Евреи знакомятся с Вавилоном: иммиграция, культура и письменность

 

Чтобы обнаружить и понять факт присутствия вавилонской традиции в Библии, нам надо представить себе то психологическое и религиозное состояние, в котором находились еврейские пленники, впервые увидев этот огромный город вокруг огромной башни, в котором им теперь надо было поселиться. Они были, если можно так выразиться, целой общиной вынужденных переселенцев, перемещенных из их разрушенной столицы в столицу чужого и намного более сильного государства. Поносимые своими пророками за нечестивое поведение, дрожащие от страха в ожидании немыслимых кар, лишившиеся почти полностью своего былого благосостояния, они наконец подошли к вавилонским городским воротам – настоящие перемещенные лица.

Мы до сих пор почти ничего не знаем о том, что сталось с этой перемещенной общиной. Нам известно, что самые знающие и умелые нашли себе место в столице, в то время как основная масса иммигрантов, несомненно, была размещена в пригородах больших городов и там, где имелась нужда в рабочих руках. Судьбу одной группы еврейских переселенцев мы, однако, можем проследить от самых городских ворот, через которые они вошли в Вавилон, благодаря так называемым табличкам дворцового архива. Они представляют собой журнал учета продуктов (таких, как ячмень и оливковое масло), выдававшихся для поддержки разных перемещенных групп населения. В частности, на них обнаружены записи о выдаче продуктов юному царю Иехонии и его окружению, считавшимся «гостями империи» [105]:

 

30 литров (масла) для Йаукина, царя Иудейского,

2½ литра для пяти сыновей царя Иудейского,

4 литра для восьми иудеев, по У литра на каждого.

 

В этом журнале также упоминаются еврейские плотники и лодочники, в полном соответствии с перечислением групп депортируемых евреев у пророка Иеремии. После нескольких десятилетий заключения царь Иехония был, наконец, освобожден:

Вавилонский список продуктов для пленного царя Иехонии, в котором он назван по имени

 

 

27В тридцать седьмом году пленения Иехонии, царя Иудеи, в том году, когда Эвил-Меродах стал царем Вавилона, он выпустил Иехонию, царя Иудеи, из темницы на двадцать седьмой день двенадцатого месяца. 28Он говорил с ним дружелюбно и возвысил его над всеми царями, бывшими с ним в Вавилоне. 29Иехония сменил свои темничные одежды и остаток своих дней всегда ел за царским столом. 30Изо дня в день он получал от царя постоянное содержание всю свою жизнь.

2 Царств 25: 27–30

 

Этот Эвил-Меродах (по-аккадски Амель-Мардук) был царевич, наследник престола после Навуходоносора; судьба его, однако, незавидна: он царствовал всего два года, в 562–560 гг. до Р. Х., и был убит. Согласно Хронике Иерахмиила, составленной неким французским раввином в XII веке на основе неизвестных нам источников, этот царевич, носивший сначала имя Nabū-šuma-ukīn, был заподозрен отцом в дворцовом заговоре и брошен в темницу, где томился Иехония. Этот эпизод не описан в Библии, но зато найдена вавилонская клинописная табличка, на которой царевич Набу-шума-укин в поэтической форме обращается из темницы к богу Мардуку; позднее, взойдя на царство, в благодарность за свое избавление он сменил свое имя на «Амель-Мардук», т. е. «человек Мардука».

Проследить дальнейшую судьбу евреев в Вавилоне не представляется возможным ввиду скудости имеющихся на сегодняшний день археологических и письменных данных. Некоторые имена в вавилонских записях предположительно принадлежат евреям – но это нельзя считать надежным свидетельством [106].

Некоторые заключения можно, однако, сделать на другом уровне. Поскольку в 587 г. до Р. Х. вавилонская армия полностью разрушила иерусалимский Храм и весь город, у еврейских изгнанников не осталось никаких материальных объектов, на которых могла бы основываться их культура и национальная идентичность. Их политическая и религиозная столица разрушена, их идущая от Давида древняя царская династия прервалась. У них больше не было культового центра, вокруг которого могла бы сформироваться их религиозная жизнь, – остановился сложный годовой круг богослужений и жертвоприношений, совершавшийся в их Храме в течение бесчисленных поколений.

