тотчас же успокоила разгоряченную кожу. Вэй Усянь прищурился:

- Больно… Ханьгуан-цзюнь, захмелев, ты теряешь всю свою благопристойность и благовоспитанность.

 

Лань Ванцзи даже не поднял на него взгляда:

- Что посеешь, то и пожнешь.

 

Сердце Вэй Усяня на мгновение замерло:

- Лань Чжань, ты и впрямь не помнишь, что вытворял, после того, как выпил вина?

 

Лань Ванцзи ответил:

- Не помню.

 

Вэй Усянь подумал: «Скорее всего, так и есть. А иначе, он бы уже давно убил меня, скрывая смущение гневом».

 

В душе же он одновременно порадовался и расстроился полному отсутствию воспоминаний Лань Ванцзи: словно Вэй Усянь втихомолку совершил то, что делать запрещалось, или же тайком умыкнул из буфета сладость, ему не предназначенную, а теперь забился в уголок и хихикал, ликуя от того, что никто не прознал о его проступке, но в то же время, досадуя, что некому было разделить его восторг. Взгляд его невольно остановился на губах Лань Ванцзи.

 

И хотя их уголки никогда не растягивались в улыбке, все же губы выглядели весьма мягкими и таковыми же оказались на ощупь.

 

Вэй Усянь непроизвольно прикусил нижнюю губу и вновь пустился в размышления: «Орден Гусу Лань воспитывает своих сынов в духе добродетели и благочестия, а Лань Чжань, к тому же, - полный профан в любовных делах, поэтому он явно раньше не целовал девушек… И что же мне теперь делать? Все-таки мне выпала столь высокая честь. Рассказать ему? А вдруг, узнав правду, он так разозлится, что начнет плакать? Нет… Он мог бы расплакаться в детстве, но сейчас – навряд ли. Кроме того, он ведь подобен монаху, созданному из камня, и, скорее всего, у него в голове и мыслей таких не проскакивало… Стоп! В прошлый раз, когда он захмелел, я спросил у него: "Тебе когда-нибудь кто-нибудь нравился?", и он ответил: "Да". Возможно, он уже целовал ее? Впрочем, учитывая сдержанный нрав и самообладание Лань Чжаня, он ни за что не стал бы пересекать границы дозволенного. Они наверняка еще не целовались или даже не держались за руки. Кстати, а может быть, в тот раз он вообще не понял, о каком именно "нравиться" я говорил…»

 

Когда Лань Ванцзи закончил накладывать мазь, раздался троекратный стук в дверь, а затем послышался голос Лань Сычжуя:

- Ханьгуан-цзюнь, все встали. Нам собираться в дорогу?

 

Лань Ванцзи ответил:

- Ждите внизу.

 

Вэй Усянь и остальные покинули город и принялись прощаться у его стен. До недавних событий ученики едва знали друг друга, встречаясь лишь на Советах Кланов, созванных их именитыми Орденами. Но за последние дни они пережили и случай с кошачьими трупами, и поражающий воображение день в городе, окутанном демоническим туманом; вместе жгли ритуальные деньги, украдкой пробовали алкоголь, ругались между собой и даже успели побраниться на других – выражаясь иначе, ученики весьма и весьма сблизились. Сейчас юноши до последнего тянули момент расставания и, остановившись у ворот, болтали без умолку, обсуждая грядущую встречу на Совете Кланов и строя планы на совместную ночную охоту. Лань Ванцзи не торопил их и позволил ученикам наговориться, молчаливо стоя под деревом. Под его неусыпным взором Фея не посмела лаять или носиться кругами и мирно уселась рядом с ним, с нетерпением глядя на Цзинь Лина и слегка помахивая хвостом.

 

Воспользовавшись тем, что Лань Ванцзи следит за ней, Вэй Усянь схватил Цзинь Лина за плечо, затеяв небольшую прогулку.

 

Мо Сюаньюй был одним из внебрачных детей Цзинь Гуаншаня и, следовательно, приходился Цзинь Цзысюаню и Цзинь Гуанъяо единокровным братом. С точки зрения родства и преемственности поколений, Вэй Усянь в этом теле вполне мог считаться младшим дядей Цзинь Лина, поэтому он на правах старшего затеял с юношей назидательную беседу:

- По приезде домой прекращай препираться со своим дядей. Слушайся его советов и отныне будь осмотрительнее. Не рыскай повсюду в одиночку в поисках добычи для ночной охоты.

