О прерванной шахматной партии, о том, как я продолжаю тренировать волю, и об одном очень смешном недоразумении

 

Не думаю, чтобы Грека с кем‑нибудь еще делился своей невеселой историей о покинувшем их отце. А мне вот взял и выложил все. Выходит, что я расположил его к себе, вошел в полное доверие. Как разведчик, я мог бы гордиться «полученной информацией». Только никакой гордости почему‑то не испытывал. Я даже не знал, имею ли право рассказать своим друзьям об этом. Хотя Грека ни о чем и не предупреждал меня, но вряд ли ему будет приятно, если стану болтать об этом направо и налево. Конечно, Алеша и Марина – это не «право и лево», но как знать, возможно, им тоже не обязательно говорить про это…

В тот день так ничего и не сказал им. Просто информировал, что раненый «противник» до сих пор вынужден отсиживаться дома и никаких новых злодейских дел пока не замышляет.

А на другое утро мы и думать забыли про Греку. Я сидел у Алеши (играли в шахматы), когда зазвонил телефон. Алеша взял трубку, послушал и произнес всего лишь два слова:

– Идем. Сейчас.

– Куда это? – Мне жалко было прерывать партию: еще три‑четыре хода, и сопернику неминуемо грозил «мат».

– Марина зовет.

– Может, доиграем?

– Что‑то стряслось у нее. Сказала, чтобы немедленно спускались.

Если немедленно, то какой разговор! Фигуры на доске я, на всякий случай, смешивать не стал. Не мог же я ведать, на пороге каких событий мы все стоим.

К Марине стучать не пришлось. Дверь была приоткрыта – хозяйка поджидала нас.

– Случилось что? – с тревогой спросил Алеша.

Марина проводила нас к себе, велела сесть на диван‑кровать, а сама, в синих брюках, в цветастой кофточке с открытыми по локоть руками, стояла посреди комнаты, словно манекенщица, когда новые моды по телевизору показывают. Я с любопытством ждал, что будет дальше.

– Мы члены какого клуба? – спросила она и вприщурку посмотрела на меня, на Алешу.

– Веселых и добрых, – сказал Алеша.

– Веселых и щедрых, – поправил я. – Лучше как‑то звучит.

– А я предлагаю добавить: «И настойчивых». Ты, Леня, говорил, что щиты для катка достать невозможно. А я утверждаю: че‑пу‑ха! Только что звонила Наташа – дочка моего дяди. Помните, магнитофон хотела у него просить?.. Так вот, Наташа сказала, что вчера – слышишь, вчера! – им привезли щиты, вчера же их установили во дворе, а сейчас, в эту минуту, заливают каток.

Алеша произнес, глядя в пол:

– Ты так говоришь, будто щиты у меня в подвале сложены и мне жалко их отдать. Я же точно знаю: ребята ходили в жэк, и там сказали: щитов нет и не будет.

– Ленечка, – Марина положила руку ему на плечо, видно, поняла, что Алеша обиделся, – вот я и предлагаю в название клуба добавить слово «настойчивых». Ребятам не дали, а мы должны добиться.

Я вспомнил о прерванной шахматной партии.

– Марина, этот Наташин каток – не в другом городе?

– Нет, Боречка, не в другом. В нашем городе.

– Тогда, наверное, в другом районе. Ты долго тогда ездила…

– Но какое это имеет значение?

– Другой район, другой жэк, другой управдом…

– Что ж, я не против, – сказал Алеша. – Можем сходить. До жэка – не сто километров.

«Эх, – подумал я, – было бы у него выигрышное положение, не то бы сейчас сказал… Хотя вряд ли, разве устоять ему против Марины?»

Честно говоря, у меня не было охоты тащиться куда‑то в жэк. Тем более, ребятам однажды уже отказали.

А Марина – ну что она за человек, словно каким‑то электричеством заряжена! – обрадовалась, затормошила нас, догнала скорей одеваться. Дома у Алеши я только покосился на шахматную доску с расставленными фигурами. О том, чтобы продолжать игру, и заикнуться было бы смешно. Алеша, не мешкая, набросил пальто, натянул шапку. Как же: Марина велела, ждет!