Вообще-то религиозная жизнь евреев не предполагала, что для совершения богослужения нужны какие-либо изображения их бога. Их религия, если не принимать во внимание многочисленные отклонения и искажения, столь яро обличавшиеся их пророками, была строго монотеистической верой в единого всемогущего бога, которого никто не может увидеть. Вторая из десяти заповедей говорит: Пусть не будет у тебя других богов, кроме Меня [141], и при буквальном прочтении в ней не обнаруживается утверждения, что других богов не существует, – наоборот, в ней можно увидеть допущение, что другие боги есть, но они для других народов. Бог евреев был богом мужского пола, не имевшим ни имени, ни жены, ни детей. Эта религия, в особенности извлеченная из своего обычного контекста, была чисто концептуальной верой в неосязаемое, не основанной ни на каких образных параллелях или материальных предметах. В отличие от окружавших их вавилонян, у евреев не было божественного изваяния, восседающего на божественном троне, принимающего их жертвы и выслушивающего их прошения, взирая на них сверху вниз с видом мудрого родителя. Ветхозаветная еврейская религия с самого начала радикально отличалась от всех предшествовавших ей и современных ей религий тем, что бог евреев оставался абстрактным понятием, далеким и невидимым, без изображений и без окружающей его семьи. Никакая другая религия античности не могла бы сохраниться, оставаясь полностью сконцентрированной на единственном боге, которого невозможно увидеть. Когда евреи пришли в Вавилон, эта их абстрактная вера, а вместе с ней и их национальная идентичность остались без всякой образной и предметной поддержки[142].

Представим себе еврейского иммигранта в дружеской беседе с вавилонянином где-нибудь на рыночной площади. Он вряд ли найдется, как ответить на совершенно естественные вопросы собеседника – как зовут вашего бога? как он выглядит? где он живет? кто его жена? сколько у него детей? Следует, однако, отметить, что в эту самую эпоху происходят существенные сдвиги в религиозном сознании вавилонян. Постепенно сформировалась идея, что вавилонский государственный бог Мардук не столько царь над всеми другими богами – это был его традиционный статус, – сколько один-единственный реально значимый бог. В течение почти трех тысячелетий месопотамские культуры изобиловали множеством больших и маленьких богов, но именно в нововавилонский период мы видим, как на фоне этого богатого политеистического пантеона проявляются структуры вновь возникающего монотеизма. Взять хотя бы вот этот безобидно выглядящий маленький богословский текст [107]:

Ураш – Мардук растений

Лугальакиа – Мардук подземной воды

Нинурта – Мардук мотыги

Нергал – Мардук войны

Забаба – Мардук битвы

Эллиль – Мардук господства и осторожности

Набу – Мардук учета

Син – Мардук как осветитель ночи

Шамаш – Мардук справедливости

Адад – Мардук дождя

Тишпак – Мардук гостеприимства

Иштаран – Мардук…

Шукамуну – Мардук корыта

Мами – Мардук гончарной глины

 

Этот совершенно удивительный документ показывает развитие богословской мысли в совершенно конкретную историческую эпоху. Наш богослов утверждает, что Мардук в действительности единственный бог, определяя каждого из четырнадцати других главных божеств – каждое из которых с древности имело свой собственный культ, свои храмы и изображения, своих почитателей – всего лишь одним из аспектов Мардука, одним из его, так сказать, ведомств[143]. И этот текст не единственный; аналогичные «синкретические» рассуждения имеются относительно супруги Мардука богини Царпаниту и их сына Набу, из которых составляли некую, если позволено будет так выразиться в данном контексте, божественную троицу. Имеются и более подробные богословские рассуждения в том же духе[144].