Несмотря на то, что Цзинь Лин происходил из именитого Ордена, людские кривотолки и досужие пересуды все никак не утихали. Ему, как круглому сироте, неизбежно приходилось проявлять излишнюю торопливость, пытаясь доказать всем вокруг, что он ничуть не хуже других.

 

Вэй Усянь продолжил:

- Сколько тебе сейчас? Около пятнадцати? Большинство юношей твоего возраста тоже пока еще не сразили жуткую тварь невиданной силы, так почему же ты так рвешься стать первым?

 

Цзинь Лин надулся:

- Но ведь и оба моих дяди прославились, будучи совсем еще юношами.

 

Вэй Усянь подумал: «Не сравнивай тогда и сейчас! В те годы Орден Цишань Вэнь притеснял и угнетал другие кланы, поэтому каждому юноше приходилось держать ухо востро и в подспудной панике отчаянно тренироваться и без устали совершенствовать тело и дух, находясь в полном неведении относительно того, не настигнет ли их злой рок и не станут ли они следующими. Во время Аннигиляции Солнца на поля сражения отправили всех без исключения, будь ты хоть старик, хоть юноша. Но сейчас ведь все спокойно и ордены поддерживают мир друг с другом. Обстановка перестала быть столь напряженной и, безусловно, заклинатели больше не совершенствуют тело и дух, не щадя живота своего. В этом просто уже нет необходимости».

 

Цзинь Лин добавил:

- Даже этот сучий пес Вэй Ин убил Черную Черепаху-Губительницу[159] именно в юношеском возрасте. Если уж и он справился, то почему я не смогу?

 

Услышав свое имя в одном предложении с этим прозвищем, Вэй Усянь внутренне похолодел. Он с большим трудом заставил себя не дрожать:

- А разве он убил ее? Разве не Ханьгуан-цзюнь?

 

При упоминании им Лань Ванцзи Цзинь Лин окинул Вэй Усяня странным взглядом. Он хотел что-то сказать, но сдержался:

- Ты и Ханьгуан-цзюнь… впрочем, неважно. Это ваше дело. Короче говоря, я не собираюсь обращать на вас внимание. Если уж вам так нравится быть обрезанными рукавами, то пусть так оно и будет. Эта болезнь явно неизлечима.

 

Вэй Усянь досадливо воскликнул:

- Эй, почему сразу болезнь-то?

 

В душе же он давился от смеха: «Неужели он все еще думает, что я беззастенчиво извожу Лань Чжаня?!»

 

Цзинь Лин продолжил:

- Мне уже известно значение лобной ленты Ордена Гусу Лань. И раз уж все так обернулось, то будь Ханьгуан-цзюню достойным спутником. Даже обрезанные рукава должны хранить верность. Не путайся с другими мужчинами, особенно с адептами моих орденов! А иначе, не обессудь, но пеняй тогда лишь на себя.

 

«Моими орденами» Цзинь Лин назвал Орден Ланьлин Цзинь и Орден Юньмэн Цзян. Похоже, что уровень его терпимости к обрезанным рукавам возрос до такой степени, что теперь Цзинь Лин стал готов закрывать глаза на подобное, если только дело не касалось никого из этих двух орденов.

 

Вэй Усянь возмутился:

- Ах ты паршивец! О чем это ты говоришь – «путаться с другими мужчинами»?! Да за кого ты меня принимаешь?! И лобная лента? Что еще за значение лобной ленты Ордена Гусу Лань?

 

Цзинь Лин ответил:

- Не придуривайся! Сам знаешь, что за значение. Хватит уже так кичиться, заставляя людей повторять тебе это. Я больше не хочу продолжать этот разговор. Ты Вэй Ин?

 

Свою речь он закончил неожиданным вопросом прямо в лоб, надеясь застать Вэй Усяня врасплох, но тот спокойно спросил:

- А по-твоему, мы похожи?

 

Цзинь Лин на некоторое время затих, а затем вдруг свистнул и позвал:

- Фея!

 

Едва услышав голос своего хозяина, Фея, высунув язык и путаясь во всех четырех лапах, помчалась ему навстречу. Вэй Усянь же мгновенно обратился в бегство:

- Ну чего ты сразу так! Зачем тебе собака!

 

Цзинь Лин хмыкнул:

- Пф! До встречи!

