О том, как я, Алеша и Марина ломали головы, и о том, что Случилось в подвале пятиэтажного дома

 

Марина хотя и обещала всю ночь не спать, но, видно, ничего у нее не получилось. Да и сам я так набегался за день, так устал, что едва положил голову на подушку – сразу и уснул. И Алеша ничего не придумал. Оказывается, вечером он еще долго возился с разноцветным прожектором. Труднее всего было, как он объяснил, надежно укрепить это шаткое‑сооружение на балконе.

Короче говоря, собрались утром на другой день у Марины, и выяснилось, что нет у нас пока средства помешать Грекиному вредительству.

– Если бы адрес знать, – уныло протянул Алеша.

– Тогда бы чего проще, – сказала Марина. – Предупредили бы жильцов письмом, навесили бы они замки, и все в порядке.

– Я вот еще как подумал. – Алеша подошел к зеркалу и носовым платком наискось закрыл половину лица. – Перевязаться, будто зуб болит. Надену отцов кожух и поеду с вами в одном вагоне трамвая.

– Тоже об этом думал. – Я безнадежно махнул рукой. – Опасно. Могут узнать. У Греки глаз, как бинокль.

– А то бы здорово могло получиться. Только вы в подвал спуститесь, а я как заорал бы: «Держи воров!»

– Котька же на посту будет стоять. Забыл?

– Да, не годится. – Алеша засунул носовой платок в карман. – Жалко… Ну, а что же тогда?

Посидели с минуту молча, а потом Марина посмотрела в окно на двор, где возле елки уже толпились нетерпеливые ребятишки, и сказала:

– Времени до вечера много, что‑нибудь придумаем, неправда…

А когда потом было думать? Наряжали елку. Лепили из снега (хорошо, что немного потеплело) всяких чудищ. Столько народу столпилось, столько смеху было! Затем дядя Аркадий вынес баян, и все стали петь песни. А какой‑то жилец нарядился в белую шубу, приклеил бороду – ну, настоящий Дед Мороз! Ребятишки просто визжали от восторга. И тут я вспомнил о Лидушке. Она же дома сидит, скучает, меня ждет не дождется. Я со всех ног кинулся со двора.

Мы прибежали с сестренкой в тот момент, когда Марина {она в своей высокой меховой шапочке с пушистым помпоном показалась мне настоящей Снегурочкой) вскочила на табурет и прокричала, что сейчас начнется конкурс загадок, и те, кто правильно отгадает, получат награды. Она подняла над головой прозрачный кулек, почти полный конфет и желтых мандаринов.

– Награды буду выдавать я! – басом распорядился белобородый Дед Мороз и взял у Марины кулек. – Загадывай, Снегурочка, первую загадку…

Загадки были совсем простые. Ребятишки хором кричали ответы, и Дед Мороз то и дело запускал руку в кулек и протягивал счастливчикам награды.

И Лидушке досталось. Обыкновенный батончик (за семнадцать копеек – сто граммов) она жевала с таким удовольствием, будто вкусней и не было на свете, конфет.

Только сейчас я по‑настоящему понял, как это здорово Марина придумала – нарядить елку во дворе. А ведь могла вторую елку и у себя в комнате оставить., И какой бы толк? Ходи от одной елки к другой. Много радости!

А тут какой праздник! Наверное, человек сто собралось. Или даже больше. Побросали дома свои елки и – сюда!

После конкурса водили с песнями хоровод. У дяди Аркадия пальцы от холода совсем покраснели, а он не замечает– знай нажимает на кнопки да мехи растягивает.

Мне тоже было весело, и хотелось вместе с Мариной встать в хоровод. Но не решился. Стеснялся как‑то. А самое главное – не мог забыть о вечерней операции.

Угомонились только часам к двум. И то лишь потому, что на обед надо было расходиться. И нам с Лидушкой пора было обедать. Хватит, повеселились. Сколько можно! Время бежит, а ведь так ничего и не решили. До начала операции шесть часов осталось.

По дороге домой сестренка спросила:

– Почему в нашем дворе нет елки?

– На будущий год тоже сделаем. Еще лучше.