 

Возникновение нового монотеизма вокруг бога Мардука

 

Уникальный статус Мардука как единственного бога в собственном смысле слова, существовавший в эпоху Навуходоносора, перешел позднее, при царе Набониде, в аналогичный статус Сина, бога Луны. Набонид был последним вавилонским царем до завоевания страны

Персией; тому, что он стал царем, много способствовала его мать Адда-гуппи, весьма замечательная женщина, в течение более чем полувека бывшая жрицей бога Сина и воспитавшая Набонида в почитании этого бога. Между жрецами Мардука и почитателями Сина образовались весьма напряженные отношения, которыми воспользовался персидский царь Кир, чтобы разбить и завоевать Вавилонское царство. До этого в месопотамском обществе никогда не было столкновений или притеснений на религиозной почве; по крайней мере, в письменных источниках нет никаких намеков на это. Иностранцы были просто иностранцами; их могли опасаться или презирать, но с ними никогда не враждовали по причине «другой веры». Каждый человек знал и почитал многих разных богов, и боги-новички только приветствовались; статуи чужестранных богов часто привозились после успешных военных кампаний и устанавливались в ассирийских и вавилонских храмах. Чужие боги, как и чужая магия, могли быть могущественными, в особенности если они принадлежали сильному врагу; а после их установки на новом месте эти боги, конечно, переносили свое покровительство на тех, кто теперь стал совершать им жертвоприношения. По прошествии какого-то времени имена новых богов, как бы варварски они ни звучали, вносились в официальный список богов. Религиозная нетерпимость возникла только с распространением эксклюзивного монотеизма, и в рассматриваемую эпоху такой монотеизм появился в Месопотамии впервые в ее истории.

Таким образом, евреи встретились здесь с местной религиозной системой, которая к этому времени стала более похожей на их собственную, чем она была в более раннюю эпоху. Вавилонский монотеизм, был ли он результатом государственной политики или богословских диспутов в семинариях (не говоря уж о досужих уличных разговорах), оказался опасным фоном, на котором еврейские переселенцы должны были существовать, храня в чистоте свою веру в единого бога и защищая ее от чужеродных влияний. Нелишне также отметить, что похвальные эпитеты, которыми награждался бог Мардук (пастырь, защитник бедных и немощных, покровитель вдов и сирот, поборник правды и справедливости…), должны были звучать более чем привычно для евреев, выросших в своей собственной религиозной традиции.

Можно назвать много причин, по которым переселение еврейского народа в космополитическую вавилонскую среду VI века до Р. Х. должно было достаточно быстро привести к его полной абсорбции, а затем к исчезновению. Этот процесс должен был стать еще более легким благодаря наличию у обоих народов общего языка – арамейского, которым и те и другие владели наравне с собственным (древнееврейским у евреев и аккадским у вавилонян).

 

Вавилонская школьная задачка: записать клинописью буквы арамейского алфавита. Ответ: a bi gi da e u za he tu ia ka la me nu ṣa a-a-nu pe ṣu qu ri ši ta

 

В целом евреи и вавилоняне являлись достаточно близкими народами, поскольку принадлежали одной и той же семитской языковой ветви, – хотя эту близость трудно измерить. При достаточно предсказуемых условиях и без всякого внешнего вмешательства еврейские переселенцы из Иудеи должны были исчезнуть из нашего поля зрения вместе с их неуловимой верой, лишенной идолопоклонства, – ведь именно так на столетие раньше жители Израильского царства, уведенные в Ассирию после военного поражения, практически полностью потерялись из виду. Мы можем поэтому представить себе, что те члены иудейской общины, кто чувствовал себя ответственным за нее как в социальном, так и в религиозном плане, должны были подумать о каких-то упреждающих мерах, которые могли бы скрепить их общину.

Автор книги, которую вы читаете, полагает, что именно из совокупности вышеизложенных обстоятельств родилось начальное побуждение составить полный корпус еврейской Библии. Потребность в этом возникла с первых моментов жизни в вавилонском изгнании, а не в более позднюю персидскую или эллинистическую эпоху, как обычно предполагают. Следовало представить еврейскому народу достаточное объяснение того, как и почему иудеи оказались пленниками здесь в Вавилоне, оставив в руинах позади себя родную страну и все, что было им дорого.