 

Попрощавшись, он бодро и молодцевато прошествовал в направлении Ланьлиня, вероятно, по-прежнему опасаясь появляться в Пристани Лотоса и показываться Цзян Чэну на глаза. Ученики из других орденов также постепенно разбрелись по разным тропинкам, и, в конце концов, у ворот города остались лишь Вэй Усянь, Лань Ванцзи и юноши из Ордена Гусу Лань.

 

По дороге ученики продолжали непрестанно оглядываться и смотреть вслед. Лань Цзинь И не говорил ни слова, но нежелание уходить читалось у него на лице:

- Куда мы отправляемся дальше?

 

Лань Сычжуй ответил:

- Цзэу-цзюнь сейчас охотится в Тань Чжоу. Мы вернемся в Облачные Глубины или отправимся ему навстречу?

 

Лань Ванцзи ответил:

- В Тань Чжоу.

 

Вэй Усянь согласился:

- Замечательно, возможно, мы даже будем ему полезны. К тому же, нам пока неизвестно, где находится голова нашего дражайшего друга.

 

Мужчины шли несколько впереди, а юноши держались поодаль. Через некоторое время Лань Ванцзи подал голос:

- Цзян Чэн знает, кто ты.

 

Вэй Усянь ехал верхом на осле, неспешно трусившем по дороге:

- Ага, знает. Но что он может поделать? У него нет доказательств.

 

В отличие от насильственного захвата, приношение тела в жертву в обмен на исполнение желания никаких следов после себя не оставляло. Цзян Чэн опознал его истинную сущность, опираясь лишь на реакцию Вэй Усяня, оставшегося один-на-один с собакой. Но, во-первых, Цзян Чэн никогда никому не рассказывал, что Вэй Усянь боится собак, а, во-вторых, он руководствовался своим собственным опытом общения с ним, поэтому люди, незнакомые с Вэй Усянем достаточно близко, не смогли бы сделать какие-либо выводы, исходя из одних только эмоций или же выражения лица, и принять их за неопровержимое доказательство. Даже если бы Цзян Чэн решил вдруг развесить повсюду объявления, сообщающие, что Вэй Усянь боится собак, все скорее бы поверили в то, что Саньду шэншоу наконец-таки тронулся умом после всех безуспешных попыток обнаружить Старейшину Илин.

 

Вэй Усянь спросил:

- Я, кстати, сгораю от любопытства. Как ты меня узнал?

 

Лань Ванцзи спокойным тоном ответил:

- А я сгораю от любопытства, отчего твоя память столь плоха.

 

Тем же днем они прибыли в Тань Чжоу и по пути навстречу Лань Сичэню наткнулись на декоративный сад. Заметив, сколь великолепен и величествен он был, несмотря на явное отсутствие вертоградаря, заинтересованные юноши возжелали рассмотреть все поближе, а поскольку подобное никак не противоречило правилам Ордена Гусу Лань, Лань Ванцзи не стал их останавливать и позволил ученикам войти внутрь. В саду оказались каменные беседка, столик и несколько скамеек для тех, кто хотел бы присесть и полюбоваться цветами или восходящей луной. Однако годы под свирепыми ветрами и проливными ливнями отнюдь не пощадили сад: один из углов беседки откололся, а пара скамей лежало перевернутыми вверх ногами. Цветов в саду тоже уже не наблюдалось, одни лишь засохшие ветки и пожухлые листья – судя по всему, его забросили много лет назад.

 

В восторге побродив вокруг кустов вместе с остальными юношами, Лань Сычжуй спросил:

- Это же сад Дамы Распускающихся Бутонов?

Лань Цзинъи растерялся:

- Дама Распускающихся Бутонов? Кто это? Значит, у этого сада все-таки есть хозяин? Почему же он тогда столь запущен? Кажется, за ним уже давно никто не ухаживает.

 

Распускающими бутонами называли цветы, расцветавшие каждый год на очень короткий период времени. Подобных растений, различных цветов, сортов и ароматов, существовало огромное множество, и все они при цветении заполняли сад своим благоуханием. Вэй Усянь же, услышав это имя, невольно кое-что припомнил.

 

Поглаживая рукой колонну каменной беседки, Лань Сычжуй на секунду задумался, а затем произнес:

- Если память меня не подводит, то наверняка это тот самый сад, и когда-то он был довольно известен. Я узнал о нем из одной книги, из главы «Душа Распускающих Бутонов». Там говорилось, что в Тань Чжоу есть сад, а в саду обитает Дама. Любой смельчак может попытать счастья и под светом полной луны продекламировать в том саду стихотворение. Если Дама сочтет его прекрасным, то одарит человека распустившимся бутоном, чей аромат не зачахнет в течение трех лет; если же Дама решит, что стихотворение никуда не годится, или его рифмы хромают, то она бросит цветок просителю в лицо, а затем растворится в воздухе.

