Александр Алексеевич Плещеев

(1775–1827)

Племянник первой жены Карамзина, Елизаветы Ивановны, рожденной Протасовой, и племянник единокровной сестры Жуковского, Ек. Аф. Протасовой, рожденной Буниной. Служил в гвардии, в 1799г. женился на красавице фрейлине графине Анне Ивановне Чернышевой, дочери фельдмаршала. Она от кого‑то забеременела, и, чтобы «прикрыть стыд», на ней женился Плещеев. Поженившись, молодые удалились в Орловскую губернию и никогда в Петербург не приезжали. Плещеев был человек богатый, славился на всю округу хлебосольством и умением устраивать увеселения в великолепном своем имении Черни. Он держал музыкантов, фокусников, механиков, выстроил у себя театр, сформировал из своих крепостных труппу актеров. Он не мог жить без пиров и забав, веселился каждый день с утра до вечера; сюрпризам, домашним спектаклям, fêtes champêtres[250], маскарадам не было конца. На домашнем театре представлялись комедии и оперы, сочиненные и положенные на музыку Плещеевым, в представлениях участвовал и сам он. Он был прекрасный чтец и актер, мастерски умел подражать голосу, приемам и походке знакомых, особенно уморительно передразнивал соседних помещиков и их жен. Был он смугл, с толстыми губами и черными кудрявыми волосами, приятели называли его «черная рожа» и «мой негр». Жуковский, когда живал у своих родственников под Белевом, часто приезжал в Черни, участвовал в спектаклях, в писании для них пьес и крепко сдружился с Плещеевым. Переписывались они всегда стихами – Жуковский русскими, Плещеев французскими. Плещеев сочинил музыку на многие романсы Жуковского, а жена его, обладавшая прекрасным голосом, пела их. Об отношениях между мужем и женой Вигель рассказывает: «Брачные узы забавнику Плещееву, как говорят, не всегда казались забавны. Они были блестящие и столь же тяжкие для него оковы. Графиня не забывала свой титул и была чрезвычайно взыскательна с мужем‑дворянином».

В 1817 г. жена Плещеева умерла, и он переселился в Петербург. Жуковский ввел его в «Арзамас». «Он возвестил нам его как неисчерпаемый источник веселий, – рассказывает Вигель. – А нам то и надо было. Сначала действительно он всех насмешил, но вскоре за пределами фарсы увидели совершенное ничтожество его. По смуглому цвету лица Жуковский назвал его Черным Враном; наскучило наконец слушать этого ворона, даже тогда, когда он каркал затверженное, а своего уже ровно у него ничего не было».

Через Жуковского Плещеев попал в чтецы к императрице Марии Федоровне; был членом театральной дирекции и некоторое время заведывал французской труппой; умер камергером в чине тайного советника.

Дмитрий Петрович Северин

(1792–1865)

Сын капитана гвардии, впоследствии витебского губернатора и сенатора. Воспитывался в Петербурге, в иезуитском пансионе, вместе с князем П. А. Вяземским. Учился прекрасно, был хороших способностей и поведения образцового. Служил в коллегии иностранных дел, часто по делам службы живал за границей, исполнял мелкие дипломатические поручения. Пописывал стихи, приятели ценили его остроумные экспромты и мелкие стихотворения, но напечатал он только одну переводную с французского статейку да пару плохих басен. Находился в приятельских отношениях с князем Вяземским, Жуковским, Батюшковым, Блудовым. По всему судя, был человек интересный. Батюшков, например, писал в 1818 г. Вяземскому: «…как ни скучен Петербург, но там, где живут Карамзины, Салтыков, Уваров, Тургенев, Северин, можно найти веселые минуты и отдохнуть умом и сердцем». Приятели ввели его в «Арзамас». Дочь Блудова вспоминает о нем: «…желтое и кисленькое лицо, чопорная фигура». Вигель характеризует так: «В это время худенький Северин был точно на молоке испеченный и от огня слегка подрумяненный сухарь. Что касается до характера, это было удивительное слияние дерзости с подлостью; но надобно признаться – никогда еще не видал я холопства, облеченного в столь щеголеватые и благородные формы». Прозвище ему в «Арзамасе» было Резвый кот. Что‑то в нем было от кошачьей ласковости и резвости, – в школе его тоже прозвали Котенком. Моральные же качества, видимо, были действительно невысокого сорта. А. Тургенев о невысоком и худощавом Северине писал Вяземскому: «…душа его мельче его роста и тонее его ног»; а в другой раз писал ему же: «Северин и Дашкову хотел наделать мерзостей, но не удалось. Дашков презирает его по‑нашему». «По‑нашему» – это неверно. Вяземский любил Северина и всю жизнь неизменно дружил с ним. Но от нападок Тургенева защищал его вяло и без уверенности: «…охота тебе ругать мне Северина! Я не могу ни выдавать, ни оправдывать его… Переменить мнение свое о нем вверх дном не могу, да, признаюсь, и не хотел бы. Что пользы? В нашем быту людей познавать до внутренней нет никакого прока, а только горечь. Вам иногда хорошо знать, чем сосед пахнет; но мне, гуляющему по раздольному полю, и небезвыгодно, и гораздо приятнее дорожить иногда своим тупозрением».

Каковы были отношения между Севериным и Пушкиным в Петербурге, мы не знаем. В 1823 г. Северину пришлось быть в Одессе. Там в это время жил Пушкин. Тургенев писал Вяземскому: «…поэт‑африканец был в Одессе у Северина, который сказал, чтобы он не ходил к нему; обошелся с ним мерзко, и африканец едва не поколотил его». Северин был взглядов самых реакционных и сходился в них со своим шурином по первой жене, А. С. Стурдзой. Видимо, он не желал, а может быть, и боялся сношений со ссыльным Пушкиным. Пушкин написал на него эпиграмму «Жалоба»:

Ваш дед портной, ваш дядя повар,

А вы, вы знатный господин, –

Таков об вас народный говор,

Высокородный Северин.

Потомку предков благородных,

Увы, никто в моей родне

Не шьет мне даром фраков модных

И не варит обеда мне.

Мать Северина была дочь дворового человека, воспитанница баронессы Строгановой, – возможно, что по материнской линии у Северина были родственниками повар и портной. Однако неизвестно точно, действительно ли эпиграмма Пушкина направлена на Северина: с его именем эпиграмма была напечатана Гербелем в берлинском издании запрещенных стихотворений Пушкина; в дошедшем же до нас черновом автографе эпиграммы имени Северина нет, четвертый стих читается так: И дива нет, – не вы один.

Обычно принимают, что именно эта эпиграмма была причиной враждебного приема, оказанного Севериным Пушкину в Одессе. Навряд ли Пушкин, написав такую эпиграмму, пошел бы к Северину. Гораздо вероятнее, что она была ответом на оказанный ему прием.

Впоследствии Северин был чрезвычайным посланником и полномочным министром сначала при Швейцарском союзе, потом при баварском дворе. Умер в глубокой старости, в чине действительного тайного советника.