Она и в самом деле стояла в подъезде, нетерпеливо похлопывала варежками по ладони…

Близорукая, близорукая, а все видит сквозь толстые свои, продолговатые стекла. И тут сразу заметила, что лицо у меня, как она выразилась, «какое‑то такое кисловатое».

– Напрасно время теряем, – пояснил я. – Пошли бы лучше снова на горы. Санки бы захватили…

– Лень, – Марина обернулась к Алеше, – какой‑то странный он человек. Ты не находишь?

– В чем странный?

– То восхищаемся им: смелый, находчивый, волевой, то– размазня. Никакой воли.

– Просто не верю я. Тащимся в этот дурацкий жэк…

– А ты должен поверить. Сначала направь свою волю на то, чтобы поверить.

– А если не направляется?

– Плохо. Все же, значит, маловато ее у тебя. Надо больше тренироваться. Как ты считаешь, Лень?

– Тренировка – великое дело, – не нашел ничего более оригинального сказать Алеша.

– Новость с бородой. – Я чуточку обозлился.

– Старые истины потому и старые, что всегда верны.

Это, пожалуй, тонко она подметила. Я даже позавидовал Марине. Головастая! Только вряд ли сама додумалась. Вычитала где‑нибудь. Вон сколько книг на полках!

– Значит, согласен: с волей у тебя, Боречка… недовес? – Марина засмеялась. – Как у того богатого американца.

От ее шутки и мне стало весело.

– Знаю средство: сначала пойду к одному ученому, который поворачивает шеи, чтобы назад ходить. С этим потрясающим аттракционом буду выступать в цирке. А когда разбогатею, пойду к другому ученому – покупать железную волю…

Мы и не заметили, как дошли до жэка. Еще бы, почти всю дорогу шутили да смеялись.

Шутили, смеялись, но для усиленной тренировки моей воли Марина все же потребовала, чтобы предстоящие ответственные переговоры с начальством начинал я.

– Может, и богатства тебе не потребуется. И без денег наживешь волю…

Главное начальство мы не застали. В небольшой комнате, за первым столом, сидел худощавый дядька с масляным пятном на щеке, в потертой спецовке‑ватнике. Я додумал, что это слесарь‑водопроводчик или электрик. В общем, человек в жэке неслучайный. На все мои назойливые вопросы – где управдом, когда будет, можем ли мы подождать – дядька отвечал довольно охотно. И подождать разрешил, даже с удовольствием, будто только нашего общества ему и не хватало.

– Располагайтесь, если какое сурьезное дело. Лавку не просидите.

– Скажите, пожалуйста, – я старался говорить как можно серьезнее, – в вашем жэке нельзя получить деревянные щиты для катка?

– Щиты для хоккейной коробки? – Дядька еще больше оживился. – Ну, даете по бездорожью! Всем щиты, щиты! А где взять? Об этом подумали? Поставь им, видишь, в каждом дворе коробку! Это ж сотни кубов досок. Котелками варите: сотни! А мы получаем… Ой, боже! Что мы получаем… Дыры залатать. Так что, хоккейная команда, по этому вопросу лавку вам просиживать не с руки. Завертайте оглобли и домой, по снежку…

Что и говорить, такое начало не обнадеживало. Я бы лично «завернул оглобли», но Марина сидела на лавке твердо, она‑то до прихода управляющего домами ретироваться не собиралась. Что ж, мне надо было продолжать свои обязанности:

– Но ведь доски всем жэкам дают. Почему тогда в одном районе нашего города, на улице…

– Шота Руставели, – подсказала Марина.

– …только что вчера привезли щиты, а сейчас заливают каток.