 

Лань Цзинъи сказал:

- Выходит, если ты вдруг запутаешься в строчках, Дама начнет швыряться цветами тебе в лицо? Надеюсь, у тех цветов нет шипов, а иначе, окажись я на месте одного из смельчаков, мое лицо сплошь залило бы кровью. Так что это за навка?

 

Лань Сычжуй ответил:

- Я бы не назвал ее навкой, скорее призраком. Легенды гласят, что первый владелец, слывший поэтом, собственноручно посадил все эти цветы и обращался с ними, как с друзьями, каждый день декламируя в саду свои стихотворения. Здешняя флора впитала поэтическое настроение и вдохновение своего хозяина и в один прекрасный момент обрела душу, обратившись Дамой Распустившихся Бутонов. Когда в сад приходил человек и читал ей красивые поэмы, пробуждая воспоминания о том, кто давным-давно посадил ее, Дама радовалась и преподносила в дар цветок. Но если же стихотворение не находило отклика в ее сердце, или же его строчки не содержали рифмы, она неожиданно возникала из кустов и с силой кидала цветок в лицо наглецу. Человек этот тут же терял сознание и приходил в себя лишь, когда неведомая сила выдворяла его из сада. Десятки лет назад люди шли сюда нескончаемым потоком.

 

Вэй Усянь заметил:

- Романтично, романтично. Но я абсолютно уверен, что в библиотеке Ордена Гусу Лань фолиантов подобного содержания никогда не хранили. Сычжуй, признавайся, что за книгу ты читал, и кто тебе ее дал.

 

Лань Сычжуй зарделся и украдкой взглянул на Лань Ванцзи, опасаясь наказания. Лань Цзинъи спросил:

- Значит, та Дама и впрямь хороша собой? А иначе, зачем бы люди так жаждали встречи с ней?

 

Увидев, что Лань Ванцзи не намеревался бранить его, Лань Сычжуй незаметно выдохнул с облегчением, затем улыбнулся и продолжил:

- Скорее всего, так и есть. В конце концов, обличие ее соткано из столь великолепных цветов, а нрав столь романтичен. Но на самом деле, никто никогда не видел лица Дамы. Большинство людей, даже не владевших искусством стихосложения, заучивали наизусть несколько поэм и читали их Даме, получив в дар свои неувядающие цветы. Изредка, конечно, появлялся человек, запутавшийся в строчках, но и ему не удавалось встретиться с Дамой, потому что он немедленно терял сознание. Однако… одно исключение все же имелось.

 

Другой юноша спросил:

- Какое?

 

Вэй Усянь поперхнулся.

 

Лань Сычжуй ответил:

- Старейшина Илин, Вэй Усянь.

 

Вэй Усянь кашлянул еще сильнее:

- Ну неужели опять? Может быть, поболтаем уже о чем-то другом?

 

Но никто не обратил на его слова ни малейшего внимания, лишь Лань Цзинъи раздраженно замахал на него рукой:

- Да помолчи ты наконец! Так что сделал Вэй Усянь? Он ведь страшный злодей, какой ужас же он мог сотворить на этот раз? Наверняка, схватил Даму и увел ее силой?

 

Лань Сычжуй ответил:

- Совсем не так. Вэй Усянь проделал долгий путь из Юньмэна в Тань Чжоу, только ради того, чтобы увидеть лицо Дамы. Он из ночи в ночь нарочно читал ей плохо рифмованные стихотворения, добиваясь гнева Дамы, брошенного в лицо цветка и выдворения прочь. Приходя в сознание, Вэй Усянь вновь спешил в сад и продолжал декламировать поэмы, путая их строчки. В конце концов, повторив сей трюк двадцать с лишним раз, он все-таки смог разглядеть лицо Дамы, а после вознамерился пойти по миру, прославляя ее красоту. Но Дама Распустившихся Бутонов настолько рассердилась, что на долгое время перестала появляться в саду, а чуть завидев Вэй Усяня, окатывала его целым градом пустоцветов, и зрелище это зачаровывало своим великолепием.

 

Юноши хором прыснули со смеху:

- Вэй Усянь был таким докучливым!

- Тоска и впрямь съедала его?

