Из которой читатель узнает, какая на меня была возложена трудная, опасная и почетная миссия

 

В школе готовились к празднику. Где‑то стучали молотком, сверху, из актового зала, доносились звуки баяна и голоса хора.

На лестнице нам встретилась учительница старших классов. Она нисколько не удивилась, увидев нас, лишь сказала:

– Не опаздывайте, ребята, в зал проходите. Уже начали…

В зал, понятное дело, мы не пошли, а свернули в коридор и через минуту были у запертых дверей своего класса.

Все‑таки я не напрасно назвал Алешу «великим мастером». Заниматься подгонкой ключа не пришлось – ключ точно подошел к замку.

Ничего для себя нового я не увидел. Но даже мне вид изуродованных парт показался ужасным. Страшно было подумать, какой бы разразился скандал, если бы через две недели вся эта картина предстала перед глазами ребят и учителей. Немедленно явились бы завуч, директор…

Наверное, об этом же думали сейчас и Алеша с Мариной.

– Ну, мальчики, – расстегивая пальто, покачала головой Марина, – наработали вы… Ой‑ой!.. А ему, ехал Грека через реку, гореть бы синим пламенем!

– Это уж точно, – поддержал Алеша и осторожно потрогал краску. – Не поздоровилось бы ему. И отцу бы влетело, на работу бы его сообщили.

– Отца у него нет, – сказал я. Сказал не для того, чтобы посочувствовали Греке, а просто так, ради восстановлена истины. Зачем говорить об отце, раз его нет.

Марина прошла к своему месту и всплеснула руками:

– А как мою истоптали!.. И все один след. Два кружочка на каблуке. Борька, – обернулась она ко мне, – покажи подметку.

У меня гармошка, – сказал я.

– Значит, Грека?

– Какая разница. – Я тоже принялся снимать пальто. – Давайте лучше скорее красить.

– Уничтожать следы злодейства. Эх вы, злодеи! – усмехнулась Марина. – Да вас бы по таким уликам в пять минут на чистую воду вывели.

Я промолчал. Не стал объяснять, что на этот счет у нас было кое‑что предусмотрено. Хотя, вообще‑то, права Марина – все равно дознались бы.

Пока мы с Сапожковой переговаривались, Алеша уже открыл банку с краской, приготовил скребок…

Дело у нас продвигалось быстро. Самую приятную работу выполняла Марина – красила. А парты ей готовил Алеша. Он счищал скребком краску в поврежденных местах и сбрасывал ее на газету. Мне оставалось самое неинтересное: держать обеими руками газету и смотреть, чтобы еще не просохшие кусочки краски не падали на скамейку или на пол.

Но я не роптал. Мне ли было роптать!

Все же не меньше двух часов ушло, пока мы добрались до предпоследней парты, той самой, за которой сидели Грека и Котька.

– Ну, что будем с ней делать? – спросил Алеша.

– Пусть сам решает, – Марина показала на меня и обмакнула кисть в краску. – Помазать не долго. Краски полбанки осталось.

Все‑таки какой‑то упрямый бесенок сидит во мне. Посмотрел я на парту, сплошь проштампованную моими же ребристыми башмаками, и небрежно сказал:

– Пусть остается на память.

Если бы Марина или Алеша посоветовали все же закрасить парту, я бы не подумал всерьез противиться. Так для меня было бы куда спокойней. Но они отговаривать не стали. А Марина даже огоньку подбросила:

– Значит, не трусишь?

Как было тут отступать! И я твердо, ни секунды больше не раздумывая, распорядился:

– Котькину половину покрасим. Он тоже не виноват. А Грекину оставим как есть.

Так и сделали. Левую половину, где сидит Котька, Алеша чисто выскреб, и в следующую минуту она сияла, как голубое небо. На правую же половину смотреть было противно.

Екнуло у меня в последнюю минуту сердце, словно в предчувствии беды.

– Ладно, докрашиваем последнюю – и домой…

На улице по‑прежнему нес мелкий, колючий снег, ветер то струил снежные ручейки поперек улицы, то гнал на нас, и, кажется, стало еще холодней. Короче, погода – не первый сорт. А нам эта скверная погода нипочем. Такое вдруг нашло настроение – громко петь хотелось, весь белый свет обнять хотелось.

А сильнее всех, конечно, я радовался. Еще вчера ругал себя, страдал, сомневался, сереньким и безвольным человеком считал. А сегодня – смотри‑ка! Задумал и сделал! Значит, гожусь на что‑то! И Алеша, словно подслушав мои мысли, подтвердил:

– Борь, а ты парень – ого‑го! Не сердись: шестеркой тебя обозвал. А ты – ого‑го!

А Марина вдруг подхватила меня под руку и засмеялась:

– Не так, Леня. Не «ого‑го», а «иго‑го». И не парень, а конь на звонких копытах! Ты просто молодец, Борька! Вот уж не думала!

И еще до колик в животе веселило нас то, как утерли нос Греке. Вот глаза‑то вытаращит!

Про «Клуб настоящих парней» я Алеше не рассказывал. А тут не утерпел. Сейчас вся эта история с клубом и клятвой, скрепленной сливочным коктейлем, казалась мне глупой и смешной.

– И главный в этом знаменитом клубе, – со смехом объяснил я, – конечно, сам Грека. Он – директор и педагог. Парты – это первое занятие. Тема занятия – выработка смелости и нахальства. Затем педагог обещает провести второе занятие, третье и так далее. До тех пор, пока не пройдем полный курс хулиганских наук. Сегодня его светлую голову посетили какие‑то новые идеи. Приказано явиться к 18.00… Нет, хватит! Я слагаю с себя почетный титул члена этого непревзойденного клуба. Так сегодня и скажу.

– Правда? Так и скажешь? – Марина даже забежала вперед, заглянула мне в лицо.

Я понял, что она ждет ответа не шутовского, а честного и серьезного. Подумал я, представил себе этот будущий нелегкий разговор у Греки и вздохнул:

– Что ж, придется. Скажу. А то вдруг заставит стекла в окнах бить или в чужой подвал залезть. Или, например, шины у «Жигулей» прокалывать.

– Фу, «акая гадость! – Марина отвернулась от меня, словно я и в самом деле собирался совершить все эти ужасные вещи. – Ну, почему вы, мальчишки, такие вредные? Ну, скажите!

Алеша, кажется, впервые не согласился с Мариной.

– Всех‑то зачем в кучу валить? Возьми наш класс. Грека – раз, ну Котька, может… Ну еще один, двое. Остальные– нормальные ребята. Ничего плохого не сделают.

Марина потерла варежкой нос:

– Посмотри, не отморозила?

– Пока на месте, – улыбнулся Алеша.

– Лень, я о чем? Все‑таки вы, мальчишки, какие‑то не такие. На плохое вас подбить – дважды два. А вот на что‑то хорошее – не допросишься.

– На что, например? – спросил я. – Культпоход в кино? По квартирам макулатуру выпрашивать? Или собирать в парке желтые листочки? Так это, Мариночка, старо, как Ледовое побоище. И надоело, как прошлогодняя заметка в стенгазете.

– Насчет макулатуры ты, Борь, загнул. – Алеша переложил сумку в другую руку. – Скучно! А если надо? И почему скучно? Мы с Вовкой пошли к одному пенсионеру. «Нету, говорит, у меня макулатуры». А нам во дворе одна девочка сказала, что он много‑много получает всяких журналов и складывает в подвале. Тогда я и говорю: «А может, все‑таки найдутся у вас какие‑нибудь завалявшиеся журналы, которые еще мыши не дочитали?» Он пальцем погрозил да как начал смеяться. Потом привел нас в подвал. А там этих журналов, может, целая тонна. Уже пожелтели. Мы с Вовкой штук сто принесли.

– Наш отряд тогда первое место занял. Помнишь? – сказала Марина и ласково посмотрела на Алешу. – Ваши журнальчики выручили… Лень, ты устал? Дай, тоже за одну ручку понесу.

– Хитрая! Мне самому мало…

Мы подошли к моему дому. Я взглянул на окна нашей квартиры и вспомнил, что мама давным‑давно ждет меня к обеду. Раз пять, наверное, подогревала. Да, пора было прощаться. Но до чего не хотелось! И Алеша и Марина, которую я раньше не очень‑то и уважал, сейчас стали вдруг такими близкими, нужными мне, просто необходимыми. А тут еще Марина, по‑моему, толкнула стоящую мысль:

– Вот Грека «Клуб настоящих парней» придумал, а что мы – рыжие, глупей его? Давайте организуем свой клуб… Ну?..

– Веселых и находчивых. – Это я машинально кольнул, без всякой подковырки.

Марина не обиделась:

– В принципе, да. Но не совсем..‑. Вот слушайте, что хочу предложить. Тогда станет понятней… Как бы это лучше сказать?.. Ну, мы какие‑то скупые. На хорошие дела скупые. Снег расчистить – не дозовешься. Дерево полить – ленимся. Или догадаться не можем. А место в трамвае уступить! Где там! Бывает, сидим, как с закрытыми глазами. Даже старичка не видим. Или помочь пенсионерке…

Я кашлянул. Мне показалось, что Марина чуточку затянула свое выступление. Таких фактов в «Пионерской правде» сколько угодно прочитаешь.

– Понимаю, – Марина быстро кинула на меня взгляд, – скажешь, старо. Скажешь, гайдаровский Тимур со своей командой занимался тем же. Правильно. Ничего нового. А все равно – хорошо.

– Сто раз с тобой согласен, – закивал Алеша, – Зачем выдумывать велосипед? Надо просто ездить на нем.

– Это все теория, – философски заметил я.

– А вот вам практика, – живо отозвалась Марина, – Папа вчера вечером привез из района елку. А дедушка еще днем купил. Две елки. Смотрите, как я рассуждала: одну поставим в моей комнате, другую – в общей. Как купчиха рассуждала. Ну, а зачем в квартире две елки?

– Многовато, – согласился Алеша.

А я пошутил:

– Я бы одну поклянчил – у нас плохая, да Лидушка уже нарядила.

– Отдала бы, не жалко… Но вот сейчас я придумала такое! Ни за что не отгадаете…

Тут уж Алеша решил блеснуть остроумием:

– В ванной комнате поставишь. А мыться будете у соседей.

Теперь наступила моя очередь:

– Вторую елку прибьешь кверху ногами к потолку.

Марина похлопала рукавичками:

– Браво! Но…

– Просто выбросишь?

– Не то. Я подарю елку сразу всем ребятам. Поставлю ее в центре нашего двора… Вот здесь. – И Марина по свежему снегу проложила тропу к дощатому квадрату песочника. Разговаривая, мы уже пришли к их дому.

Говорят, что все гениальное просто. Мы сразу оценили ее идею. Действительно, почему в парках или на площадях ставят елку для всех, а вот во дворе чтобы кто‑нибудь поставил елку – я такого не видел. Неужели кому‑то трех рублей жалко? Нет, просто не догадываются. Только и всего. А какая радость ребятишкам – елка во дворе! Не торчать же целый день дома ради елки!

А потом идеи посыпались одна за другой. Нарядить елку. Каждый принесет по две игрушки, и то вот как хватит! Сколько детишек во дворе! Вокруг елки зверей понаделать из снега, водой облить.

– Конфет навешаем, – сказала Марина.

Это мне показалось смешным.

– И сторожа поставим.

– Не надо сторожа. Устроим какой‑нибудь конкурс и беспокоиться не надо – готовы призы победителям. Теперь понимаете, как назвать наш клуб? «Веселых и добрых». А принимать в него всех, кто хочет быть веселым и добрым.

Я опять засомневался:

– Что‑то уж слишком просто.

– Но это и хорошо, что просто.

– Марина, а слушай, что я придумал! – Алеша весь сиял. – Установим на балконе мощный рефлектор, а перед ним круг из разноцветного целлофана. Круг поворачивается, а елка то красным светом освещается, то зеленым, то синим. Еще у меня желтый где‑то был. Поищу сейчас…

– А когда елку будете устанавливать? – спросил я.

– Сегодня. Правда, Лень? Ждать некогда, завтра – Новый год.

Алешу‑то незачем было спрашивать. Если Марина «за», разве он будет «против»?

– Сейчас пообедаем и начнем.

И меня вдруг охватило нетерпение.

– Я тоже пообедаю и прибегу.

– А как же – 18.00? – спросила Марина.

– Да ну, – махнул я рукой, – не пойду, и все.

– Обожди, тут надо разобраться, – сказал Алеша. – Ты член какого клуба? Нашего или Грекиного?

Такой вопрос мне показался просто оскорбительным.

– Да ты что, спятил! Конечно, вашего, то есть нашего.

– Обожди, не лезь в бутылку. Я и сам знаю, что нашего. А раз так, то что из этого получается? Получается, что ты, как настоящий разведчик, должен нейтрализовать их опасные замыслы. Правильно я говорю, Марина?

– Ты, Леня, молодчина! Конечно же, это очень здорово: знать коварные планы врагов и срывать их. Боря, ты представляешь, какая благородная миссия ложится на тебя?

Я уже все понял. Понял и то, как это будет трудно и опасно.

– Ой, как интересно! – совсем по‑девчоночьи восхитилась Марина.

Что верно, то верно – интересно. Попробовать, что ли? А‑а, была не была! Я отдал честь Алеше, потом Марине и четко доложил:

– Задание принято.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,