– Дорогуша, так свет устроен: у тебя – есть, у меня – нет. Откуда щиты? Да всяко бывает. Должно, шефы подвалили. Шефы есть – ой‑ей! Тыщи кидают, не смотрят. Им что, если, припустим, завод. Миллионные обороты у него. Или управдом шибко смекалистый, поворотный. Везде успевай, крутись! Зеленые вы, где вам сообразить…

Зазвонил телефон. Наш собеседник в спецовке схватил трубку и закричал в нее таким голосом, что я отодвинулся на край лавки:

– Жэк слушает! Акимыч? Ты?.. С прошедшим тебя! Это я – Прохоров… Нету Дарьи Михайловны… Куда ж денется, должна быть. Сам жду… Слушай, Акимыч, друг сердечный, как бы нам встретиться? Посидим… Что?.. Воду в девятом вчера подключили. Слушай…

Минуты через две мне стало казаться, что самое любимое дело водопроводчика Прохорова – разговаривать по телефону. Вскоре нам стало известно, как он провел новогодние праздники, какие закуски подавали у Петра Ивановича, на каких объектах работал вчера и собирается работать сегодня, узнали, гдё можно достать медный купорос…

Долго бы мне, наверно, не выдержать. Хотя бы на улицу пойти – там подождать. Но вдруг открылась дверь и по‑хозяйски, размашисто вошла высокая женщина в черном берете и в пальто, стянутом поясом.

– Иван Данилыч, – густым голосом сказала она, – кончай разговор. Мне в редакцию звонить надо.

Она прошла к шкафу, сняла пальто, усмехнулась чему‑то про себя и посмотрела в нашу сторону.

– Что за делегация? По какому такому нешутейному вопросу?

Марина толкнула меня локтем, но я уже сам понял, что это явилась управдомша и что мне надо начинать все сначала.

– Здравствуйте… – только и успел я сказать. В это время Иван Данилович, без промедления положивший трубку, хохотнул в кулак:

– По вопросу тому же самому: подавай щиты на коробку! Я им, Дарья Михайловна, все как есть разъяснил. Повертайте, говорю, оглобли. Нет, сидят…

– Со щитами, он верно сказал, плохо. Но почему обязательно – коробка, хоккей! Будто ничего другого нельзя придумать.

Дарья Михайловна вынула из сумки сигареты. Я воспользовался этой паузой:

– Товарищ управдом…

– Вот ты… – Дарья Михайловна зажгла спичку. – Вот ты где живешь?

– На улице Мечникова, – ответил я.

– На Мечникова? – живо переспросила она. – Интересно. А дом?

– Дом 42.

– Э‑э! – Она бросила спичку в пепельницу. – Скучный народ в вашем доме. Никакой инициативы… Иван Данилыч, – обернулась она к водопроводчику, – послушай, какая история. Звонят утром из газеты. Меня разыскивают. «Сейчас, говорят, к нам в редакцию принесли снимок: снежная баба на современный лад. Отличный снимок. Но никаких фамилий. Вы, говорят, не могли бы подсказать, кто у вас в доме 48 по Мечникова творит такие произведения искусства?» Пообещала узнать. А сама в толк не возьму, какая такая снежная баба на современный лад. И вот пошла посмотреть, не поленилась…

Я с трудом сдерживал смех. Взглянул на Марину. Она губу закусила, тоже вот‑вот прыснет. Алеша и не пытался скрыть улыбку.

– Ну, Иван Данилыч, – продолжала управдомша, – и насмеялась я! Почище «Тринадцати стульев»! Замечательные там ребята, в доме 48. Елку под Новый год во дворе украсили. Сами все. И помощи у нас не просили. До сих пор стоит. Вся в игрушках. Горку ледяную сложили… А вы чего улыбаетесь? – Дарья Михайловна строго оглядела нас. – Рядом живете, посмотрели бы, что те ребятишки делают. Поучились бы… Я вот тут фамилии самых главных зачинщиков записала… – Она снова открыла сумку. Полистала блокнот. – Сапожкова Марина, шестой класс, Климов Алексей. И он в шестом. Вот, не улыбаться вам надо, ребята, а брать с них пример. Тоже ведь, похоже, шестиклассники. Ты, девочка, в каком классе?

– В шестом.

– Вот видишь. А как фамилия?

– Сапожкова.

– Что значит – Сапожкова? – Дарья Михайловна взглянула в блокнот. – Сапожкова – в доме 48.