Дома Лидушка принялась взахлеб рассказывать маме, что видела в чужом дворе, какую получила награду, а я, проглотив наспех обед, снова поспешил к Алеше. Надо же что‑то делать. А то получится, что стану вместе с Грекой поджигателем. Ну, чем я могу помешать?.. Обещали думать, а сами…

Но я напрасно обвинял моих товарищей. Пока ходил обедать, Марине, оказывается, пришла в голову блестящая идея.

Она вспомнила, что ее дядя недавно купил портативный магнитофон «Спутник». Совсем маленький, на батарейках, чуть ли не в карман помещается. Марина решила выпросить на этот вечер магнитофон и чтобы дядя на самой большой громкости записал бы какие‑нибудь грозные слова.

Это мне Алеша все рассказал. А самой Марины не было – поехала к дяде выпрашивать магнитофон.

– Отлично получится! – горячо убеждал Алеша. – Только в подвал спуститесь, а ты – хоп кнопку! «Эй, эй, кто там безобразничает! Держи! Хватай!!»

Не надо иметь большой фантазии, чтобы представить, какой бы это произвело эффект. Все равно, что бомба разорвалась бы.

– Вот девчонка! – невольно воскликнул я. – А магнитофон под ремень засуну.

– Самое удобное место, – согласился Алеша. – Пальто в это время расстегнешь, чтобы звук лучше раздавался.

Но тут меня взяло сомнение:

– А если что‑то не так сработает и… засыплюсь? Грека магнитофон отнимет. И вообще…

– Что может не сработать? Ерунда! – принялся доказывать Алеша. – Главное, кнопку не перепутай… Ага, я пластилин на эту кнопку прилеплю. Тогда не перепутаешь…

Минут сорок прождали Марину. Замучились. По правде говоря, под конец я немного остыл и втайне уже надеялся, что дядя ее все же не рискнет одолжить дорогой магнитофон. Это Алеше легко говорить, он дома будет сидеть… Хорошо бы не дал. Ведь дяде и самому в такой вечер он должен понадобиться…

Однако нам так и не суждено было узнать, как распорядился бы Маринин дядя своим новеньким «Спутником». Дяди просто не оказалось дома. Встречать праздник он уехал к друзьям в другой город. И магнитофон, естественно, взял с собой.

Алеша закусил губы. И Марина сидела опечаленная. Так прошло минуты три. И вдруг я вскочил, поднял вверх руки.

– Что с тобой? – Под очками глаза Марины распахнулись чуть ли не во всю ширину стекол. – Чему радуешься?

– Придумал! Мы сделаем свой магнитофон. – Я с минуту наслаждался впечатлением, которое произвели мои слова.

– Ну, говори же! – не выдержал Алеша.

– Надо изготовить обыкновенную трещотку. Пуговица на резинке. И в пакет положить.

Алеша хлопнул себя по лбу:

– Как же я сам не догадался! Ребята, дайте мне полчаса – и такую сработаю трещотку, что самим чертям станет страшно!

Мы с Мариной вышли во двор к елке, где все еще продолжалось веселье, а «великий мастер» уединился в своей мастерской.

Подольше, чем полчаса, провозился Алеша, но зато сделал все на славу. Мы зашли к Марине в комнату, закрыли дверь и несколько раз проверили трещотку в действии. Работала безотказно. Стоило разжать пальцы и бросить пакет на пол, как в середине его туго закрученная на резинке палочка начинала с таким шумом колотиться о бумагу, что во всех комнатах было слышно. На что уж Маринин дедушка туговат был на ухо, и то просунул в дверь седую голову:

– Что за пулемет такой?

– Это, деда, диверсантов стрелять! – весело крикнула Марина.

Я поднял переставшую биться трещотку и задумчиво сказал:

– Магнитофон хороший. А вот как буду закручивать в подвале резинку?

– Зачем в подвале? – Алеша все уже продумал. – Накрутим заранее. И положим в книжку. А книжку сунешь под ремень. Дальше совсем просто. Вынимаешь книжку и бросай ее.

– А сработает?

– Сомневаешься?

Испытали и вместе с книжкой. Работает.

– Дело верное, – сказал Алеша. – Главное, не опоздай смотри. Чтобы не успел прикурить. Бросай куда‑нибудь в угол или прямо под ноги ему.

– Ой, Боря… – сказала Марина и с тревогой посмотрела на меня. – Так волнуюсь. Мы будем переживать за тебя. Правда, Леня?