 

Вэй Усянь коснулся подбородка:

- Причем тут тоска! Кто в юности не совершал пару-тройку подобных поступков? И кстати, с чего вдруг люди вообще заботятся этой историей? Да еще и на полном серьезе увековечивают ее в письменном виде. Как по мне, вот кого точно съедает тоска.

 

Лань Ванцзи смотрел на него. Выражение его лица оставалось все таким же бесстрастным, однако в глазах плясал едва заметный огонек, словно он втайне посмеивался над Вэй Усянем. Тот подумал: «Эй, Лань Чжань, хватит так беззастенчиво хихикать надо мной. Между прочим, я знаю, по крайней мере, восемь, а может быть, и все десять постыдных случаев, произошедших с тобой в юности. И рано или поздно я обязательно расскажу обо всем этим детям и разрушу образ их кристально чистого, безупречного и едва ли не святого Ханьгуан-цзюня. Погоди у меня».

 

Он заявил:

- Дети, в ваших сердцах бушует буря, далекая от добродетели. Вы явно почитывали низкопробную литературу вместо того, чтобы усердно совершенствовать тело и дух. Вернувшись домой, призовите Ханьгуан-цзюня и получите свое наказание. Перепишите правила Ордена Гусу Лань десять раз.

 

Юноши побледнели от страха:

- Десять раз, и при этом стоя на руках?!

 

Ошарашенный Вэй Усянь повернулся к Лань Ванцзи:

- В твоем Ордене заставляют переписывать правила, стоя на руках? Это уже чересчур сурово.

 

Лань Ванцзи спокойным тоном ответил:

- Всегда найдется кто-то, кого обычное переписывание правил ничему не научит. А стойка на руках помогает не только лучше усвоить материал, но и одновременно совершенствует тело и дух.

 

Безусловно, одним из тех, кого переписывание правил ничему не научило, оказался Вэй Усянь, однако он сделал вид, будто не понял, о чем толковал Лань Ванцзи. Сейчас, глядя в прошлое, Вэй Усянь мог лишь порадоваться, что тогда ему не пришлось копировать тексты книг, стоя на руках.

 

Ученики, крайне воодушевившись услышанной историей, решили сделать привал в Саду Распускающихся Бутонов. Во время ночных охот заклинателям довольно часто приходилось ночевать под открытым небом, поэтому все присутствующие привычно разбрелись по разным сторонам, собрали сухих веток и развели небольшой костер. Лань Ванцзи отправился по окрестностям с дозором, чтобы убедиться в безопасности выбранного места и попутно изобразить несколько магических полей на случай непредвиденного вторжения. Вэй Усянь, вытянув ноги, уселся у огня и, воспользовавшись отлучкой Лань Ванцзи, решил наконец-то прояснить ситуацию:

- Так, у меня созрел один вопрос. Что все-таки за значение имеет ваша лобная лента?

 

Услышав эти слова, юноши тут же поменялись в лицах и принялись что-то невнятно бормотать. Сердце Вэй Усяня на миг замерло, а затем забилось все быстрее и быстрее.

 

Лань Сычжуй осторожно спросил:

- Учитель, а разве вы не знаете?

 

Вэй Усянь заметил:

- Стал бы я спрашивать, если бы знал? Неужели я похож на человека, которому настолько нечем заняться?

 

Лань Цзинъи нерешительно промямлил:

- Ну вообще-то да… В конце концов, ведь это именно ты провел нас, заставив выстроиться в очередь и посмотреть на ту девушку…

 

Вэй Усянь пошевелил веткой угольки в костре, подняв в воздух яркие огоньки искр:

- Разве я поступил так не ради ваших закалки, укрепления духа и превозмогания страхов? Ведь результат того стоит. Если вы будете прислушиваться к моим словам, то в будущем они наверняка принесут вам пользу.

 

Лань Сычжуй, казалось, тщательно подбирал выражения для своего ответа и подал голос лишь спустя некоторое время:

- Хорошо, дело вот в чем. Лобная лента Ордена Гусу Лань напрямую связана с нашим девизом «будь праведен» и означает «держи себя в узде». Учитель, вам это уже известно, верно?

 

Вэй Усянь ответил:

- Верно. И что?

 

Лань Сычжуй продолжил:

- Основатель Ордена Гусу Лань, Лань Ань, провозгласил, что адепт нашего ордена может давать себе волю и забыть обо всех правилах лишь с тем, кто предназначен ему Небесами, с человеком, которому он предан всей душой и которого любит всем сердцем. И из поколения в поколение передавался его наказ… Эмм… Лань Ань завещал, что наша лобная лента – предмет исключительной важности, крайне личный и требующий более чем бережного отношения. Адепт Ордена Гусу Лань никому не позволяет ее трогать, даже случайно и безо всякого умысла, сам не обращается с ней, как ему вздумается, и, безусловно, ни за что не свяжет ей другого человека. Это строжайше запрещено. Эмм… Если, конечно, он… он не…

 

Нужда заканчивать фразу отсутствовала.

 

Неискушенные юношеские лица, освященные пламенем костра, залились румянцем. Даже Лань Сычжуй оказался не в состоянии продолжить.

 

Кровь в силой ударила Вэй Усяню в голову.

 

Лобная лента, лобная лента, лоб…

 

Лобная лента и впрямь означала нечто чрезвычайно серьезное!

 

Вэй Усяню вдруг резко перестало хватать воздуха. Он вскочил на ноги, метнулся в сторону и, едва не упав, вцепился в ствол сухого дерева:

- О Небеса! Что же я натворил!..

 

Несколько лет назад клан Вэнь созывал в Цишане Великий Совет Кланов, длившийся семь дней. Каждый из этих дней ознаменовался различными забавами, и одной из них стало состязание лучников.

 

Правила этого состязания были таковы. Все юноши младше двадцати лет, адепты различных кланов и орденов, выходили на специально предназначенные охотничьи угодья, на которых располагалось около тысячи бумажных манекенов размером с человеческий рост, но только одна сотня из целей заключала в себе злого духа. Если юноша сбивал пустой манекен, он тут же выбывал из состязания, и лишь безошибочное поражение мишеней, содержавших злые духи, позволяло оставаться в игре. По ее окончании среди учеников определялся самый меткий, самый продуктивный и так далее.

 

Разумеется, в состязании подобного рода принял участие и Вэй Усянь, наряду с прочими юношами из Ордена Юньмэн Цзян. Накануне соревнования ему пришлось все утро выслушивать прения своего ордена, от которых голова его шла кругом, и воспрянул духом лишь тогда, когда почувствовал на спине привычную тяжесть лука и стрел. Зевая и праздно осматриваясь по сторонам по пути к охотничьим угодьям, Вэй Усянь внезапно скользнул взглядом по прелестному юноше с изящным лицом, излучавшему холодность и отстраненность. Он был одет в красную мантию с округлым воротником, туго затянутыми манжетами и поясом, сплетенным из девяти золотистых колец – церемониальное облачение, выданное всем ученикам, явившимся на Совет Кланов в Цишане. Юноше этот наряд особенно шел. Нотки нежной утонченности смешивались с безудержной мощью молодости, придавая ему поистине восхитительный вид. Облик его невольно услаждал взор любого человека.

 

Юноша, несший на спине колчан с белоснежно оперенными стрелами, как раз проверял свой лук. Его длинные, тонкие пальцы пробежались по тетиве, извлекши звук, подобный дрогнувшей струне гуциня, сильный, но мягкий.

 

Вэй Усяню юноша показался слегка знакомым. Порывшись в памяти, он удовлетворенно шлепнул себя по бедру, наконец, вспомнив его, и радостно воскликнул:

- Ага! Да это же Ванцзи-сюн!

 

К тому времени минул уже год с тех пор, как Вэй Усянь проходил обучение в Гусу, а после был отправлен обратно в Юньмэн. Вернувшись домой, он принялся рассказывать всем свои впечатления от Гусу, не забыв упомянуть и о том, что лицо у Лань Ванцзи, конечно, красивое, но сам он ужасно чопорный, унылый и скучный. Очень скоро Вэй Усянь начисто забыл обо всех своих приключениях в Гусу и продолжил носиться по озерам и горам днями напролет. Раньше он видел Лань Ванцзи лишь в неярких «траурных одеждах» Ордена Гусу Лань, но никогда - в столь красочном и ласкающем глаз наряде, так подходящем его поистине прекрасному лицу. Неудивительно, что внезапно встретив Лань Ванцзи вновь, Вэй Усянь оказался ослепленным представшей картиной и не сумел сразу узнать его.

 

Тем временем Лань Ванцзи закончил проверять лук и немедленно удалился.

 

Художник 青石/默犬 / Shimercury

 

Вэй Усянь, чувствуя неловкость, обернулся к Цзян Чэну:

- Он снова принял меня за пустое место. Эх.

 

Цзян Чэн окинул его безразличным взглядом, также решив считать Вэй Усяня за пустое место. К стрельбищу вели около двадцати входов, свой для каждого Ордена, но едва Лань Ванцзи вознамерился воспользоваться входом Ордена Гусу Лань, Вэй Усянь опередил его и проскочил вперед. Лань Ванцзи сделал шаг в сторону, Вэй Усянь повторил его движение; Лань Ванцзи повернулся в другом направлении, Вэй Усянь последовал его примеру – одним словом Вэй Усянь преградил ему путь и отказывался пропускать.

 

В конечном итоге Лань Ванцзи замер на месте и, слегка приподняв подбородок, учтиво произнес:

- Разрешите пройти.

 

Вэй Усянь сказал:

- О, ты, наконец, заговорил со мной? Тогда скажи, ты притворялся, что не знаешь меня, или все же, что не слышишь?

Неподалеку стояло несколько юношей из других орденов, во все глаза пялившихся на них, перешептываясь и откровенно хихикая. Цзян Чэн в нетерпении цокнул языком и с колчаном за спиной направился к другому входу.

 

Лань Ванцзи поднял на Вэй Усяня холодный взгляд и повторил:

- Разрешите пройти.

 

Вэй Усянь, растянув уголки рта в слабой ухмылке, вскинул брови и слегка посторонился. Арочное обрамление входа было довольно узким, и Лань Ванцзи пришлось прильнуть к его телу, чтобы пройти. Глядя на удаляющуюся фигуру, Вэй Усянь выкрикнул:

- Лань Чжань! У тебя лента съехала!

 

Все ученики именитых орденов тщательно следили за своим внешним видом, особенно, конечно, адепты Ордена Гусу Лань. Услышав эти слова, Лань Ванцзи без малейшего промедления протянул руки к затылку, намереваясь привести себя в порядок. Однако его лобная лента в своей обычной манере плотно и ровно прилегала к голове. Обернувшись, Лань Ванцзи бросил на Вэй Усяня испепеляющий взгляд, а тот, посмеиваясь удачной шутке, зашагал ко входу Ордена Юньмэн Цзян.

 

Когда все ученики разошлись по своим позициям, состязание наконец-то началось. Юноши, выбирая ошибочные цели, выбывали один за другим. Вэй Усянь же не допустил ни единого промаха, и, несмотря на медлительность своих действий, каждой стрелой поражал манекены, содержавшие злых духов. Вскоре в его колчане осталось лишь семнадцать или восемнадцать стрел. Вэй Усянь задумался о том, сумеет ли он оставаться столь же метким, если поменяет руку, но вдруг ощутил на лице прикосновение чего-то развевающегося.

 

От этого касания, бывшего легче ивового пуха, порхающего в воздухе, щека Вэй Усяня зачесалась. Повернув голову, он заметил, что Лань Ванцзи уже каким-то образом оказался возле него, и теперь стоял к Вэй Усяню спиной и натягивал тетиву, устремив взор на бумажных манекенов.

 

Концы его лобной ленты танцевали на ветру, мягко поглаживая лицо Вэй Усяня.

 

Художник 千二百 / yipianchibang

 

Он прищурился:

- Ванцзи-сюн!

 

Лань Ванцзи, уже согнувший лук до формы полной луны, заколебался, но все же ответил:

- Что?

 

Вэй Усянь сказал:

- У тебя лента съехала.

 

На этот раз Лань Ванцзи ему не поверил. Он выпустил стрелу, а затем небрежно бросил, даже не оглянувшись:

- Вздор.

 

Вэй Усянь ответил:

- Но на сей раз это правда! Она и впрямь съехала. Проверь сам, если не веришь. Давай я поправлю.

 

С этими словами Вэй Усянь приступил к делу и схватил конец лобной ленты, мельтешивший у него перед глазами. Но, к сожалению, руки его жили своей жизнью. В Юньмэне Вэй Усянь привык дергать девушек за косы, и теперь, стоило в его ладони попасть длинному, полосообразному предмету, инстинктивное желание потянуть за него как следует бежало впереди зова разума. В итоге, Вэй Усянь без малейших раздумий дернул за конец повязки. Но она и так уже располагалась под небольшим углом, а узел был слегка ослаблен, поэтому вслед за рывком Вэй Усяня лента упала с лба Лань Ванцзи.

 

Рука Лань Ванцзи, сжимающая лук, тут же вздрогнула.

 

Поборов оцепенение лишь спустя долгое время, он медленно повернулся и впился взглядом в Вэй Усяня.

 

Тот по-прежнему держал в руке его лобную ленту:

- Прости, я не нарочно. Вот, повяжи ее вновь.

 

Лицо Лань Ванцзи было мрачнее мрачного.

 

Над его бровями едва ли не виднелась нависшая грозовая туча, а на руке, добела вцепившейся в стрелу, проступили вздувшиеся вены: Лань Ванцзи почти трясся от гнева. Смотря в его налитые кровью глаза, Вэй Усянь, сам того не замечая, сжал лобную ленту в кулаке, подумав: «А я точно сдернул с него повязку, а не оторвал часть тела?»

 

Ошеломленный тем, что Вэй Усянь осмелился смять его ленту, Лань Ванцзи поспешно рванул повязку у него из рук.

 

Вэй Усянь отпустил ее в тот же миг. Прочие ученики Ордена Гусу Лань также прекратили стрелять из луков и приблизились к ним. Лань Сичэнь приобнял за плечо своего младшего брата и тихо заговорил с безмолвным Лань Ванцзи. Все, без исключения, казались крайне серьезными, словно пред лицом могущественного врага. Они отрицательно качали головами и время от времени кидали на Вэй Усяня странные и загадочные взгляды.

 

До его ушей долетели лишь обрывки фраз: «случайность», «успокойся», «не переживай», «мужчина», «правила Ордена» и тому подобное. Вэй Усянь еще больше растерялся. Лань Ванцзи свирепо посмотрел на него напоследок, развернулся и ушел прочь со стрельбища.

 

Тут подошел Цзян Чэн и спросил:

- Ну и что ты натворил на этот раз? Я же тебе говорил – прекращай задирать его. День пройдет зря, если ты не вляпаешься в неприятности, да?

 

Вэй Усянь пожал плечами:

- Я сказал, что у него лента съехала, только и всего. В первый раз я подтрунивал над ним, но потом говорил правду, а он мне не поверил и впал в ярость. Но я ведь не нарочно сдернул с него повязку, почему же он тогда так разозлился, как думаешь? Он даже отказался продолжать участвовать в состязании.

 

Цзян Чэн язвительно хмыкнул:

- Он еще спрашивает! Да потому что он терпеть тебя не может!

 

Стрелы за его спиной тоже почти подошли к концу, и Вэй Усянь принялся наверстывать упущенное.

 

За все эти годы он так и не задумался о том, что же тогда произошло. Поначалу Вэй Усянь сомневался в особом значении лобной ленты для адептов клана Лань, а после состязании и вовсе позабыл о том случае. Но сейчас он припомнил все те странные и загадочные взгляды прочих адептов Ордена Гусу Лань…

 

Какой-то мелкий негодник на глазах у всех сорвал с Лань Чжаня лобную ленту, причем без его на то согласия, а он, тем не менее, справился с собой и не пустил стрелу Вэй Усяню в сердце, прямо здесь и прямо сейчас – благовоспитанные люди действительно пугают!!! Он поистине заслуживает титула Ханьгуан-цзюня!!!

 

Поразмыслив еще немного, Вэй Усянь вдруг осознал, что касался лобной ленты Лань Ванцзи еще несколько раз после того происшествия!!!

 

Лань Цзинъи с подозрением сказал:

- Чем он там занимается, бродя взад и вперед? Переел и теперь не сидится на месте?

 

Другой юноша добавил:

- И лицо то краснеет, то зеленеет… Съел что-то не то?

- Мы, вроде бы, ничего такого не ели… Может быть, из-за значения лобной ленты? Какой-то уж он чересчур взволнованный. Похоже, и в самом деле сходит с ума по Ханьгуан-цзюню. Посмотрите, как он счастлив…

 

Намотав около пятидесяти кругов вокруг засохших цветочных кустов, Вэй Усянь насилу успокоился и, услышав последнюю фразу, не знал, смеяться ему или же плакать. Внезапно за спиной он услышал шаги, ступавшие по сухим листьям.

 

По звуку Вэй Усянь определил, что они принадлежали не ребенку. Вероятно, с дозора вернулся Лань Ванцзи. Вэй Усянь спешно принял свой обычный вид, обернулся и увидел черную фигуру, стоявшую в тени мертвого дерева неподалеку.

 

Фигура была очень высокая, весьма стройная и чрезвычайно величественная.

 

Вот только голова ее отсутствовала.