– И мой – 48.

– Значит, ты…

– Марина.

Сначала у Дарьи Михайловны покраснела шея, потом щеки, лицо ее задрожало, и в следующую секунду она разразилась таким хохотом, что из соседней комнаты прибежала испуганная девушка с пузырьком клея в руке…

Затем Дарья Михайловна обо всем расспрашивала нас, что‑то в блокнот даже записывала, но нет‑нет да и снова принималась хохотать. Все не могла забыть, как стыдила Марину.

Я несколько раз собирался про щиты напомнить, но оказалось, что Дарья Михайловна и сама помнила об этом.

– О коробке не беспокойтесь. Для вас из‑под земли достану. Да что тут много говорить: считайте, что хоккейная коробка у вас во дворе уже стоит.

– Уже? – я хитровато засмеялся. – Вот не знали, что вы такая волшебница!

– С вами не заскучаешь! Прямо «Кабачок тринадцать стульев».

– Только мы не кабачок, а клуб. – Марина взглянула на Алешу, будто спрашивая, можно ли говорить. – Наш клуб почти как КВН – «Клуб веселых, щедрых и настойчивых».

– Хороший, видать, клуб. И кого же туда принимаете?

– А всех. Кто захочет.

– Тогда и меня записывайте. Веселых люблю, настойчивости – не занимать, ну и… вроде не скупая. Коробку поставим во дворе завтра. Щиты привезем, песку пару самосвалов… Клуб придумали! Слышишь, Иван Данилыч!

Водопроводчик достал из кармана рукавицы.

– Клубов теперь всяких развелось – по всем трем программам.

– Ты вот что, – сказала Дарья Михайловна, – увидишь плотника – предупреди, что завтра в сорок восьмом по Мечникова коробку будем ставить. Не забудь, смотри! Так и скажи: я велела!.. Вот, ребятки мои золотенные, и поставим вам коробку. В хоккей, наверно, будете гонять, команду подберете, а?

– Как же, обязательно! – Алеша сдвинул брови. – У нас много ребят. Играть любят все.

– Да, коробку поставить – дело нехитрое… – Дарья Михайловна задумалась, постукала карандашом по телефону. – Да, нехитрое, – повторила она и вдруг решительно сняла трубку. – Ну‑ка, попробую.

Я что‑то не совсем понимал, о чем она говорит.

– Комитет? – спросила Дарья Михайловна в трубку. – Попросите Вершинина… Василий Андреич? Пашкова беспокоит. Василий Андреич, ты не забыл, о чем говорил на последнем совещании?.. Отлично! И помнишь свое обещание – всячески развивать работу с дворовыми хоккейными комодами?.. Отлично! А насчет комплектов хоккейного снаряжения?.. Ах, забыл? Может, напомнить? У меня память хорошая… Что значит – тянут? Напомни! Вот так, Василий Андреич, знай: я тебе покоя не дам, пока не выложишь в полном комплекте… Хорошо, подожду. А что есть? Клюшки. Давай… Коньки. Давай… Не жмись. Для тебя же стараюсь. Таких золотенных ребятишек подбираю тебе – через год чемпионов из них сделаешь. Глядишь, приз «Золотую шайбу» с ними привезешь… Не шучу. В общем, выделяй тренера и всю амуницию! Деньги на ваш счет переведем без задержки. Привет!

Не знаю, как Алеша, а я просто ушам своим не верил.

– Все поняли? – Дарья Михайловна весело усмехнулась. – На первый случай выдадим коньки с ботинками, клюшки, а потом обещают всю амуницию.

– И каски? И фуфайки с номерами? И перчатки? – Алеша даже привстал со скамейки.

– Пусть только не дадут! К секретарю горкома пойду!.. Но тренироваться, ребятки, как следует. Сама буду проверять.

– Жаль, девочки не играют в хоккей, – сказала Марина.

– Фигурным катанием занимайтесь. Чудесный спорт. В дни соревнований как сонная муха хожу. До двух ночи – у телевизора. Не могу оторваться… Ай, заговорилась! В редакцию ж велели позвонить. Так ты из дома сорок два? – спросила меня Дарья Михайловна.