– Если бы я мог еще чем помочь…

– Да будет вам! – Я небрежно зевнул, а самому тоже сделалось тревожно.

На улице начинало темнеть.

– Пошли елку освещать! – оживился Алеша.

Мне показалось, что Алеша просто хотел переменить тему разговора. Ведь стемнело еще не очень сильно. Рано освещать.

Все же мы поднялись к нему на пятый этаж и прошли на балкон.

Алешин прожектор и в самом деле был шатким сооружением. Рефлектор с лампой и широкой картонкой трубой он укрепил на доске, а доску поставил наклонно и привинтил проволокой к перилам. От этого сооружения к углу балконной двери тянулся электрический провод.

Пока мы с Мариной все рассматривали и шумно удивлялись инженерным способностям Алеши, низкое небо, с которого, не переставая, сыпал снежок, совсем потемнело. «Инженер» включил лампу и – чудо! Елка, снег вокруг нее и ребятишки, никак не хотевшие отходить от нарядной красавицы, – все стало розовым и словно волшебным.

– Какой еще желаете цвет? – победно спросил Алеша.

– Синий, – сказала Марина.

И в ту же секунду елка, снег и ребята, задравшие головы, – все окрасилось в мягкий голубой цвет.

– Ура! – закричали снизу. – Еще! Красный! Зеленый! Золотой!..

Им бы хоть до ночи кричать и радоваться. Алеша светил до тех пор, пока труба не начала дымиться…

Время бежало незаметно. Когда часы показали десять минут восьмого, Алеша до отказа накрутил резинку и положил пакет в старенький тощий учебник географии. Я засунул книжку под ремень, застегнул пальто.

– Шито‑крыто! – Алеша потыкал кулаком в мой живот. – Ничего не заметно.

– Пошел, – сказал я глухо. – Провожать не нужно.

– Борь, ты хоть позвонишь? – спросила Марина. В ее голосе угадывалось такое беспокойство, что я понял: просто, без шутки, уходить нельзя.

– 2–15–33, – гнусавым тоном робота пропищал я. – Разведчик номер «2‑Б» сообщит результаты операции через один час семнадцать минут…

Пошутить пошутил, а тревога не покидала. Чем все кончится?..

Возле Грекиного дома меня уже поджидали. В руке Грека держал вчерашнюю коробку, перевязанную шпагатом.

– Порядок. Команда в сборе, – вполголоса сказал Грека. – Проверим. – Он похлопал себя по карманам. – Сигареты есть. Спички есть…

– А зачем спички? – с испугом спросил Котька.

– У каждого буду прикуривать просить? Соображать надо!

– А‑а, – протянул Котька.

– Бэ‑э! Глядеть противно. Трясешься, как щенок! По‑русски же сказал – никаких пожаров. Тряхни‑ка лучше мелочью. На трамвай найдется?

– Найдется.

– Проверим. – Грека запустил руку в карман его штанов. Вытащил, несколько монет. – О‑о! Даже полтинник! Богато живешь. Это и на такси хватит. – Он положил монету в карман, остальную мелочь сунул Котьке.

«Неужели и правда поедем на такси?» – подумал я.

Как бы не так! На соседней улице Грека подвел нас к трамвайной остановке, куда, блестя зелеными глазами, уже подкатывал полупустой вагон.

На мягком диванчике Грека устроился, как у себя дома. Развалился, ноги вытянул, рассеянно уставился в окно.

– Молодые люди, – вдруг раздалось в динамике над самой головой, – оплатите свой проезд.

Котька толкнул Греку:

– Слышишь?

– С ушами! Меди, что ли, не можешь в кармане сыскать? Все я, я!

Нет, я бы не стерпел. А Котька покраснел словно рак и пошел к билетному автомату.

«Только бы не растеряться, – подумал я и покосился на Греку. Колонизатор какой! Ну, обожди, посмотрим, что у тебя за нервы…»

Ждать пришлось порядочно. Проехали остановок десять. Здесь и улицы были мне незнакомые. Наконец Грека поднялся:

– Выходим.

Шли молча. В окнах разноцветными огоньками светились новогодние елки, встречались смеявшиеся люди, а мы шли и угрюмо молчали. Куда идем, зачем? Поджигать в каком‑то чужом подъезде рукава от старого ватника. До чего же глупо, бездарно! Как бы я себя чувствовал сейчас, если бы шел делать именно это? Если бы обо мне сейчас не волновались Алеша и Марина…

Возле угла пятиэтажного дома Грека неожиданно остановился. Достал сигарету и чиркнул спичкой. Сломалась. Чиркнул вторую. Сломалась. Волнуется, понял я. Трусит. Наверное, где‑то близко. У меня тоже гулко застучало в груди.

Грека затянулся дымом и бросил быстрый взгляд по сторонам. Потом задрал голову и долго смотрел вверх. Наконец выдавил:

– Здесь. Первый подъезд.

– Может, не. будем, Гриш? – жалобно прошептал Котька.

Грека выругался:

– Шавка! Учи таких!.. Встанешь у подъезда, и все! Пошли.

Нам и правда вряд ли что грозило, но как трудно было идти вперед!

У подъезда – никого. Понятно: в каждой квартире готовятся к встрече Нового года. Не до гуляний. Котька остался стоять возле дверей, а мы с Грекой вошли в подъезд. Ступеньки справа вели вверх, ступеньки слева – в полутьму подвала. Тихо. Где‑то играет музыка, где‑то гудит пылесос.

Грека потянул меня за рукав. Мы переступали со ступеньки на ступеньку. Ниже, ниже. Пахнуло теплой сыростью, запахом кошек. Куда‑то свернули, и наступила почти полная темнота. Я задыхался. Стал судорожно расстегивать пуговицы пальто. Вот она, книжка! Я сжал ее, нащупал пальцем между страницами острый край пакета. И тут же услышал звук лопнувшего шпагата. Пора! Я что есть силы швырнул книгу куда‑то в темноту. Я ожидал треска, был готов к нему. Но в уши ударил не треск. Послышался настоящий грохот. Что‑то трещало в темноте и билось, как живое и страшное существо. Меня швырнуло в сторону, едва не сбило с ног. Это Грека. И в ту же секунду раздался его стон.

 

Когда я взлетел по ступенькам наверх, то увидел Греку. Лица не увидел. Обеими руками он держался за голову. Котька уже скрылся за углом. И мы побежали туда.

Остановились только на улице. Дышали тяжело – не могли говорить. К нам, то и дело оглядываясь, подошел Котька.

– Что это там? Думал: убили вас.

– Черт его знает… – Грека застонал. – Голову расшиб. – Он отнял от лица руку. – Кровь есть?

– Не видно, – сказал Котька.

– Слышал? – обернулся ко мне Грека.

– Еще бы! Чуть не умер со страху. – Я не врал. Сам не предполагал, что так испугаюсь. А каково было Греке? Он‑то совсем не ожидал.

– Ничего не пойму. – Грека сплюнул. – Как застучит? Прямо под ногами где‑то.

– Может, это у них такая сигнализация специальная, тайная? – сказал я. – Пожалуйста, заходи, подвалы открыты, а потом – раз!.. Хорошо, что на месте преступления не захватили.

Котька снова оглянулся:

– Пошли отсюда скорей…

Обратно ехали еще более молчаливые. Я‑то радовался, вспоминая все подробности происшествия, но виду – ни‑ни!

Сидел мрачный и будто страшно злой. А Грека все прикладывал к огромной шишке на лбу пятак, который из жалости пожертвовал ему Котька.

Такие же хмурые, недовольные и расстались мы. О новой встрече не уславливались. У меня, правда, чесался язык поздравить Греку с Новым годом, но я все же удержался.

Я забежал во вчерашнюю телефонную будку с разбитым стеклом, набрал номер и, не очень заботясь, что меня могут услышать снаружи, радостно сказал:

– Алеша! Докладывает «2‑Б»: операция диверсантов созвана. Противник понес потери.

– Потери? – переспросил Алеша.

– Грека фонарь набил себе на лбу. Вот такущий! – Я показал кулак, будто Алеша мог видеть его.

– Боря, ты молодец!

– Командир, поздравляю с Новым годом!

– Спасибо! Тебя – тоже.

– И Марину поздравляю!

– Обязательно передам сейчас.

Я повесил трубку. Молодца‑то, наверное, дома ждут не дождутся.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,