Это объяснение было предложено в форме длинного и убедительного рассказа, начинающегося от самого сотворения мира и продолжающегося чередой патриархов и царей вплоть до событий текущего времени. Нитью рассказа являлась непрерывность истории, со всеми ее неопределенностями, спорами и ошибками. В корпус текстов требовалось также включить собрание культовых традиций, поэзии и поучений; но основным его назначением было дать ясное объяснение того, что произошло от начала времен, и показать, что весь исторический процесс от сотворения мира состоял в развертывании божественного плана, в центре которого находились они – избранный народ. Полученная в результате этой работы компиляция умело составленных повествований и других текстов имела своим назначением стать чем-то вроде настольной книги перемещенных евреев.

В свете такого объяснения становится ясной роль различных составных частей еврейской Библии. Большое значение, отводимое генеалогии, имело целью утвердить поколебленное еврейское самосознание: вся эта коллекция родословий колен Израилевых ни у кого не должна была оставить сомнений, кто к какому колену принадлежит. Первая книга Паралипоменон выглядит прямо как телефонный справочник, где можно всех найти по именам – например, женихов для своих дочерей.

Записанный текст еврейской Библии – творение рук человеческих, независимо от того, какой источник вдохновения мог породить его или порождаться им. Руководствуясь этим принципом при чтении Библии, мы на каждом шагу найдем ему подтверждение. Об этом говорят, с одной стороны, ненужные повторения и неуместные вставки, а с другой – противоречащие друг другу и частично перекрывающие друг друга рассказы, а также, как мы видели выше, ссылки на использованные источники. На этом основании мы можем сделать некоторые умозаключения относительно процессов создания библейского текста, аналогичных тому, как создается любая большая и сложная литературная компиляция, например многотомная энциклопедия.

Еврейский текст Библии бесконечно сложнее и больше, чем все, что может сделать один человек; в этой работе участвовало много исполнителей под началом нескольких «руководителей проекта». При этом широко использовались различные уже существовавшие материалы, которые либо перерабатывались, либо вставлялись в результирующий текст. Следует отметить несколько важных моментов:

 

1. Причиной того, чтобы начать такую огромную работу, должно было стать какое-то важное событие или насущная потребность, а сама работа была начата в какой-то определенный день и год.

2. Должно было иметься ясное видение целей проекта, поддерживаемое на протяжении его исполнения для достижения внутренней согласованности результатов.

3. В какой-то момент руководители проекта должны были прийти к согласию в том, что работа, по крайней мере первоначальная, закончена.

 

Я думаю, таким образом, что Библия стала такой, какой мы ее знаем сегодня, в конкретное время, в конкретном месте и при конкретных обстоятельствах – а именно в период Вавилонского плена и в качестве прямого ответа на это событие.

Это общее утверждение не противоречит хорошо известным результатам внутреннего построчного анализа библейского текста, выделяющего в нем несколько различных авторов (таких как J, P и E), поскольку, как я предполагаю, в работе использовались все доступные на тот момент источники, некоторые уже с историей предшествовавшего редактирования; процесс редактирования, объединения, переплетения источников был, вероятно, долгим и постоянным.

Из того, что столь большой и сложный результат мог быть получен обработкой столь разнородных источников, можно вывести несколько заключений. Эту компилятивную работу должна была выполнять группа исполнителей, пользовавшихся доступом ко всем имевшимся архивам, под руководством признанного всеми «редакционного совета», который мы можем себе представить как некое Бюро еврейской истории. Далее, тот факт, что все, или почти все, библейские книги написаны на древнееврейском, а не на арамейском языке, указывает на потребность сохранить политическую идентичность: Библия создавалась только для еврейского читателя.

На этом общем фоне включение отдельных элементов вавилонской традиции становится особенно заметным. Может быть, у еврейских мудрецов просто не хватило собственных идей о происхождении мира и человеческой цивилизации. Так или иначе, некоторые из самых замечательных вавилонских сюжетов были ими использованы – но, что очень важно, не полностью. В особенности начало книги Бытия было бы совсем другим, если бы под ним не лежал клинописный источник с соответствующими рассказами; но при переработке этих рассказов им был придан уникальный еврейский смысл, благодаря которому они смогли выполнять свою функцию в совершенно новом контексте. Ниже мы рассмотрим три несомненных примера применения этого метода.