– Это не имеет значения. – Марина энергично тряхнула косами. – Боря Блохин у нас главный консультант…

– Ну, держись, главный консультант! – Дарья Михайловна приготовилась набрать номер телефона. – Прославят вас на всю область!

– Мы, пожалуй, пойдем, – скромно сказала Марина. – Большое вам спасибо!

– До завтра! Готовьте ребят, помогать будете…

Мы вышли, на улицу, очумело посмотрели друг на друга и тоже захохотали, не хуже чем сама веселая управдомша Дарья Михайловна.

– Ну, братцы, – сказал я, – события! Приснилось бы такое – не поверил.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ РАЗДЕЛИТ РАДОСТЬ РЕБЯТ, УЗНАЕТ КОЕ‑ЧТО О МОДНЫХ ТАНЦАХ, А ТАКЖЕ О ТАЙНОМ ДЕВЧОНОЧЬЕМ ЗАГОВОРЕ

 

По всему чувствовалось – управляющая домами из числа тех людей, что слов на ветер не бросают. И все же мне плохо верилось, чтобы уже на другой день в Алешином дворе могло появиться ледяное поле, огражденное деревянным барьером.

Но, видно, я не напрасно назвал Дарью Михайловну волшебницей. Утром я задержался: водил сестренку в поликлинику, и когда в двенадцатом часу примчался наконец во двор дома № 48, то застыл в изумлении. От самой ледяной горки до трех лип, росших одна возле другой, стояла ровненькая, из желтых новеньких досок хоккейная коробка. Ничего себе «коробка»! Два раза на хорошей скорости обежишь кругом – и язык на плечо.

Работа шла вовсю. От рыжих куч песка почти ничего уже не осталось – ведрами, лопатами ребятишки подтаскивали песок к барьеру, высыпали и крепко утрамбовывали ногами.

Алешу среди суетившихся ребят не сразу и приметил. Он не песок таскал, а фанерной лопатой орудовал внутри «коробки». Снегу за последние дни нападало немало, и потому его надо было из левой, более высокой стороны поля переместить направо. Это мне Алеша потом объяснил. А руководил расчисткой катка сам Иван Данилович Прохоров. Оказывается, и его заставила потрудиться Дарья Михайловна. И правильно: он же специалист, водопроводчик. Кто лучше посоветует, как заливать каток?

Лишней лопаты, конечно, не нашлось. Иван Данилович узнал меня, кивнул, как старому знакомому, и велел трамбовать снег в правой стороне площадки. Эта работа была веселая, там из угла в угол уже носилось несколько «трамбовщиков». А двое даже борьбу затеяли – обхватив друг дружку, катались по снегу. Их не разнимали: ведь тоже работают, не ногами, так спинами.

Через минуту ко мне присоединилась Марина. Носить песок ей надоело. Увидела, как я буги‑вуги ногами выделываю, бросила ведро и принялась рядом со мной пританцовывать.

– Это что, танец жителей острова Борнео? – придерживая рукой очки, улыбнулась Марина.

– Старо. Последний крик моды – смесь рока с шейком. – Я упал на спину и стал дрыгать вверху ногами…

Вот так и работали мы. Обидно, что в поликлинике задержался, – немного пришлось потрудиться. Иван Данилович протянул к дому водопроводный шланг, что‑то подкрутил возле подъезда, шланг надулся, и с треском хлынула из его свободного конца струя воды.

Охотников подержать конец тяжелого шланга нашлось столько, что я и просить не пытался. Да и прав было маловато: на работу опоздал и двор все‑таки чужой.

Я не ожидал, что на заливку катка уйдет так много времени. На обед отправился – поливали, через час вернул я – снова льют и льют. Лишь к вечеру поверхность катка стала более или менее ровной.

К тому времени во двор заглянула и Дарья Михайловна. По‑хозяйски обошла вокруг барьера, в двух местах притоптала песок. Заметив Марину, весело округлила глаза, поманила рукой:

– Пары четыре фигурных коньков с ботинками, кажется, могу выбить для вас. У тебя‑то есть коньки?

– Да, чешские, белые… Папа купил. Спасибо. – Тогда других поспрашивай. Хорошо бы небольшую секта организовать. Насчет тренера говорила в комитете, обещают.

– Я все обязательно узнаю, – сказала Марина.

– А клюшки когда будут? – спросил кто‑то из ребят.

– Клюшки и коньки будут завтра. На двадцать человек. Наберете столько?

– Наберем!

– А тренер будет приходить?

– И фуфайки дадите?

– А как называться будет команда?…

Дарья Михайловна не успевала отвечать.

– Об имени команды сами думайте.

– Я уже придумал. – Алеша оглядел столпившихся ребят. – Такой команды нигде нет. «Ураган»!

– Сила! Класс! – зашумели кругом. Название понравилось всем. И мне понравилось. Перед одним таким грозным названием любой противник дрогнет.

– Хочу, однако, предупредить, – Дарья Михайловна повысила голос, чтобы все слышали, и показала на площадку. – Лед за ночь застынет, утром выбежите на коньках и начнете гонять шайбу. И знаю, что получится. Утром – хоккей, днем – хоккей, до самой ночи – хоккей. На других площадках города такая картина уже наблюдается. Сунется на лед первоклассник – гонят, девочка хочет покататься – гонят. Все хоккей и хоккей. Предупреждаю: так дело не пойдет! Каток для всех. Продумайте расписание и вывесите на щите. Пусть все видят. Без этого никаких хоккейных доспехов выдавать не будем. Все слышали? Вот так… До свидания. Не опоздайте, – она посмотрела на часы, – через десять минут – новый фильм по телевизору.

Дарья Михайловна ушла, а мы еще долго, до самой‑самой темноты, забыв и про новый фильм, обсуждали всяческие хоккейные проблемы. И Марина, в окружении девочек, о чем‑то шепталась. Они стояли чуть в стороне, и я не слышал их голосов. А потом девчонки вообще куда‑то скрылись.

Перед тем как расходиться, ребята щупали лед. Вода за барьером уже взялась хрупкой корочкой, начинала твердеть в глубине.

– К утру как во Дворце спорта будет ледок, – радостно сказал Алеша. Он оглянулся. – А куда Марина девалась?

– Не знаю, – ответил я. – Кажется, с девчонками пошла.

– Ну, забежим ко мне? – предложил Алеша. – Заодно и позвоним ей. Может быть, у себя.

Мне и самому не хотелось прощаться. Времени‑то еще немного. Это просто дни такие – самые почти короткие в году дни… А вот почему так неожиданно исчезла Марина, и мне было интересно.

На Алешину просьбу позвать Марину к телефону дедушка ее сказал:

– Позову. Только занятая она дюже. Тут целая ассамблея.

Я тоже слышал, что сказал дедушка. Мое ухо едва не касалось красного уха Алеши.

– Какая еще ассамблея? – Алеша поднял брови.

– Наверное, делят четыре пары коньков на десять… – Я не договорил. Раздался нетерпеливый голос Марины:

– Ты чего, Лень?

– У тебя коньки наточены? А то принеси.

– Спасибо. Острые.

– А винты крепко закручены?

– Очень крепко. Все?

Я поспешил на выручку:

– Мы располагаем сведениями, что у вас проходит важная ассамблея. Председатель не нужен?

– Обойдемся… Впрочем, интересно – откуда сведения?

– Тайна.

– Ну, тогда и у нас тайна.

– Марина, умрем от любопытства.

– Так и быть, несчастные. Приходите через десять минут…

Не обманула. Когда постучали в ее квартиру, дверь без промедления отворилась, и Марина ввела нас в свою комнату. Там, в затаенном молчании, застыли несколько девочек. На полу, рядом со знакомой мне банкой краски, лежал фанерный щит. Вот что было написано на нем крупными голубыми буквами:

«ПИОНЕРСКИЙ КАТОК «ДРУЖБА»

Часы занятий: